настойчиво и целеустремленно, персонально для Фимы, задвинула речь: какие
фильмы есть искусство, какие - нет. Как диагнозы ставила. Кругленький
загрустил глазами и не мельтешил: мысль была единственная - как бы слинять
пошустрее. Дама была сухощава, как вобла, навязчива, как ледокол "Ленин" на
экваторе, и глупа, как круглая дура, изнасилованная гуманитарным
образованием. В ее появлении Кругленький заподозрил даже волосатую руку Ромы
Бейлина, обчищенного Фимой с напарником прошлой средой за преферансом
вчистую. Бейлин знал, что именно таких баб Фима не просто терпеть не может -
не выносит.
пошлость, претенциозная, лживая...
болтовни промелькнуло два имени, вроде бы бессвязно: Федор Антонович и
какая-то фамилия притом и Лев Самуилович Шпарович. Федором Антоновичем
представился тот полный самоуверенный весельчак, что просил пристроить
девицу... Имя было как бы паролем. Ну а Льва Самуиловича в их мире знал
каждый, - это был кит, слон, дракон вместе взятые! Подставить его было
нельзя - его можно было только стереть, уничтожить или, как выражались люди
тихие, - устранить. Самое противное было то, что как раз Шпарович выводил "в
люди" его, Фиму, и был он даже каким-то далеким родственником дяди Якова...
над тем, как делать наверняка.
самого Льва Самуиловича, раз он сумел не только пережить без паралича и
инфаркта всех генсеков и минкультов, но еще и очень-очень многое нажить...
Нет, бросать на ветер свое благосостояние, свою будущность, свою покойную
старость - разве ж тут есть вопрос? Тут есть только ответ!
режиссеришка, подающий надежды, его неожиданно твердо поддержал всегда
"никакой", обтекаемый предпрофкома - уж об том Фима позаботился особо;
следом осторожненько вякнул замдиректора студии - уж у этого всегда были уши
по ветру и хвост пистолетом! Лев Шпарович ушел с худсовета разъяренный и
красный, пообещав всех смести. Три дня было тихо. А потом карманный Фимин
писака в третьестепенной газетенке тиснул статью. В смысле, что "да, и вроде
бы да, но - нет"!
Кругленького. Но он-то понял, что попал.
вглубь. В переносном смысле.
на оба... Гордость советской кинематографии... Некролог подписали лица,
понятно, не первые, но весьма значительные.
загодя. Не на телевидении, вернее, не только там. Везде.
вовремя сумел сориентироваться, занять нужную сторону и вот уже несколько
лет работал активно: собирал информацию - или сплетни, как кому нравится, -
пристраивал, кого требовалось и куда требовалось, помогал убирать неугодных.
хлынули в кино "на отмывку", - через его мягкие пальцы журчал не самый узкий
ручеек.
них.
они помогли ему стать богаче, но ведь и он в долгу не остался! Большие
деньги рождают иллюзию независимости. Вот именно, иллюзию! Ибо мешали три
соображения. Во-первых, Фима не знал, кто эти люди, и соответственно не мог
оценить степень собственной значимости для их бизнеса: уход в такой ситуации
был бы равнозначен самоубийству. Второе, конечно, деньги. Их много не
бывает. И процесс их постоянного получения настолько приятен сам по себе...
Ну, а третье... В этом Ефим признавался только самому , себе, да и то
невнятно, как бы шепотом. Эти неизвестные дали Кругленькому возможность
насладиться самым большим удовольствием - властью. Теперь во многом от Фимы
зависело, кто останется на коне, а кто будет повержен, кто при деньгах и
славе, а кто - в забвенье... И то, что реальной власти Кругленького, как и
реальных размеров его богатства, не знал никто - даже его "шефы", только
добавляло этому приятному ощущению власти особый вкус... Тонкий и
изысканный...
Она бы гордилась.
изысканный...
уже - именно в свою.
хватало лишь золотого пенсне и обращения "батенька". Вот только разговор
пошел строгий. Фима понял: "профессор" не фигурант, а активный функционер
неизвестных благодетелей... Благодетелей?
с окружением. Выявить его "концы", в том числе и теневые, в кино и на ТВ, и
начать тихонечко их чистить должен был именно он, Фима.
были причины.
действия должен отреагировать Сема Штерн, чтобы попасться и сладиться
вчистую. Насчет того, как отреагирует Сема, Кругленький иллюзий не питал.
"Профессорские" заверения в том, что его прикроют, что операция будет
развиваться стремительно с разных концов, Фиму не убедили. Он резонно
полагал, что к тому времени его дорогое ему тело превратится в остывающий
труп с орнаментом из пулевых отверстий от груди к спине и обратно. Такая
перспектива пугала. Как сказала бы покойная тетя Рева: "Оно вам надо?"
устранение ферзя, Семена Давидовича Штерна. Только в этом случае можно было
играть.
известность. Вернее - подставили в неизвестность. Как выражаются блатные -
Фима "попал в непонятку".
его осанистой спиной маячили неясные тени - то ли бывших кагэбистов, то ли
агентов империализма, то ли воровских авторитетов, то ли проворовавшихся
высших армейских чинов, то ли всех их вместе, оптом и в розницу...
Обида... Ну а как же иначе: наконец-то поиметь деньги и все, что к ним
полагается, заработанные нервами и потом, мозгами и кровью, - и все для
того, чтобы тебя поимели какие-то засранцы?!
такого добра на ТВ всегда с избытком, а потому они готовы поактивничать и
хоть к кому-то примкнуть, абы отхлебнуть от кормушки денег или славы (что в
общем-то в этом мире одно и то же), - и тихонечко направил их на Семиных
людей. Не отсвечивая.
тихо и отсвечивал. Был каждой бутылке - пробка. Но при том - ему все
удавалось!
"прикопают", - были люди, люди суетились, это мои люди. С другой стороны он
тихонько, вкруговую, запустил информацию для Штерна. Фима это называл -
"запустить рулетку". Чтобы Сема пошевелил извилинами.
Оставалось только ждать.
происходило. Но у Фимы было чутье, оно у него есть! Как выражался Изя
Бабель: "Передайте тете Соне, что Беня знает за облаву". Что там было
дальше, в рассказе? Ну да, пожар в участке. Огонь.
остаткам волос. Раздвинув губы, обнажил десны - розовые, крепкие, здоровые.
Сдвинул зубы вместе. Улыбнулся. Искренне. Самому себе. Фима знал: если
сегодня его и ждут неожиданности, то приятные.
сам он, похоже, занятый мыслями, даже не замечал этого: Гусарская рулетка,
опасная игра, Гусарская рулетка - дожить бы до утра, Так выпьем без
остатка...
появился на ступеньках подъезда. Ловко подкатила и замерла. Задняя дверца
открылась. Ефим сделал несколько шагов, наклонился. Это была его "волга". С
его шофером - здоровенным подмосковным увальнем по имени Рафик. В Рафике,
похоже, текла восточная кровь, но он был не еврей. Евреям Фима не доверял.
Просто упал на заднее сиденье, даже не успев понять, что его уже не стало.
Остановилась в тихом переулке. Дверца открылась. Из-за руля вылез человек -
Шилова Юлия
Эриксон Стивен
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Прозоров Александр
Соломатина Татьяна