отряхнул с пиджака табачные крошки большим красным шелковым платком.
вкусе - довольно необычная задача, которую я пытался разрешить. У меня,
правда, не хватило энергии довести дело до конца, я предпринял только
кое-какие шаги, но она мне дала приятный случай пораскинуть мозгами. Ес-
ли ты склонен прослушать данные...
кею.
рез улицу, прямо надо мной, и мы с ним немного знакомы, почему он и на-
думал прийти ко мне со своим затруднением. Мистер Мэлас, как я понимаю,
родом грек и замечательный полиглот. Он зарабатывает на жизнь отчасти
как переводчик в суде, отчасти работая гидом у разных богачей с Востока,
когда они останавливаются в отелях на Нортумберленд-авеню. Я думаю, мы
лучше предоставим ему самому рассказать о своем необыкновенном приключе-
нии.
оливковое лицо и черные, как уголь, волосы выдавали его южное происхож-
дение, хотя по разговору это был образованный англичанин. Он горячо по-
жал руку Шерлоку Холмсу, и его темные глаза загорелись радостью, когда
он услышал, что его историю готов послушать такой знаток.
он с возмущением в голосе, - Раз до сих пор они такого не слыхивали, они
полагают, что подобная вещь невозможна. У меня не будет спокойно на ду-
ше, пока я не узнаю, чем это кончилось для того несчастного человека с
пластырем на лице.
случилось в понедельник поздно вечером, не далее как два дня тому назад.
Я переводчик, как вы уже, может быть, слышали от моего соседа. Перевожу
я со всех и на все языки или почти со всех, но так как я по рождению
грек и ношу греческое имя, то с этим языком мне и приходится работать
больше всего. Я много лет являюсь главным греческим переводчиком в Лон-
доне, и мое имя хорошо знают в гостиницах.
какому-нибудь иностранцу, попавшему в затруднение, или к путешественни-
кам, приехавшим поздно ночью и нуждающимся в моих услугах. Так что я не
удивился, когда в понедельник поздно вечером явился ко мне на квартиру
элегантно одетый молодой человек, некто Латимер, и пригласил меня в свой
кэб, ждавший у подъезда. К нему, сказал он, приехал по делу его приятель
- грек, и так как тот говорит только на своем родном языке, без перевод-
чика не обойтись. Мистер Латимер дал мне понять, что ехать к нему до-
вольно далеко - в Кенсингтон, и он явно очень спешил: как только мы выш-
ли на улицу, он быстрехонько втолкнул меня в кэб.
рей в карете. Экипаж был, во всяком случае, куда просторней этого лон-
донского позорища - четырехколесного кэба, и обивка, хотя и потертая,
была из дорогого материала. Мистер Латимер сел против меня, и мы покати-
ли на Чаринг-Кросс и затем вверх по Шефтсбери-авеню. Мы выехали на Окс-
форд-стрит, и я уже хотел сказать, что мы как будто едем в Кенсингтон
кружным путем, когда меня остановило на полуслове чрезвычайно странное
поведение спутника.
тую свинцом, и помахал ею, как бы проверяя ее вес. Потом, ни слова не
сказав, он положил ее рядом с собой на сиденье. Проделав это, он поднял
с обеих сторон оконца, и я, к своему удивлению, увидел, что стекла их
затянуты бумагой, как будто нарочно для того, чтобы мне через них ничего
не было видно.
- сказал он. - Дело в том, понимаете, что в мои намерения не входит,
чтобы вы видели куда мы с вами едем. Для меня может оказаться неудобным,
если вы сможете потом сами найти ко мне дорогу.
молодой парень, крепкий и плечистый, так что, и не будь при нем дубинки,
я все равно с ним не сладил бы.
ясь. - Неужели вы не понимаете, что творите беззаконие?
когда я стану расплачиваться с вами, все будет учтено. Должен, однако,
вас предупредить, мистер Мэлас, что если вы сегодня вздумаете поднять
тревогу или предпринять что-нибудь, идущее вразрез с моими интересами,
то дело для вас обернется не шуткой. Прошу вас не забывать, что, как
здесь в карете, так и у меня дома, вы все равно в моей власти.
