если оно не подразумевало определенного человека, место, событие. Доктор
Дулен говорил, что это нормально и не надо волноваться.
заболели глаза. Вернулся он с зеркалом. Я погляделась в зеркало, вот она
я: два глаза и рот в длинном твердом шлеме, окутанном марлей и белыми
бинтами.
под этим, кажется, будет прелестно.
руки мои, привязанные к краям кровати, были вытянуты вдоль тела.
только когда вам надо спать.
Длинное, угловатое лицо доктора снова оказалось передо мной.
на спину. Мне хотелось увидеть руки доктора. Лица, руки, глаза, - сейчас
для меня это было самое важное. Но он ушел, и я уснула без укола, всем
своим телом ощущая усталость и повторяя имя, такое же незнакомое, как все
другие, - мое собственное имя.
двадцать один в ноябре. Я родилась в Ницце. Мой отец живет всегда в Ницце.
переутомитесь.
тетей; в июне она умерла. Я получила ожоги во время пожара три месяца
назад.
TT-X-66-43-13. Белого цвета.
острая боль.
какое-то питье со снотворным.
TT-X-66-43-13.
Бандоль. Он двухэтажный, три комнаты и кухня внизу, три комнаты и две
ванны на верху.
окрашены в голубую и белую краску. Я же вам говорю, что это идиотство. Я
помню все, что вы говорите.
Одни слова и все.
<комната, дом, машина, белая - итал.>. Я ведь вам уже говорила!
покажу вам фотографии. Мне дали три большущих коробки со снимками. Я знаю
вас лучше, чем вы сами, мумия.
пожара. По словам доктора Дулена, наблюдать работу Шавера, проделанную
после перенесенных мною в тот же день двух кровотечений из ран, было одно
удовольствие, каждая деталь в ней - просто чудо, но он не пожелал бы ни
одному хирургу повторить эту операцию.
через месяц после первой операции. В самолете у меня было третье
кровотечение, потому что летчику за четверть часа до посадки пришлось
набирать высоту.
благополучно. Он сделал вам красивый носик. Я видел слепки. Уверяю вас,
получилось очень красиво.
- городская психиатрическая больница в Париже). Наблюдаю вас с того самого
дня, как вас перевезли в Париж.
двадцать лет.
отца или кого-нибудь, кого я прежде знала, я бы с ходу все вспомнила.
"с ходу" вы уже получили несколько ударов по черепу, причем один нам
порядком докучал. Чем меньше вы будете получать их теперь, тем лучше.
секунду положил ее на мое плечо.
воспоминания вернутся к вам, одно за другим, потихонечку, чтобы вам не
было больно. Есть много видов амнезии, почти столько же, сколько больных
ею. А у вас очень, очень симпатичная амнезия. Ретроградная, частичная, без
потери речи, без малейшего даже заикания, но при этом с таким широким и
мощным кругом действия, что теперь этот зияющий провал непременно будет
зарастать. И останется от него только вот этакая, совсем-совсем махонькая
щелка.
малюсенькая останется щелка. Улыбаясь, он намеренно медленно встал, чтобы
я не слишком быстро повернула глаза.
перестали глушить трижды в день пилюлями снотворного - их давали мне в
бульоне. Это было в конце сентября, спустя примерно три месяца после моей
катастрофы. Я могла притворяться спящей, а моя память - вдоволь биться о
прутья своей клетки.
учительница с гладко причесанными волосами, купальный костюм (красный
шерстяной), ночи, озаренные огнями иллюминации, военный оркестр, шоколад,
который протягивает американский солдат, и сразу - провал.
собою толстые руки мясника, топорные как будто, а все же ловкие, и
одутловатое мужское лицо, бритую голову. То были руки и лицо доктора
Шавера, видела я их между двумя погружениями в забытье, между двумя
комами. Воспоминание о Шавере относилось, должно быть, к июлю, когда он
вернул меня в этот мир - белый, равнодушный, непонятный. Умостив больной
затылок на подушке, закрыв глаза я подсчитала в уме. Подсчеты эти
складывались передо мною столбиками на грифельной доске. Мне двадцать лет.
американские солдаты, по словам доктора Дулена, раздавали шоколад детям в
1944 или в 1945 году. Предел моей памяти - первые пять-шесть лет моей
жизни. Пятнадцать лет как резинкой стерло.
были слова, ничего во мне не вызывавшие, никак не связанные с этой новой
жизнью, которой меня заставляли жить. Жорж Изоля, мой отец. Флоренция,
Рим, Неаполь, Лек, мыс Кадэ. Но тщетно я их твердила. Потом я узнала от
доктора Дулена, что это как об стенку горох.
вам не напоминает, то, следовательно, вы забыли отца вместе со всем
прочим. Это еще ничего не значит, что вы не помните его имя.
после несчастья видела реку, лисицу?
этом будет длинный разговор, обещаю вам! А сейчас мне бы хотелось, чтобы
вы были умницей. Но одно вам надо усвоить: Вы замкнуты в рамках
определенного, изученного, можно сказать, почти "нормального" процесса. Я
вижу каждое утро десять стариков, которые не разбили себе голову, однако
испытывают почти в точности то же самое. Пяти- или шестилетний возраст -
таков, примерно, предел их памяти. Они помнят свою школьную учительницу, а
вот собственных детей или внуков не помнят. Это не мешает им
перебрасываться иной раз в картишки. Они забыли почти что все, а карточные
ходы и как скрутить цигарку - помнят. Вот так-то. Вы наделали нам хлопот
своей амнезией, которая носит старческий характер. Будь вам сто лет, я бы
сказал: "желаю здравствовать" и сбросил бы вас со счетов. Но вам двадцать.
Поэтому нет и одного шанса на миллион, что вы останетесь такой, как
сейчас. Поняли?
украшение.