вещество состоит из недифференцированных клеток паренхимы, вторгнувшихся в
окружающие здоровые ткани. В клетках много гиперхроматических ядер
неправильной формы, регистрируется большое число клеточных делений. Замечены
многоядровые гигантские клетки. Четко очерченной капсулы нет. Первое
впечатление - злокачественное новообразование на ранней стадии. Обратите
внимание на уровень антракоза в прилегающих тканях.
углерод, содержащийся в сигаретном дыме или городском смоге, организм уже
никогда не избавится от него. Так эта гадость в легких и останется.
отпущенные тридцать секунд, вот он и мочится в штаны кипятком. Скэнлон -
типичный хирург: он способен радоваться жизни, только пока режет
кого-нибудь. Скэнлон терпеть не может праздного созерцания здоровенной дыры,
которую проделал в груди пациента собственными руками, а ждать отчета из
лаборатории для него - нож острый. Он не в силах уразуметь, что, после того
как хирург берет биопсию и кидает ее в стальной лоток, санитару приходится
на своих двоих добираться от отделения до патолаборатории, чтобы передать
срез нам. А еще Скэнлон никак не допетрит, что в больнице еще одиннадцать
операционных и с семи до девяти утра в них сущий ад. В этот отрезок времени
в лаборатории вкалывают четверо стажеров и патологоанатомов, но даже они не
справляются с потоком биопсий. Поэтому мы не укладываемся в график. Конечно,
можно и успевать, но тогда рискуешь поставить неверный диагноз, а хирургам
это ни к чему. Вот они и ноют, как Конвей. Убивают время. Да и вообще все
хирурги страдают манией преследования, спросите любого психиатра, он вам
скажет.
мокрой от пота, я вытер ее о штаны и снял трубку. Мы стараемся обращаться с
телефоном бережно, но все равно в конце смены его приходится протирать
сперва спиртом, а потом формалином.
это желание и спокойно ответил:
патолаборатории - пустая трата времени.
сигаретой, хотя обычно высаживал две подряд. На столе меня уже ждали образцы
тканей почки, желчного пузыря и аппендикса. Я принялся натягивать перчатку,
и в этот миг послышался щелчок селектора.
лаборатории, не повышая голоса, секретарша все равно услышит. Микрофон висит
высоко под потолком, потому что раньше новые стажеры по неведению своему
подбегали к нему и орали во всю глотку, отвечая на вызов. А у девушки в
приемной лопались барабанные перепонки.
никаких звонков по утрам. С семи до одиннадцати мне вздохнуть некогда, а
работаю я шесть дней в неделю. Иногда - и все семь, если кому-нибудь из
наших случится прихворнуть. Обычно Джудит свято чтит заведенный порядок. Она
не позвонила мне, даже когда Джонни врезался на своем трехколесном
велосипеде в кузов пикапа и разбил лоб так, что пришлось наложить пятнадцать
швов.
перчатку только на пальцы. Снова сняв ее, я зашагал обратно к телефону.
дня, когда умер ее отец.
шафером на нашей свадьбе.
чтобы он занял мое место за столом. Мы не могли прекратить обработку
биопсий.
сняв другую перчатку, бросил обе в пластмассовую корзину для мусора. -
Сейчас съезжу к нему, а ты сиди дома и не волнуйся. Вероятно, какой-нибудь
пустяк. Может, Арт опять наклюкался.
отправился в кабинет Сандерсона. Сандерсон заведовал патологоанатомическим
отделением и держался с большим достоинством. Ему исполнилось сорок восемь,
седина, как говорится, уже тронула его виски. У Сандерсона было умное лицо с
тяжелым подбородком. И ровно столько же причин для страхов, сколько у меня.
меня поверх очков в тонкой оправе.
в чтение. Если принесенная мною весть и расстроила его, внешне Сандерсон
никак этого не выказал. Такой уж он человек.
вспомнил, что не знаю, где держат Арта, и подошел к справочной, чтобы
позвонить Джудит. За конторкой сидела Салли Планка, добродушная белокурая
девица, чье имя служило нашим стажерам неиссякаемым источником всевозможных
шуточек. Дозвонившись, я спросил Джудит, в какой кутузке сидит Арт, но моя
жена этого не знала: не догадалась поинтересоваться. Пришлось звонить
супруге Арта, Бетти, красавице и умнице, обладательнице степени доктора
биохимии, полученной в Стэнфорде. До недавнего времени Бетти вела
исследовательскую работу в Гарварде, но потом родила третьего ребенка и
забросила науку. Вообще-то она была спокойной женщиной и на моей памяти
вышла из себя лишь однажды, когда Джордж Ковач надрался в стельку и залил
мочой весь двор домика Ли.
что Артур сидит на Чарльз-стрит в центре города. Его взяли утром, на пороге
дома, когда он собирался отправиться на работу. Дети очень переживают, и
Бетти не пустила их в школу. Но как быть дальше? Что им сказать? Господи!
стоянки для персонала. Все эти здоровенные машины принадлежали практикующим
врачам; патологоанатомы получают жалованье из больничной кассы и не могут
позволить себе завести такую холеную лошадку с лоснящимися боками.
машине, играет со смертью, потому что наш город занимает первое место в
Америке по числу дорожных происшествий, опережая даже Лос-Анджелес. Это вам
скажет любой фельдшер "Скорой помощи" или патологоанатом. Нам то и дело
приходится вскрывать трупы жертв автомобильных катастроф. Здешние водители
носятся как угорелые, и, когда дежуришь в приемном покое неотложки,
создается впечатление, что в городе развернулись военные действия: мертвые
тела поступают почти непрерывно. Джудит винит в этом депрессию. Арт же
твердит, что дело в вероисповедании. Садясь за руль, бостонские католики
уповают на покровительство Всевышнего и бездумно прут через двойную разметку
на встречную полосу. Но Арт - циник. Однажды на вечеринке в больнице
какой-то хирург рассказывал о том, сколько глазных травм наносят фигурки,
которыми водители украшают приборные щитки. Машины сталкиваются, пассажиров
швыряет вперед, и какая-нибудь пятнадцатисантиметровая мадонна выбивает им
глаза. Арт послушал-послушал, да и говорит: "Это самая забавная шутка, какую
я когда-либо слышал!" Он хохотал буквально до слез, до колик, хватался за
живот, сгибался пополам и все повторял: "Ослепленные верой! Ослепленные
верой!" Рассказчик был хирургом-косметологом и не понял юмора. Полагаю,
потому, что залатал на своем веку слишком много пустых глазниц. А вот Арт
ржал до судорог.
я был единственным, кто сумел понять, почему Арт посчитал свою шутку такой
удачной. И, пожалуй, никто, кроме меня, не знал, какая нервная у Арта
работа.
Арт большая умница и очень искусный лекарь, да еще считает врачевание своим
призванием. Парень он своевольный и, подобно большинству практикующих
врачей, немного самодур. Арт мнит себя корифеем, но ведь и на старуху бывает
Курылев Олег
Круз Андрей
Свержин Владимир
Никитин Юрий
Шилова Юлия
Елманов Валерий