Чтение 2–й страницы книги ~Убийство в доме викария~

- Да я просто нечаянно на нее наткнулся. Потом какая-то фраза случайно
попалась мне на глаза, и...

- Знаю я эти случайные фразы, - сказала Гризельда. И напыщенно
произнесла, словно читая по книге: - "И тут случилось нечто поразительное
- Гризельда встала, прошла через всю комнату и нежно поцеловала своего
пожилого мужа". - Сказано - сделано.

- Это и вправду "нечто поразительное"? - спросил я ее.

- Ты еще спрашиваешь, - ответила Гризельда. - Ты хоть понимаешь, Лен,
что я могла выйти замуж за министра, за баронета, за процветающего дельца,
за трех младших офицеров и бездельника с изысканными манерами, а я вместо
этого выбрала тебя? Разве это не поразило тебя в самое сердце?

- Тогда - поразило, - признался я. - Я частенько задумывался, почему ты
так поступила.

Гризельда залилась смехом.

- А потому, что я почувствовала себя такой неотразимой, - прошептала
она. - Остальные считали, что я просто чудо, и, разумеется, для каждого из
них я была бы отличной женой. Но ведь я - воплощение всего, что ты не
любишь и не одобряешь, а ты передо мной не мог устоять! Мое тщеславие
просто не выдержало этого. Знаешь, куда приятнее, когда тебя втайне
обожают, сознавая, что это грех, чем когда тобой гордятся и выставляют
напоказ. Я причиняю тебе кучу неудобств, я тебя непрерывно шокирую, и,
несмотря ни на что, ты любишь меня до безумия. Ты меня любишь до безумия,
а?

- Разумеется, я к тебе очень привязан, дорогая.

- Вот как! Лен, ты меня обожаешь. Помнишь, как я осталась в городе, а
тебе послала телеграмму - ты ее не получил, потому что сестра
почтмейстерши разрешилась двойней и она забыла ее передать? Ты потерял
голову, принялся звонить в Скотленд-Ярд и вообще устроил жуткий переполох.

Есть вещи, о которых вспоминать бывает весьма неприятно. В упомянутом
случае я действительно вел себя довольно глупо. Я сказал:

- Извини, дорогая, но я хотел бы заняться своей речью для МКАЦ.

Гризельда страдальчески вздохнула, взъерошила, потом снова пригладила
мои волосы и сказала:

- Ты меня недостоин. Нет, правда! Закручу роман с художником. Клянусь,
что закручу. Представляешь себе, какие сплетни пойдут по всему приходу?

- Их и без того предостаточно, - мягко заметил я. Гризельда
расхохоталась, послала мне воздушный поцелуй и выпорхнула через
застекленную дверь.

2

Нет, с Гризельдой нет никакого сладу! После ленча я встал из-за стола в
прекрасном настроении, чувствуя, что готов написать действительно
вдохновенное обращение к Мужской Конгрегации Англиканской Церкви. И вот
никак не могу сосредоточиться и места себе не нахожу.

Когда я, успокоившись, был готов приступить к работе, в кабинет словно
ненароком забрела Летиция Протеро. Я не случайно употребил слово
"забрела". Мне приходилось читать романы, в которых молодые люди просто
лопаются от бьющей через край энергии - joie de vivre - волшебной
жизнерадостной юности... Но мне лично почему-то попадаются молодые люди,
скорее напоминающие бесплотные призраки.

В этот день Летиция была особенно похожа на бесплотную тень. Она очень
хорошенькая девушка, высокая, светленькая, но какая-то неприкаянная. Она
забрела ко мне, рассеянно стащила с головы желтый беретик и с
отсутствующим видом пробормотала:

- А! Это вы...

От Старой Усадьбы идет тропа через лес, прямо к нашей садовой калитке,
поэтому гости по большей части проходят в эту калитку и прямо к двери
кабинета - дорогой в обход идти далеко, только ради того, чтобы войти с
парадного входа. Появление Петиции меня не удивило, но ее поведение
вызвало легкую досаду.

Если человек приходит в дом священника, стоит ли удивляться, увидев
самого священника?

Она вошла и упала, словно подкошенная, в одно из больших кресел.
Подергала себя, непонятно для чего, за прядку волос, уставилась в потолок.

- А Денниса тут у вас нет?

- Я его не видел после ленча. Насколько я понял, он собирался идти
играть в теннис на ваших кортах.

- А-а... - протянула Летиция. - Лучше бы он не ходил. Там ни души нету.

- Он сказал, что вы его пригласили.

- Может, и пригласила. Только в пятницу. А сегодня вторник.

- Среда, - сказал я.

- Ой! Кошмар. Значит, я в третий раз позабыла, что меня звали на ленч.

Впрочем, это ее не особенно беспокоило.

- А где Гризельда?

