свою мечту. Но, все-таки, ее любили как не любили ни одну из певиц прежде -
она была святой, перед ней благоговели, среди миллиардов ее поклонников
нашлось несколько миллионов в ком пробудился поэтический дар, и можете
представить, сколько ей было посвящено стихов! Только известных, пришедших
ей (среди которых были и стостраничные поэмы) - хватило бы на семь
тысячелетий беспрерывного чтения, простых, восторженных текстов приходило
еще больше...
три года - ему пятнадцать исполнилось), что объявляется конкурс - пусть
поэты присылают свои письма, и еще - незначительную сумму переводом. Один
победитель удостоится разговором с самой Кэролайн. Как же вспыхнули тогда
глаза Вилтора, с каким же рвением принялся он тогда записывать стихи. Он
писал целый день, и целую ночь - потом у него закружилась голова, и он
несколько часов пролежал в забытьи, зато как очнулся - принялся писать
дальше, и так, не останавливаясь, в одном порыве, писал до тех пор, пока не
была завершена убористым подчерком большая тетрадь. Из носа его давно шла
кровь, в глазах темнело, но он совсем не замечал этого - вот принялся
перечитывать написанное, и эти стихи показались ему самыми прекрасными из
всего, что когда-либо создавалось поэтами. Он рыдал от восторга, он в
неистовстве носился по своей комнате, и вновь пал в обморок, но тут же и
очнулся - некогда жизнь не представлялась ему такой прекрасной, ведь он был
уверен, что такие прекрасные стихи не могут занять какого-либо места кроме
первого.
сказочном, восторженном сне пролетели, ничто, кроме предстоящей встречи с
Кэролайн было уже для него незначимо, и в те мгновенья, когда эти жгучие
страсти хоть немного укладывались, он принимался писать все новые и новые
стихи, которые намеривался вручить ей при встрече. Но уже было упомянуто,
сколько приходило ей стихов (именно поэтому и решили устроить этот конкурс -
выжить на ее имени еще денег) - и, конечно же, первое место заслужил
какой-то маститый поэт. Неумелые же, пылкие стихи Вилтора, проверенные
компьютером, не вошли не только в число первой сотни, получивших билеты в
первые ряды на один из ближайших ее концертов, но, по видимому, и в первый
миллион. Сначала Вилтор не мог поверить, и, рыдающий, связался с компанией,
спрашивал - быть может, перепутали имя. Отвечал ему механический голос -
извинился, сообщил, что - это десять тысяч такой то подобный звонок за
сегодняшний день, а на крик Вилтор, может ли он получить рукопись и
"Прочитать всем, всем, чтобы прошло это недоразумение глупое!" - тот же
голос отвечал, что все рукописи, в связи с большим их количеством, во
избежание путаницы уничтожаются, о чем было объявлено еще ранее. На этом
связь была оборвана.
депрессию. Он ни с кем не разговаривал, никогда не улыбался, почти ничего не
ел - исхудал страшно, ходил со ввалившимися, темными глазами, и часто-часто
можно было видеть его плачущим. Спасла его Кэролайн. Пусть в записи, через
технику, которая якобы "передавала саму жизнь" - терялось что-то неуловимое,
непостижимое для объяснение - все-таки, и через технику она сияла, она звала
к свершениям, к любви.
размышления. Наконец, он пришел к выводу, что должен оказаться от этих своих
безудержных порывов, что приведут они его в конце концов к тому, что он
изгорит без следа. А, ведь, между прочим, в последнее время много ухудшилось
его успеваемость в школе совмещенной с академией. (После реформы двадцать
первого века средние и высшие учебные заведения были совмещены, и только для
каждого в самом начале, на основе различных психологических тестов
выбиралась будущая специальность, на основе чего и записывался он в тот или
иной факультет). Вилтор попал на факультет биологии, и действительно - эта
наука его интересовала. Только придя в себя после поражения на конкурсе
поэтов понял Вилтор, как отстал, и взялся за учебу почти с той же
одержимостью, с какой недавно писал стихи. В короткое время из отстающих он
перебрался в лучшие ученики. И ему было приятно, когда его хвалят, он
говорил себе так: "Что же - поэта из меня не получилось, но ничего - у тебя
есть другой путь, путь биолога, и здесь ты можешь достичь многого, кое-кем
из людей сведущих уже признан твой талант. Иди-иди этой дорогой, Вилтор -
так было указано судьбой - это твоя дорога, и именно на ней ты можешь
принести пользу человечеству. Да, да - ты сделаешь много славных открытий,
Вилтор, и, кто знает - быть может, весть о тебе дойдет до Нее, быть может,
ты тогда удостоишься разговором с ней" - и глаза Вилтора затуманивались,
заволакивались восторженными слезами - он сидел, весь сияющий любовью, а
потом, так же сияющий, с воодушевлением брался за работу.