но угрожающе. Я сидел молча и недоумевал, что на свете могло послужить
причиной, чтобы похитить меня таким необычайным образом. Но в чем бы не
заключалась причина, было ясно, что сопротивляться бесполезно и что мне
оставалось одно: ждать, а уж там будет видно.
куда мы едем. Временами грохот колес говорил, что мы катим по булыжной
мостовой, а потом их ровный и бесшумный ход наводил на мысль об ас-
фальте, но, кроме этой смены звука, не было ничего, что хотя бы самым
далеким намеком подсказало мне, где мы находимся. Бумага на обоих окнах
не пропускала света, а стекло передо мной было задернуто синей занавес-
кой. С Пэл-Мэл мы выехали в четверть восьмого, и на моих часах было уже
без десяти девять, когда мы наконец остановились. Мой спутник опустил
оконце, и я увидел низкий сводчатый подъезд с горящим над ним фонарем.
Меня быстро высадили из кареты, в подъезде распахнулась дверь, причем,
когда я входил, у меня создалось смутное впечатление газона и деревьев
по обе стороны от меня. Но был ли это уединенный городской особняк в
собственном саду или bona fidel2 загородный дом, не берусь утверждать.
нуто, что я мало что мог разглядеть - только, что холл довольно велик и
увешан картинами. В тусклом свете я различил, что дверь нам открыл ма-
ленький, невзрачный человек средних лет с сутулыми плечами. Когда он по-
вернулся к нам, отблеск света показал мне, что он в очках.
тер Мэлас, - нам без вас никак не обойтись. Если вы будете вести себя с
нами честно, вы не пожалеете, но если попробуете выкинуть какой-нибудь
фокус, тогда... да поможет вам Бог!
водил на меня больше страха, чем тот, молодой.
Греции, нашему гостю, и перевели бы нам его ответы. Но ни полслова сверх
того, что вам прикажут сказать, или... - снова нервный смешок, - ...луч-
ше б вам и вовсе не родиться на свет!
опять-таки только одной лампой с приспущенным огнем. Комната была, бе-
зусловно, очень большая, и то, как ноги мои утонули в ковре, едва я
вступил в нее, говорило о ее богатом убранстве. Я видел урывками крытые
бархатом кресла, высокий с белой мраморной доской камин и по одну его
сторону - то, что показалось мне комплектом японских доспехов. Одно
кресло стояло прямо под лампой, и пожилой господин молча указал мне на
него. Молодой оставил нас, но тут же появился из другой двери, ведя с
собой джентльмена в каком-то балахоне, медленно подвигавшегося к нам.
Когда он вступил в круг тусклого света, я смог разглядеть его, и меня
затрясло от ужаса, такой у него был вид. Он был мертвенно бледен и край-
не истощен, его выкаченные глаза горели, как у человека, чей дух сильней
его немощного тела. Но что потрясло меня даже больше, чем все признаки
физического изнурения, - это то, что его лицо вдоль и поперек уродливо
пересекали полосы пластыря и широкая наклейка из того же пластыря закры-
вала его рот.
странное существо не село, а скорее упало в кресло. - Руки ему развяза-
ли? Хорошо, дай ему карандаш. Вы будете задавать вопросы, мистер Мэлас,
а он писать ответы. Спросите прежде всего, готов ли он подписать бумаги.
священник".
ный-полуписьменный разговор. Снова и снова я должен был спрашивать,
сдастся ли он и подпишет ли документ. Снова и снова я получал тот же не-
годующий ответ. Но вскоре мне пришла на ум счастливая мысль. Я стал к
каждому вопросу прибавлять коротенькие фразы от себя - сперва совсем не-
винные, чтобы проверить, понимают ли хоть слово наши два свидетеля, а
потом, убедившись, что на лицах у них ничего не отразилось, я повел бо-
лее опасную игру. Наш разговор пошел примерно так:
здесь?