барин, слижет сахар с хлебной мякоти языком сразу, а не слижет, просыпет на
землю - значит, не очень голодным и был... Недовольные могли писать жалобы
в ООН, в ЕЭС или даже лично Папе Римскому. Правда, шансов на получение
ответа у этих недовольных было, прямо скажем, немного. Но ведь никто
осужденным райских кущ, молочных рек и кисельных берегов и не обещал. Не
нужно было преступления совершать - не пришлось бы и слезами умываться...
перед каждым на снегу лежали сумки или котомки - весь нехитрый скарб
заключенных, который они могли взять с собой в зону. Ветер хлестал колючим
снегом по покрасневшим лицам зэков, но никто не роптал и не шевелился - за
разговоры и движения можно было запросто получить прикладом по хребту от
конвоиров - они переминались с ноги на ногу совсем рядом, взяв в кольцо
каре из восьми этапников.
оставлять, если можно садануть сапогом под ребра или прикладом в брюхо?
не для развлечения, а, скорее, по служебной необходимости. Прием и
размещение зэков в "Столыпине" - процедура нервная, и, как правило,
осложнена жестким лимитом времени - ведь если "Столыпин" уже прицеплен к
поезду (обычному пассажирскому составу), и на какой-нибудь станции нужно
принять новеньких, то уложиться нужно в те считанные минуты, пока поезд
стоит на станции. Ради зэков нарушать расписание никто не будет, а потому
малейший сбой может обернуться проблемой. Чтобы сбоев не возникало,
необходима выверенная четкость и слаженность действий при строжайшей
дисциплине. Упаси Бог кому-нибудь из зэков в этот момент замешкаться,
шагнуть в сторону или попросить о чем-нибудь вертухая, удар прикладом -
самый действенный и быстрый метод объяснения заключенному его неправоты...
Вот когда всех разместят, когда состав тронется, когда страсти утихнут под
успокаивающий перестук колес - тогда конвоиры сами могут спросить у зэков -
не надо ли чего, чтоб дорогу скоротать... Но это все будет только после
того, как поезд тронется.
опаздывал - до отправки состава на Волш оставалось еще несколько часов. В
принципе, вагон стоял так, что автозак вполне мог подъехать вплотную к
дверям "Столыпина" - так, чтобы зэкам даже не надо было бы и на землю
спрыгивать, но... Начальник конвоя, симпатичный, подтянутый прапорщик
внутренних войск, решил, что имеющийся запас времени можно использовать для
тренировки личного состава - мало ли какая обстановка потом сложится -
конечно, принять этапников "дверь в дверь" - и проще, и быстрее, но ведь не
на всякой же станции автозак к "Столыпину" может вплотную подъехать. Да и
зэкам полезно проветриться перед долгим путешествием - в "Столыпине" они
еще не раз помечтают о глотке свежего воздуха, особенно "первоходы",
которых на общий режим отправляют - те, как обычно, будут преть в своих
клетушках, как сельди в банках...
содержания разных категорий осужденных - "особистов" ["Особист" - особо
опасный рецидивист] нельзя сажать вместе с "первоходами", приговоренными к
общему режиму; отдельные клетушки предоставляются также женщинам,
"малолеткам" и так называемым "бээсникам" - то есть, бывшим сотрудникам
правоприменительной системы. Вот и получается часто, что в "Столыпине"
едет, как барин, в отдельном "купе" один мент, рядом - парочка "особистов",
затем трое малолеток, далее - две женщины, ну а потом уже - "общий режим" -
этих, бывает, по восемь-девять человек в одну клетушку запихивают...
личные дела восьми зэков, быстро просмотрел их. Все конверты были
одинаковыми, и лишь на одном стояла карандашная пометка "б/с". Прапорщик
хмыкнул, окинул взглядом каре осужденных и прикинул, кто бы из них мог быть
бывшим сотрудником. Скорее всего - во-он тот, здоровый, крайний слева в
первом ряду. Он и одет добротно, и два баула перед ним на снегу стоят -
вполне внушительного вида...
осужденного не было затравленности, тоска - да, была, а страха и забитости
- не было... Проверяя свою догадку, прапорщик громко скомандовал:
начальник конвоя удовлетворенно усмехнулся - вот что значит опыт,
вычислил-таки "бээсника" влет, проинтуичил безошибочно.