что незадолго до этого широко отмечали рождение пятисотмиллиардного
человека. И пусть компанией, с которой был подписан контракт Кэролайн
владели по большей части алчные мысли - пусть - они, все-таки, были орудиями
рока - они, несмотря ни на что, делали доброе дело - доставляли сияние
Звезды Кэролайн для всех желающих, а это были все эти пятьсот миллиардов.
Ведь когда появляется что-то действительно прекрасное, то стремятся к нему
все - забывая, что это - музыка, картина, свет - просто чувствуют, как
пробуждается что-то лучшее, что, быть может, и дремало в их душах. И
многие-многие миллионы грезили так же как Вилтор - все стремились к
самосовершенствованию, к тому, чтобы стать достойными встречи с нею. С
появлением ее почти сошли на нет войны, убийства, грабежи и иные людские
преступления. Зажиревший, думавший раньше только о деньгах политик собирался
уж объявить войну, но тут вставали пред ним прекрасные очи Кэролайн, и он
вместе с ними вспоминал и детство свое, когда он еще не был политиком, но
просто малышом, и все представлялось ему добрым и сказочном; вспоминал и
детские сны свои - и над всем этим сияли очи Кэролайн, лился ее голос - и
пробуждалась в политике совесть, и никакой войны не было. Тоже было и с
другими преступниками, которые, впрочем, вскоре уже становились нормальными
людьми, и стремились к свету, тоже грезили о встречи с Ней.
космоса, да и каждая из наук процветала. Кэролайн воспринималась уже иначе,
как прежде, она стала для всех такой же обыденной, как Солнце. Солнце
светит, и то, что оно дает всему жизнь воспринимается как должное - да
как-то иначе попросту и быть не может - не было бы солнца, не было бы и
жизни. Но вот новое солнце, точнее - Звезда. Она сияла теперь в душе каждого
и день, и ночь. Она двигала к прекрасным свершениям. Никто уже и представить
не мог, что она все-таки человек, что у нее тоже есть сердце, какие-то
сокровенные мысли, желания...
двадцать, а любви, той единственной любви, когда соединяются две половинки
единого целого и навечно, не было, и быть не могло. Все чаще чувствовала она
себя не Звездой, но костром от начала очень ярким, но уже прогорающим -
пожалуй, только груда углей и осталась, и никто не мог подкинуть ей в сердце
новых дров. Она выходила на сцены, она общалась и общалась с этой
беспрерывной вереницей тут же уходящих в небытие лиц, и со слезами
вспоминала детство на Сириусе, там она, по крайней мере, могла оставаться со
своей куклой, играть. Все чаще ей казалось, что ее окружает темная
бесконечность, она из последних сил льет в эту бесконечность свой свет, и...
ей было страшно, ей хотелось покоя, ей хотелось любви, но ни того, ни
другого не было. Однажды она почувствовала родственную душу - мелькнула она
в клубящемся вокруг ее мраке, но только мгновенье это продолжалась - вокруг
клокотала эта темная толпа, и тут же поглотила этот лучик надежды. До этого
Кэролайн еще пыталась казаться жизнерадостной, даже улыбалась - теперь
надвинулось то, что никто и не ожидал от звезды - депрессия. Как когда-то
Вилтор она перестала с кем-либо разговаривать, не улыбалась, почти ничего не
ела. Только если для Вилтора была звезда Она, то для самой Кэролайн такой
звезды не было. К ней пришел директор компании - мужчина в летах пытающийся
сохранить былое высокомерие, но благодаря Кэролайн уже не в силах этого
сделать. Он сидел перед ней в роскошно обставленном покое, и глядел на нее с
жалостью, едва сдерживая слезы. Кэролайн никогда не использовала никакой
макияж - самая лучшая косметика была для ее красоты все равно что надпись
"звезды", заменяющая бесконечное звездное небо. Она также никогда не
одевалась в роскошные наряды, и теперь сидела, заплаканная, в простеньком
платьице, сродни тому, в котором исполнила когда-то первый концерт для
колонистов Сириуса. Руки ее были нервно сжаты, подрагивали, и в них, к ужасу
директора, дымилась сигарета. Он только вошел, только увидел эту сигарету, и
взмолился:
брось эту сигарету.
восторг и боль - боль была в этих глазах. Кэролайн затянулась, закашлялась,
а потом, роняя одну за другой слезы, прошептала:
тут же вскочил, и стремительно стал прохаживаться перед нею - вот он стал
молить, и совсем забылся, молил так, как молит разве что юноша-поэт - нет -
невозможно было представить, что еще за несколько лет до этого, до появления
Кэролайн он был законченным подлецом, казалось бы без проблеска надежды на
исцеление.
руке сигарету, вновь затянулась. - Я уже долго думала... Я так истомлена...
Я решила окончательно... Можете говорить, можете делать что угодно - я уже
не переменю своего решения.
Орлов Алекс
Андреев Николай
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Прозоров Александр
Посняков Андрей