часть улицы Бернардинцев. Когда я лежал на постели, то видел
вырисовывавшуюся в этом окне колокольню церкви (забыл, как она
называется). Ночью, после того, как стихал шум машин, били ее башенные
часы. Часто Жаклин с Ван Бевером провожали меня до самой гостиницы. Мы
ходили ужинать в китайский ресторанчик, после кино.
бульвару Сен-Мишель. Несколько потрепанное пальто Ван Бевера и кожаная
куртка Жаклин сливались с угрюмой обстановкой Латинского квартала. Я был в
старом грязноватом бежевом плаще, с книгами подмышкой. Нет, действительно,
ничто не могло привлечь к нам внимания.
формальностью: администратор ни разу ни о чем меня не спрашивал.
Достаточно было оплачивать номер каждую неделю. Однажды, когда я выходил с
сумкой книг, чтобы попытаться продать их одному знакомому букинисту, он
произнес:
был совершенно серьезен.
Жаклин и Ван Бевер были там единственными постояльцами. Они рассказали,
что отель скоро закроется и что его переделают под квартиры. И правда,
днем из соседних номеров доносился стук молотка.
ответил, что он написал "разносчик", но я не понял, шутит он или нет. Л
Жаклин пожала плечами. У нее не было профессии. Я тоже мог бы назвать себя
разносчиком: ведь я бесконечно носил книги от одной книжной лавки к
другой.
черно-серый цвет зимы. А Жаклин постоянно носила свою не по сезону легкую
кожаную куртку.
осталась в Париже, был такой вот зимний день. Мы перешли Сену, провожая
Ван Бевера до метро "Мариинский мост"; его поезд уходил с вокзала
Сен-Лазар. Он сказал, что, может быть, заглянет и в дьепское казино: ему
хотелось выиграть больше денег, чем обычно. Его саржевое пальто исчезло в
метро, и мы с Жаклин остались одни.
по-настоящему ни разу не представлялось. К тому же она часто за весь вечер
рта не раскрывала. Лишь иногда сухо просила Ван Бевера сходить за
сигаретами, словно хотела от него отделаться. И от меня тоже. Но
постепенно я привык к ее молчанию и резкости.
жалеет, что не поехала с ним, как обычно. Мы не перешли обратно на левый
берег, а двинулись по набережной Ратуши. Она молчала. Я уже был готов к
тому, что с минуты на минуту она со мной распрощается. Но ошибся: она
продолжала идти рядом.
в своей слишком легкой кожаной куртке. Мы шли вдоль Архиепископского
сквера на краю острова Сите, и вдруг она зашлась в приступе кашля. Потом
снова обрела дыхание. Я сказал, что ей надо бы выпить чего-нибудь
горячего, и мы вошли в кафе на улице Данте.
двое, но Жаклин играть не хотелось. Я заказал ей грог. Она выпила его с
гримаской, словно это был яд. Я сказал: "Зря вы ходите в этой куртке". С
момента нашего знакомства мне все не удавалось перейти с ней на ты: она
установила между нами некоторую дистанцию.
биллиардом. Она наклонилась ко мне и сказала, что не поехала с Ван Бевером
потому, что не очень в форме. Говорила она довольно тихо, и я придвинулся
к ней поближе. Наши лица почти касались друг друга. Она сделала мне
признание: как только зима кончится, она надеется уехать из Парижа. Куда
же?
конверте было написано "Майорка".
край нашего столика, словно нас не видел, невозмутимо продолжая беседу.
Жаклин отодвинулась на самый край банкетки. Треск электрического биллиарда
действовал на меня угнетающе.
старых ботинках.
сигареты с пресноватым запахом светлого французского табака.
связаны навеки.
произнес я. Она пожала плечами:
что принесло.
на эту тему нечего.
приятелей. Он брал машину своих родителей и возил меня вечером в Орли. Мы
ходили в кино и в бар аэропорта. Сидели допоздна, слушали, как объявляют
самолеты: прилетающие и улетающие в далекие края. Прохаживались по
огромному залу. В Париж мы возвращались не по автостраде, а через
Вильнев-ле-Руа, Атис-Монс и прочие местечки южного пригорода... Я мог бы
тогда повстречаться с Жаклин.
притворно безразличным тоном.
теперь, если б немного денег появилось...
почти неслышно из-за гама вокруг. Я наклонился к ней. Наши лица снова
почти касались друг Друга.
Майорке живет... Он найдет нам там дом... Мы с ним познакомились в
английской книжной лавке на набережной.
книгами комнатушек. В них можно было уединиться. Покупатели приезжали
издалека и приходили в лавку, как в гавань. Лавка работала допоздна. Я
купил там несколько романов из библиотечки издательства "Таушниц",
попробовал их перепродать. Полки прямо на улице, и стулья, и даже диван:
словно терраса кафе. Из лавки открывался вид на Собор Парижской
Богоматери. А перейдешь порог - и будто в Амстердаме или в Сан-Франциско.
тому "американцу, что пишет романы"... Как его зовут? Может, я что-то
читал...
Закашлялась. Была по-прежнему сильно бледна.
резка с ним, но брала его за руку на улице или клала ему на плечо голову,
когда мы сидели за столиком в кафе Данте. Однажды после обеда я постучал в
их номер и она сказала "войдите". Они лежали на одной из узких коек, на
той, что под окном.
моем присутствии. Внезапно я стал лишним. Наверное, лучше было бы оставить
ее одну. Я уже искал предлог, чтобы попрощаться, но тут она бросила на
меня взгляд, сначала отсутствующий. А уже потом увидела меня.
находить им ближайшие почтовые отделения и аптеки.