преодолел короткую дистанцию до "Столыпина". Остановившись перед
прапорщиком, зэк отрапортовал глухо:
третья...
(да еще часть третья) - это ведь самая что ни на есть "боевая бандитская
статья" - "вымогательство в составе организованной группы". "Что ж ты,
хлопец, наколбасил такого, что тебе "шестерку" влепили",- с интересом
подумал прапорщик, а вслух спросил негромко и с едва заметными нотками
сочувствия в голосе:
"комитетчиком"?
"составляющим" правоприменительской системы - офицеры и прапорщики
внутренних войск хоть и относились к МВД, но носили обычную общеармейскую
форму, за что их и называли "зелеными" сотрудники милиции, придумавшие даже
шутливую присказку "мент зеленому не кент". Впрочем, именно милиция была
все-таки наиболее близкой "родственницей" внутренним войскам.
"Комитетчиков", сотрудников прокуратуры и судей "вэвэшники" вообще не
переваривали...
мелькнул какой-то странный огонек:
А как "влетел"-то?
загружайся... Если чего нужно будет - вызовешь меня через бойца, когда
тронемся...
"купе". Осужденный шагнул в темную клетушку и огляделся. Там, где в
настоящих купе предусмотрено окно - была глухая стенка. Дверь клетушки
представляла собой металлическую раму, затянутую сеткой "Рабица" - с
обязательной "кормушкой" посередине. "Вагонная "камера"" сияла чистотой,
если слово "сияла" вообще можно было применить в данном конкретном случае -
как ни крути, а выделенное "бэ-эснику" помещение навевало мысли довольно
угрюмые... Четыре жесткие полки не радовали "излишествами" - ни одеял, ни
матрасов, ни подушек, ни, тем более, постельного белья этапнику не
полагалось.
его предупреждали, что в "Столыпине" можно закоченеть от холода, но,
видимо, это предупреждение относилось к разряду так называемых "страшилок"
- в вагоне было очень тепло, почти жарко, и бывший капитан почувствовал,
как его тело покрывается испариной. Зверев быстро разделся, куртку положил
на полку вместо матраса, а теплый свитер скатал в плотный валик - чем не
подушка? Сапоги "бээсник" стаскивать с себя не стал - знал, что его еще
обязательно придут обыскивать, так какой смысл растягиваться на полке с
комфортом, если через несколько минут все равно придется вскакивать? К
обыску Александр был готов - ничего запрещенного он с собой не брал, но
барахла в двух баулах хватало - бывшего капитана предупреждали, что
настоящей "валютой" на той зоне, куда он следовал, считаются одежда,
шоколад и сигареты...
конвоиры покрикивали на них - словом, шла обычная предотъездная суета.
шум в тамбуре, а потом мимо его купе быстро проскочили одна за другой три
женщины - Александр не успел даже разглядеть их толком - молодые ли, старые
ли, симпатичные или страшные, как вся арестантская жизнь. Зэки из
"общаковых" клетей к попутчицам, скорее всего, тоже присмотреться не могли,
но тем не менее встретили их восторженным гулом - а как еще должны
реагировать на женщин грубые мужики, измученные длительным сексуальным
воздержанием? Немедленно начались жеребячьи заигрывания, незатейливые
такие, простые и безпонтовые, типа: "Эй, милые, сестренки-уркаганочки, не
смерзлось ли у вас чего на морозе, а то ведь и отогреть сможем, долбильные
агрегаты имеются!" Зэчки отвечали на заигрывания так же грубо, но
обнадеживающе. Арестанты заволновались, и сержанту-конвоиру пришлось даже
рявкнуть на них:
видать, к сержантику на погрев проситься - у таких голосистых хрен обычно
увесистый, не даст пропасть невинно засуженной...
снисходительно - оно и понятно: мужику польстило.
не затронула, пожалуй, одного только Зверева. Бывший капитан даже слегка
поморщился от похабных шуток-завлекушек. В изоляторе на Лебедева Александр
видел нескольких зэчек и хорошо знал, что стоит за их прибаутками на
"генитальные темы". А стояли за ними, как правило, простой бабий голод и
желание забеременеть - от кого угодно, но забеременеть. Беременным ведь и