Чтение 2–й страницы книги ~Человек с белым лицом~

а из-под косматых бровей свирепо смотрели серые глаза. Теперь я
понял, почему Годфри так неохотно говорил об отце.

-- Ну-с, сэр, -- пронзительным голосом начал он, --
хотелось бы мне знать истинные причины вашего визита. Я
ответил, что уже объяснил их в письме его жене. -- Да, да, вы
утверждаете, что знали Годфри в Африке. Но почему, собственно,
мы должны верить вам на слово?

-- У меня с собой его письма. -- Позвольте взглянуть.

Он быстро просмотрел два письма, которые я вручил, потом
оросил их мне обратно.

-- Ну и что же? -- спросил он.

-- Я привязался к вашему сыну Годфри, сэр. Нас связывала
большая дружба, мы с ним много пережили. Меня, естественно,
удивляет, почему он вдруг перестал писать мне. Я хочу знать,
что с ним произошло.

-- Насколько мне помнится, я уже писал вам и все объяснил.
Он отправился в кругосветное путешествие. Служба в Африке
отрицательно сказалась на его здоровье, и мы с его матерью
решили, что ему необходимы полный отдых и перемена обстановки.
Не откажите в любезности поставить об этом в известность всех
других его приятелей.

-- Разумеется, -- ответил я. -- Но будьте добры, назовите,
пожалуйста, пароходную линию и корабль, на котором он отплыл, а
также дату отплытия. Уверен, что мне удастся переслать ему
письмо.

Моя просьба одновременно и озадачила и привела в
раздражение моего хозяина. Его мохнатые брови нахмурились, он
нетерпеливо забарабанил пальцами по столу. Наконец он взглянул
на меня, и на его лице появилось то же самое выражение, какое
бывает у шахматиста, оценившего все коварство очередного хода
противника и решившего достойно его парировать.

-- - Мистер Додд, -- сказал он, -- многие на моем месте
нашли бы вашу настойчивость возмутительной, переходящей в
откровенную наглость.

-- Моя настойчивость только доказывает, как искренне я
привязан к вашему сыну, сэр.

-- Не спорю. Именно поэтому я проявляю такую
снисходительность. И тем не менее я вынужден просить рас
отказаться от дальнейшего наделения всяких справок. У каждой
семьи есть свои сугубо семейные дела, и не всегда уместно
посвящать в них посторонних, какими бы добрыми побуждениями те
ни руководствовались. Моей жене очень хотелось бы услышать все,
что вы знаете о военной жизни Годфри, но я прошу вас не
задавать вопросов, относящихся к настоящему или будущему. Это
ни к чему не приведет, а только поставит нас в щекотливое и
даже трудное положение.

Я понял, мистер Холме, что из расспросов ничего не выйдет.
Мне оставалось лишь принять условия старика, но в душе я дал
клятву не успокаиваться до тех пор,

пока не выясню судьбу друга. Вечер прошел скучно. Мы
втроем мирно поужинали в мрачной и какой-то поблекшей комнате.
Старушка нетерпеливо расспрашивала меня о своем сыне, старик
был угрюм и подавлен. Церемония ужина производила на меня столь
тягостное впечатление, что под первым же благовидным предлогом
я извинился и ушел в отведенную мне комнату. Это была большая,
скудно обставленная комната на первом этаже, такая же мрачная,
как и весь дом, но если в течение целого года единственным
ложем человеку служила южноафриканская степь, мистер Холме, он
перестает быть чересчур разборчивым в отношении ночлега. Я
раздвинул занавеси и выглянул в парк; вечер выдался
великолепный, яркий лунный свет заливал все вокруг. Я уселся
перед пылающим камином, поставил лампу на столик и попытался
занять себя чтением романа. Дверь вдруг отворилась, и вошел
старик дворецкий Ральф с корзиной угля в руках.

-- Я подумал, сэр, что вам может не хватить угля па ночь.
Комнаты эти сырые, а погода холодная.

Старик явно не спешил уходить, и, оглянувшись, я увидел,
что он все еще топчется на месте с каким-то тоскливым
выражением на морщинистом лице.

-- Прошу прощения, сэр, но я нечаянно услышал, как вы
рассказывали во время ужина о нашем молодом господине Годфри.
Вы знаете, сэр, моя жена нянчила его, а я люблю его, как отец.
Нам тоже интересно о нем послушать. Так вы говорите, сэр, он
бил хорошим солдатом?