- Я думаю, вы найдете ее в мастерской в саду, она позирует Лоуренсу
Реддингу.

- У нас тут из-за него такая склока разгорелась, - сказала Летиция. -
Сами знаете, какой у меня папочка. Жуткий папочка.

- Какая скло... - то есть, о чем вы говорите? - спросил я.

- Да все из-за того, что он меня пишет. А папочка узнал. Интересно,
почему это я не имею права позировать в купальном костюме? Если я на пляже
в нем сижу, то могу и на портрете, а?

Летиция помолчала, потом снова заговорила.

- Чепуха какая-то - отец, видите ли, отказывает молодому человеку от
дома. Мы с Лоуренсом прямо обалдели. Я буду ходить сюда, к вам в
мастерскую, можно?

- Нельзя, дорогая моя, - сказал я. - Если ваш отец запретил - нельзя.

- Ох, боже ты мой, - вздохнула Летиция. - Вы все как сговорились, сил
моих нет! Издергана. До предела. Если бы у меня были деньги, я бы сбежала,
а без денег куда денешься? Если бы папочка, как порядочный человек,
приказал долго жить, у меня бы все устроилось.

- Летиция, такие слова говорить не следует.

- А что? Если он не хочет, чтобы я ждала его смерти, пусть не
жадничает, как последний скряга. Неудивительно, что мама от него ушла.
Знаете, я много лет думала, что она умерла. А тот молодой человек, к
которому она ушла, - он что, был симпатичный?

- Это случилось до того, как ваш отец приехал сюда.

- Интересно, как она жила потом. Я уверена, что Анна вот-вот закрутит
роман с кем-нибудь. Анна меня ненавидит - нет, обращается нормально, но -
ненавидит. Стареет, и ей это не по вкусу. В таком возрасте и срываешься с
цепи, сами знаете.

Хотел бы я знать - неужели Летиция собирается до вечера сидеть у меня в
кабинете?

- Вам мои граммофонные пластинки не попадались? - спросила она.

- Нет.

- Вот досада! Я их где-то забыла. И собака куда-то сбежала. Часики
тоже, наручные - только они все равно не ходят. Ох, спать хочется! Не
пойму, отчего, - я встала только в одиннадцать. Жизнь так изматывает,
правда? Господи! Надо идти. В три часа мне покажут раскоп, который сделал
доктор Стоун.

Я взглянул на часы и заметил, что уже без двадцати пяти четыре.

- Ой! Не может быть! Кошмар. Ждут ли они меня, или уже ушли? Надо
пойти, посмотреть...

Она встала и побрела из комнаты, бросив через плечо:

- Вы скажете Деннису, ладно?

Я механически ответил "Да", а когда понял, что не имею представления,
что именно надо сказать Деннису, было уже поздно. Но поразмыслив, я решил,
что это, вероятно, не имело никакого значения. Я задумался о докторе
Стоуне - это был знаменитый археолог, недавно он остановился в гостинице
"Голубой Кабан" и начал раскопки на участке, входящем во владения
полковника Протеро. Они с полковником уже несколько раз спорили не на
шутку. Забавно, что он пригласил Летицию посмотреть на раскопки.

Мне подумалось, что Летиция Протеро довольно остра на язычок.
Интересно, поладит ли она с секретаршей археолога, мисс Крэм. Мисс Крэм -
пышущая здоровьем особа двадцати пяти лет, шумная, румяная, переполнена до
краев молодой жизненной энергией, и рот у нее полон зубов - кажется, их
там даже больше положенного.

В деревне мнения разделились: одни считают, что она такая же, как все,
другие придерживаются мнения, что это молодая особа строгих правил,
которая намерена при первой же возможности сделаться миссис Стоун. Она во
всем - полная противоположность Летиции.

Насколько я понимал, жизнь в Старой Усадьбе действительно текла не
очень счастливо. Полковник Протеро женился второй раз лет пять тому назад.
Вторая миссис Протеро отличалась замечательной, хотя несколько необычной,
красотой. Я и раньше догадывался, что у нее не очень хорошие отношения с
падчерицей.

Меня прервали еще раз. На этот раз пришел мой помощник, Хоуз. Он хотел
узнать подробности моего разговора с Протеро. Я сказал, что полковник
посетовал на его "католические пристрастия", но что цель его визита была
иная. Со своей стороны я тоже выразил протест и недвусмысленно дал ему
понять, что придется следовать моим указаниям. В общем, Хоуз принял мои
замечания вполне мирно.

Когда он ушел, я стал винить себя за то, что не могу относиться к нему
теплее. Я глубоко убежден, что христианину совершенно не подобает
испытывать такие безотчетные симпатии и антипатии к своим ближним.

Я вздохнул, заметив, что стрелки часов на письменном столе показывают
без четверти пять, что на самом деле означало половину пятого, и прошел в