что, несмотря на все мои старания, раздобыть улики, достаточные
для судебного приговора, невозможно. Вы знаете, на что я
способен, милый Уотсон, и все же спустя три месяца я вынужден
был признать, что наконец-то встретил достойного противника.
Ужас и негодование, которые внушали мне его преступления, почти
уступили место восхищению перед его мастерством. Однако в конце
концов он сделал промах, маленький, совсем маленький промах, но
ему нельзя было допускать и такого, поскольку за ним неотступно
следил я. Разумеется, я воспользовался этим промахом и, взяв
его за исходную точку, начал плести вокруг Мориарти свою сеть.
Сейчас она почти готова, и через три дня, то есть в ближайший
понедельник, все будет кончено, -- профессор вместе с главными
членами своей шайки окажется в руках правосудия. А потом
начнется самый крупный уголовный процесс нашего века.
Разъяснится тайна более чем сорока загадочных преступлений, и
все виновные понесут наказание. Но стоит поторопиться; сделать
один неверный шаг, и они могут ускользнуть от нас даже в самый
последний момент.
профессор Мориарти не знал об этом. Но он слишком коварен. Ему
становился известен каждый шаг, который я предпринимал для
того, чтобы поймать его в свои сети. Много раз пытался он
вырваться из них, но я каждый раз преграждал ему путь. Право
же, друг мой, если бы подробное описание этой безмолвной борьбы
могло появиться в печати, оно заняло бы свое место среди самых
блестящих и волнующих книг в истории детектива. Никогда еще я
не поднимался до такой высоты, и никогда еще не приходилось мне
так туго от действий противника. Его удары были сильны, но я
отражал их с еще большей силой. Сегодня утром я предпринял
последние шаги, и мне нужны были еще три дня, только три дня,
чтобы завершить дело. Я сидел дома, обдумывая все это, как
вдруг дверь отворилась -- передо мной стоял профессор Мориарти.
вздрогнуть, увидев, что человек, занимавший все мои мысли,
стоит на пороге моей комнаты. Его наружность была хорошо
знакома мне и прежде. Он очень тощ и высок. Лоб у него большой,
выпуклый и белый. Глубоко запавшие глаза. Лицо гладко выбритое,
бледное, аскетическое, -- что-то еще осталось в нем от
профессора Мориарти. Плечи сутулые -- должно быть, от
постоянного сидения за письменным столом, а голова выдается
вперед и медленно -- по-змеиному, раскачивается из стороны в
сторону. Его колючие глаза так и впились в меня.
сказал он наконец. -- Опасная это привычка, мистер Холмс,
держать заряженный револьвер в кармане собственного халата".
огромная опасность мне угрожает: ведь единственная возможность
спасения заключалась для него в том, чтобы заставить мой язык
замолчать навсегда. Поэтому я молниеносно переложил револьвер
из ящика стола в карман и в этот момент нащупывал его через
сукно. После его замечания я вынул револьвер из кармана и,
взведя курок, положил на стол перед собой. Мориарти продолжал
улыбаться и щуриться, но что-то в выражении его глаз заставляло
меня радоваться близости моего оружия.
понять, что я вас знаю. Присядьте, пожалуйста. Если вам угодно
что-нибудь сказать, я могу уделить вам пять минут".
он.
вынул из кармана только записную книжку, где были нацарапаны
какие-то даты.
Двадцать третьего вы снова причинили мне беспокойство. В
середине февраля вы уже серьезно потревожили меня. В конце
марта вы совершенно расстроили мои планы, а сейчас из-за вашей
непрерывной слежки я оказался в таком положении, что передо
мной стоит реальная опасность потерять свободу. Так
продолжаться не может".
головой. -- Право же, бросьте".
поймете меня: вам необходимо устраниться. Вы сами повели дело
так, что другого исхода нет. Я испытал интеллектуальное
наслаждение, наблюдая за вашими методами борьбы, и, поверьте,
был бы огорчен, если бы вы заставили меня прибегнуть к крайним
мерам... Вы улыбаетесь, сэр, но уверяю вас, я говорю искренне".
заметил я.
он. -- Вы встали поперек дороги не одному человеку, а огромной
организации, всю мощь которой даже вы, при всем вашем уме, не в
состоянии постигнуть. Вы должны отойти в сторону, мистер Холмс,
или вас растопчут".
беседы я могу пропустить одно важное дело, призывающее меня в
другое место".
головой.
сделал все, что мог. Я знаю каждый ход вашей игры. До
понедельника вы бессильны. Это поединок между нами, мистер
Холмс. Вы надеетесь посадить меня на скамью подсудимых --
заявляю вам, что этого никогда не будет. Вы надеетесь победить
меня -- заявляю вам, что это вам никогда не удастся. Если у вас
хватит умения погубить меня, то, уверяю вас, вы и сами
погибните вместе со мной".
что я хочу ответить вам тем же и потому скажу, что во имя
общественного блага я с радостью согласился бы на второе, будь
я уверен в первом".
отозвался он со злобной усмешкой и, повернувшись ко мне сутулой
спиной, вышел, оглядываясь и щурясь.
Мориарти, а, говоря по правде, она оставила во мне неприятное
чувство. Его спокойная и точная манера выражаться заставляет
вас верить в его искренность, несвойственную заурядным
преступникам. Вы, конечно, скажете мне: "Почему же не
прибегнуть к помощи полиции?" Но ведь дело в том, что удар
будет нанесен не им самим, а его агентами -- в этом я убежден.
И у меня уже есть веские доказательства.
любит откладывать дело в долгий ящик. После его ухода, часов
около двенадцати, мне понадобилось пойти на Оксфорд-стрит.
Переходя улицу на углу Бентинк-стрит и Уэлбек-стрит, я увидел
парный фургон, мчавшийся со страшной быстротой прямо на меня. Я
едва успел отскочить на тротуар. Какая-то доля секунды -- и я
был бы раздавлен насмерть. Фургон завернул за угол и мгновенно
исчез. Теперь уж я решил не сходить с тротуара, но на Вир-стрит
с крыши одного из домов упал кирпич и рассыпался на мелкие
куски у моих ног. Я подозвал полицейского и приказал осмотреть
место происшествия. На крыше были сложены кирпичи и шиферные
плиты, приготовленные для ремонта, и меня хотели убедить в том,
что кирпич сбросило ветром. Разумеется, я лучше знал, в чем
дело, но у меня не было доказательств. Я взял кэб и доехал до
квартиры моего брата на Пэл-Мэл, где и провел весь день. Оттуда
я отправился прямо к вам. По дороге на меня напал какой-то
негодяй с дубинкой. Я сбил его с ног, и полиция задержала его,
но даю вам слово, что никому не удастся обнаружить связь между
джентльменом, о чьи передние зубы я разбил сегодня руку, и тем
скромным учителем математики, который, вероятно, решает сейчас
задачи на грифельной доске за десять миль отсюда. Теперь вы
поймете, Уотсон, почему, придя к вам, я прежде всего закрыл
ставни и зачем мне понадобилось просить вашего разрешения уйти
из дома не через парадную дверь, а каким-нибудь другим, менее
заметным ходом.
особенно поразило его спокойное перечисление далеко не
случайных происшествий этого ужасного дня.