-- В полку не было человека храбрее его. Если бы не
Годфри, я, возможно, не сидел бы сейчас здесь -- однажды oil
вытащил меня из-под обстрела. Старик дворецкий потер костлявые
руки. -- Да, сэр, да. узнаю нашего молодого господина Годфри! В
смелости ему не откажешь. В нашем парке, сэр, нет ни одного
дерева, на которое бы он не взбирался. Ничто не могло его
остановить. Какой был замечательный мальчик, сэр, какой был
замечательный молодой человек! Я вскочил.

-- Послушайте! -- воскликнул я. -- Вы сказали "был",
словно речь идет о мертвом. Что-то вы все скрываете! Что
случилось с Годфри Эмсвортом?.

43Q

Я схватил старика за плечо, но он отшатнулся. -- Не
понимаю, сэр, о чем вы толкуете. Спросите о молодом господине у
хозяина. Он знает. А мне запрещено вмешиваться.

Он хотел уйти, но я удержал его за руку. -- Или вы
ответите мне на один вопрос, или я продержу вас здесь всю ночь.
Годфри мертв?

Старик не мог поднять на меня глаза. Он стоял, словно
загипнотизированный, а когда собрался с силами и ответил, я
услышал нечто ужасное и совершенно неожиданное.

-- Уж лучше бы он был мертв! -- воскликнул старик и,
вырвавшись из моих рук, выбежал из комнаты.

Вы понимаете, мистер Холме, в каком настроении я снова
опустился в кресло. Слова старика могли означать только одно:
либо мой бедный друг замешан в каком-то преступлении, либо, в
лучшем случае, совершил недостойный поступок, затрагивающий
честь семьи. Непреклонный старик услал куда-то сына, укрыл его
от глаз людских, опасаясь, как бы скандал не выплыл наружу.
Годфри был сорвиголова и легко поддавался влиянию окружающих.
Несомненно, он попал в чьи-то дурные руки, его обманули и
погубили. Жаль, конечно, если это так, но и сейчас мой долг
состоял в том, чтобы найти его и выяснить, чем можно ему
помочь. Погруженный в эти размышления, я машинально поднял
глаза и увидел перед собой... Годфри Эмеворта'.. Мой клиент
умолк, вновь охваченный волнением. -- Прошу вас, продолжайте,
-- сказал я. -- История и в самом деле не совсем обычная.

-- Он стоял за окном, мистер Холме, прижимаясь лицом к
стеклу. Я уже говорил вам, что незадолго до этого любовался
парком, освещенным луной, и, очевидно, неплотно задвинул
занавески на окно. В образовавшемся между ними просвете и стоял
мой друг. Окно начиналось от самого пола, и я видел Годфри во
весь рост, но прежде всего мне бросилось в глаза его лицо. Оно
было мертвенно-бледное -- ни у кого никогда я не видел такого
бледного лица. Так, наверно, выглядят привидения, но когда наши
взгляды встретились, я понял, что передо мной живой человек. Он
заметил, что я смотрю на него. отскочил от окна;] и скрылся в
темноте.

Вид Годфри, мистер Холме, поразил меня. Не только это
лицо, белевшее в темноте, словно ломоть сыра, но еще больше его
жалкое, виноватое, какое-то приниженное выражение. Оно было так
несвойственно прямодушному и мужественному юноше, каким я знал
Годфри. Я содрогнулся от ужаса.

Но тот, кто провоевал год-другой, приучается сохранять
хладнокровие и мгновенно принимать решения. Едва Годфри исчез,
как я оказался у окна. Мне пришлось потратить некоторое время,
чтобы справиться с замысловатым шпингалетом и распахнуть окно.
Я выскочил в парк и побежал.'] но тропинке, по которой мог
скрыться Годфри.

Тропинка, казалось, не имела конца, среди деревьев царил
полумрак, но все же -- или зрение обманывало меня? -- я заметил
впереди что-то движущееся. Несколько раз на бегу я окликнул
Годфри по имени. Добравшись до конца тропинки, я обнаружил еще
несколько дорожек, разбегавшихся в разных направлениях к
каким-то постройкам. Я в нерешительности остановился и тут же
услышал стук закрывающейся двери. Звук долетел не из дома,
оставшегося у меня за спиной, а откуда-то из темноты, впереди
меня. Этого было достаточно, мистер Холме, чтобы рассеять мои
сомнения в реальности происходящего. Это был Годфри, и,
скрываясь от меня в доме, он захлопнул за собой дверь. Я был
твердо в этом убежден.

Мне не оставалось ничего другого, как вернуться в свою
комнату, где я провел бессонную ночь, размышляя н пытаясь найти
какое-то объяснение случившемуся.

На следующий день полковник разговаривал со мной более
дружелюбным тоном, а когда его жена вскользь заметила, что