обвившей шею веревкой. Прелестная картинка!.. И что же дальше, дружок?
Какие-нибудь мудрые мысли напоследок или небольшая проникновенная речь?..
Он усмехнулся. Что же вы предпримите в свою последнюю минуту, сеньор? Что
скажете такого, что следовало бы услышать потомкам?.. О том, что жизнь
полна помоев по самый край, что хороших людей меньше, чем плохих, что за
долгие годы, можно сказать, десятилетия, он, Виктор Пицеренко, мужчина с
высшим образованием, не урод и не лодырь, прошедший огонь, воду и медные
трубы, так и не обзавелся ни одним мало-мальски приличным товарищем?
было как угодно, в зависимости от настроения. Он скверно поступил, что
забыл Майкла. Тот в самом деле любил его. Викки и Микки образовывали в
совокупности довольно славный дуэт, в унисон роняющий слезу по временам
"Битлз", неплохо исполняющий последнюю песнь "Варяга", "Йестедей" Пола
Маккартни и гремуче-веселящее "Взвейтесь кострами...".
обязательно явится. Посочувствует и ему, и себе, потому что только с Вилли
у него получались настоящие "рашен загуль". Эти самые "загуль" Микки
чрезвычайно уважал, видя в них одно из таинств великой северной державы. К
таинствам подобного рода он желал приобщаться примерно раз в месяц. И раз
в месяц он с германской пунктуальностью приходил к Вилли с сумкой, забитой
разнообразными продуктами, а также с неизменной литровой бутылью виски. О
своей очередной готовности к "загуль" он не забывал оповестить заранее. К
таким мероприятиям он готовился ответственно, чрезвычайно опасаясь
возможных препятствий. По его мнению, секрет посвящения в таинство Вилли
знал доскональнейшим образом. Других русских знакомых у Майкла не
водилось, и так уж получалось, что месяц от месяца дружба их крепла. "Без
загуль ви такие же как ми, - вещал он. - Скучни и жадни сухарь". Вспомнив
изречение приятеля, Вилли невольно улыбнулся и тут же с досадой отметил,
что Виктор в нем все еще силен. Этот самый Виктор отчаянно не хотел
умирать, и снизойдя до собрата, Вилли великодушно предложил привести
сколь-нибудь убедительные доводы в пользу продления жизни. У Виктора
подобных доводов не нашлось, но и прошение о помиловании он рвать
отказался.
забраковал. Он вообразил, как, опрокинув под собой стул, он ринется вниз,
подгоняемый зовом земли, распахивая рот, судорожно напрягая мышцы спины и
шеи. Вышедшие из повиновения руки будут скользить по веревке, силясь
подтянуть задыхающееся тело; ноги, пожалуй, сами собой забросятся на край
шкафчика, стоящего неподалеку, тем самым ослабив нагрузку вдвое, а там,
глядишь, хитрец-Вилли дотянется и до чертового крюка. Спастись ему скорее
всего не удастся, но помучается он крепко. Словом, вариант не годился.
Лучше уж сразу разбежаться забиякой-козелком и сигануть в окно головой.
финиширующего велосипедиста, лицо и руки во множественных порезах. Хотя,
вероятно, бултыхать ногами он не будет. Лететь вниз - дело привычное - что
с парашютом, что без. Не дай только Бог угодить на какого-нибудь
случайного пешехода. То-то будет причитаний в газетах: "свихнувшийся
эмигрант-камикадзе убивает невинных ситизен..."
сигать из окна. Да и на кого он будет похож там, на лощеном европейском
тротуаре? Мокрое месиво без лица, без единой целой косточки, с расколотым
черепом и выпученными от внутреннего кровяного удара глазами. А если
поблизости окажутся дети?.. Его передернуло. Вода в ванной зажурчала
звонче, на более высоких тонах закричали соседи за стеной.
какой-нибудь волосок, но не сумел.
действовать, то действовать решительно, без раздумий. Несколько
оживившись, Вилли в последний раз обежал глазами комнатку. Через
час-другой сюда заявится посыльный от хозяина и принесет розовую квитанцию
счета. А чуть позже, вполне возможно, ворвутся гаврики из казино и ножами
начнут полосовать по груди и по спине. Кажется, его долг у них до сих пор
на счетчике. Сколько же всего там набежало?..
