курился удушливый дым. Кашляя, воины отступали шаг за шагом. Где-то внутри
зверя неожиданно блеснуло пламя, разгораясь сбежало на землю и здесь,
толкнувшись, с ревом взметнулось над судорожно вздетой клешней.
темное сажистое вещество, зловеще прочертившее линии судьбы. Присев на
корточки, он кое-как обтер руки пучком травы. Оглянувшись, встретился
взглядом с Фастом. Советник стоял совсем рядом, и вряд ли кто-нибудь мог
их сейчас слышать.
отозвалось на спрошенное. В этом был весь Фаст. Центурион не мог бы
припомнить ни одного случая, когда кому-то удалось застать советника
врасплох. На любое обращение Фаст реагировал мгновенно - все с той же
невозмутимостью на лице.
тварь на нашей земле.
совсем капельку, но центуриону показалось, что Фаст откровенно над ним
смеется. Вот что делает скупость. Жестокосердный тиран в сентиментальном
порыве гладит по голове ребенка, и это умиляет окружающих. Не умеющий
улыбаться слегка кривит губы, а кажется, что он хохочет... Центурион
медленно поднялся. Разговаривать с Фастом было не просто.
Центурион ощутил закипающее раздражение.
догорало чудовище, и на фоне этого зловещего потрескивания слова советника
приобретали особое звучание.
Или сражение омрачило твой рассудок?
позволил себе усомниться в том, что эта земля наша. Впрочем, ты и сам
скоро усомнишься в этом. Окружающее заставит тебя усомниться.
на испуганного тоже. А кроме того было что-то помимо Фаста, этих его
непонятных фраз, что начинало все больше беспокоить предводителя центурии.
Где-то на горизонте маячило нечто, и это нечто он не в состоянии был пока
распознать.
советника.
губу. - Я могу только догадываться. И одну из своих догадок я высказал.
нас!
усилий освободился.
помешать нам?
сторону.
напоминали змеиное шипение. Правая рука потянулась к ножнам.
пытался его торопить. Сдерживая себя из последних сил, он ждал, когда
советник соизволит наконец заговорить.
прилюдно оскорбить его.
если... Если Акуан рассержен, это что-нибудь да значит.
богам и императору, но не сластолюбивым ничтожествам! Он бессилен что-либо
сделать нам!
совершила-таки невозможное. - Или у тебя имеется иное объяснение
происходящему? Откуда этот мир, эта земля, это солнце?.. Не спеши с
ответом! Прежде чем возразить, как следует поразмысли. И оглядись
повнимательнее.
перед ним, определенно обладал гипнотической властью. Слова его обладали
свинцовой тяжестью. От них не просто было отмахнуться. Впрочем... Так оно
и должно было быть. В противном случае не назначили бы его советником. Не
всякого стратега приближают к императору и уж, конечно, далеко не всякого
берут в поход. Силу своего ума Фаст доказывал неоднократно. Прислушаться к
его предостережениям не было зазорным...
хлопья... Многие из воинов успели разбрестись среди деревьев, кое-кто с
надеждой поглядывал в его сторону.
Страх, сковавший сердца, обязательно покинет солдат. Неуверенность
пройдет, уступив место отваге и ярости, как это бывало раньше - в жестоких
боях с кимврами, в кровавых и затяжных баталиях с испанскими наемниками.
отдалении от прочих. Вот кто сумеет им помочь! Эти леса и горы грек знал
прекрасно. Центурион надсадно вздохнул, думая, что это вздох облегчения.
Сейчас... Сейчас Метробий приблизится к ним и, не изменяя своей обычной
немногословной манере, укажет верное направление, разъяснив путаницу с
маршрутом, поведав о какой-нибудь редкой особенности здешнего ландшафта. И
все сразу встанет на свои места. Забудется неприятный разговор с Фастом, и
стремительным маршем они вновь двинутся вперед, чтобы где-нибудь
поблизости, возможно, в нескольких сотнях шагов, обнаружить наконец
пыльную, в мозаичных разводах трещин Домециеву дорогу. И снова люди начнут
улыбаться, начнут напевать на ходу, незаметно для себя ускоряя шаг. Иначе
и быть не может. А Акуан... Акуан - всего-навсего жалкий придворный
льстец, обманом приблизившийся к жреческому трону. И когда подойдет
Метробий...
костистом лице снова насмешливо кривятся. На короткий миг он ослеп от
жгучего желания ударить Фаста, пресечь эту всезнающую усмешку.
Частенько и с удовольствием. Где-то в глубине души центурион понимал их,
хотя и стыдился этого своего понимания. "Хлеба и зрелищ!" - вопили во все
времена плебеи. Мудреные речи вызывали оскомину, и даже римская знать
охотнее шла в цирки, нежели на публичные выступления известных ораторов и
поэтов.
советник опять угадал ход его мыслей, в сущности не заключалось. Случалось
такое и раньше. Но вот подобный всплеск гнева против изощренного ума
стратега явился для военачальника скверной неожиданностью. Это было
неприятным открытием, а, открывая в себе черточки скверного, люди редко
радуются. Взяв себя в руки, центурион с брезгливостью ощутил, как каплями
стекает по вискам пот, оставляя за собой холодные, липкие дорожки.
Или неизвестности?.. Ответ нашелся неожиданно быстро. Пугающе ясно
центурион вдруг увидел, как по-прежнему в стороне от всех Метробий
неловко, словно испытывая землю ногами, ступает по колючей траве, а
смуглые его руки движениями слепца ощупывают ствол неказистого деревца.
Центурион словно разрубил в себе что-то, нанеся последний решающий удар.
Это и было ответом самому себе. Он принял и пережил свое поражение перед
Фастом, как факт свершившийся и бесспорный.
мог подсказать, где оборвался вчерашний путь, где остался Лукулл с войском
и где пролегала сегодняшняя их тропа. Он действительно обманывал себя, и
странный этот лес, молчаливые птицы с холодным солнцем - все было чужим и
незнакомым. Фаст говорил правду, и, признавшись себе в этой непростой
вещи, центурион по-иному ощутил дыхание ветра и иными глазами всмотрелся в
окружающее.
в котором они проплутали полдня, не был Эпиценийским. Не было здесь
Домециевой дороги и не было уютного городка Сутри. Они вовсе не
заблудились!..
солнце. Туда же смотрели многие из воинов. Бледное светило покидало их,
скатывалось в багровое зарево, за горизонт. Оставаться в неподвижности,
Березин Федор
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Маркелов Олег
Прозоров Александр
Муркок Майкл