пирамидкой лежали таблетки асептозола. Хитрец, ничего не скажешь! Заранее
предусмотрел все. А может, не предусмотрел - предощутил. Мозг в подобных
обстоятельствах мало чего стоит... Прозорливый Вилли застенчиво вздохнул,
укрывшийся в недрах души Виктор грозно выругался. Как бы то ни было, но
средством для трусов они запаслись заранее, еще не зная, воспользуются
этим или нет.
поздравляем!..
прозвучал неожиданно громко. Даже крики за стеной на мгновение стихли.
Так почему же не воспользоваться соответствующим снадобьем? Не каждый
сумеет, как Хемингуэй...
каблуком. Это была его первая операция и он заметно нервничал.
рассеянно прищелкнул пальцем по висевшей на поясе рации.
пора, тебе скажут. А до того времени...
от его комнаты.
Малькольма я уже выслал. В общем, вперед, мальчики!
поясном ремне.
Ворвавшись в номер, они миновали темный узкий коридор и набросились на
человека, полулежащего на диване. Темный загар, серебряные виски - они
попали туда, куда нужно. Громко икая, Вилли Пицеренко силился отхлебнуть
из стакана. Глаза у него успели помутнеть, на непрошенных гостей он даже
не обратил внимания. Выбив посудину из рук самоубийцы, Таппи рывком
подтянул мужчину к себе, животом ловко уложил на колено.
пластиковую посудину и покосился на стол, где оставалось всего несколько
таблеток. - Давай, парень, напрягись. Потом будет легче.
пробудившаяся жертва с мычанием лягнула его в живот. Следующее, что сделал
Вилли, это ухватил за ступню агента, видимо, пытающегося заставить его
сблевать в собственном номере, и с силой крутанул вокруг оси. Исторгнув
изумленный вопль, Таппи упал. Влетевший в комнатку с чемоданчиком и
шприцем наготове Малькольм в нерешительности попятился.
Я вам все верну, гады! Сполна верну!.. - шатаясь, как пьяный, он сделал
еще один шаг и рухнул на старенький коврик.
любопытством глянул в сторону Люка. Тот был в порядке, но тоже держался за
живот. - Стало быть, не ошиблись - взяли того, кого нужно. Давай,
Малькольм, действуй.
что спасение в гостиничном номере они организовали не зря. То есть, в
самом начале он вообще об этом не задумывался. Слишком уж плохо себя
чувствовал. Ему промыли желудок, напичкали антибиотиками, и около суток
Виктор провел без сна, исходя потом, содрогаясь от мучительных спазмов.
Размышлять над смыслом происходящего Виктор (а теперь он был Виктором и
только Виктором, потому что снова жил и хотел жить) начал только сегодня,
когда боли наконец отступили и он впервые самостоятельно прошествовал по
длинному больничного цвета коридору.
жизнь? Оказывается, есть и такие вещи. Кто-то в больничной палате вполне
серьезно назвал его донором. Нельзя сказать, чтобы душа у Виктора ушла в
пятки, но мысленно он тут же поджался. В руках невидимых барабанщиков
замелькали стремительные палочки, организм играл всеобщий сбор. Как всякий
обыватель, он был наслышан об ужасах подпольных трансплантаций.
Бессердечные охотники бродили черными призраками среди беспечного
населения, выискивая наиболее здоровые экземпляры. Он подходил по всем
параметрам - не наркоман и не калека, безработный эмигрант с минимальным
количеством знакомых, человек, о котором не всполошатся родные и близкие.
Так или иначе, но мысль о подобных вещах вызывала у него дрожь и
омерзение. Приведись ему выбирать, он, не колеблясь предпочел был выстрел
в упор, нежели шанс превратиться в объект кражи живых органов. Кости,
глаза, кожа, почки, селезенка, сердце... Честно говоря, в подобные
преступления он все еще не верил, столь черными они ему казались. Вот кого
он сам, опустившийся на войне до самого страшного, согласился бы
уничтожать десятками и сотнями. Суд для таких, кто без содрогания взрезал
на прозекторских столах похищенных детей с их нежно-розовыми
внутренностями, способными омолодить какого-нибудь разжиревшего мафиози,
Виктор считал недопустимой роскошью. Потому что есть грешки и есть грехи,
и преступление-поступок значительно отличается от преступления-ошибки.
Панов Вадим
Посняков Андрей
Куликов Роман
Корнев Павел
Березин Федор
Соломатина Татьяна