Чтение 2–й страницы книги ~Бергомистр города Верне~

После супа подали картофель с простоквашей. Йорис любил это блюдо,
приправленное мелко нарезанным репчатым луком, и уже тридцать лет ел его
каждый вечер.

Дверь в кухне оставалась открытой, и слышно было, как потрескивает на
огне куропатка, но супруги знали, что достанется ока не им.

Обычно г-жа Терлинк дожидалась, пока хозяин доест, после чего боязли-
во сообщала:

- Привезли уголь.

Или:

- Приходил сборщик платы за газ.

Словом, что-нибудь в таком роде. Мелкие домашние новости.

Бургомистр слушал жену не отвечая, словно думал о чем-то другом, по-
том отодвигал свое кресло и закуривал сигару.

Он еще не успел вставить ее в янтарный мундштук, как в коридоре зад-
ребезжал звонок.

Звонил он очень громко. Коридор был широкий, выложен плитами, лест-
ничная клетка просторная, и звуки, отражаясь от стен, становились осо-
бенно резки по вечерам или когда хозяева никого не ждали.

Действительно, звонок оказался настолько неожиданным, что служанка
Мария на мгновение замешкалась, уставившись на хозяина: она не знала,
как он прикажет ей поступить. Когда она открыла входную дверь, из кори-
дора донеслось шушуканье. Мария вернулась, удивленно и беспокойно доло-
жила:

- Это маленький Клаас.

Одного этого непредвиденного визита оказалось достаточно, чтобы лицо
г-жи Терлинк выразило всю гамму чувств человека, застигнутого катастро-
фой. Она испуганно всматривалась в мужа, в Марию, и глаза ее, созданные
для того, чтобы плакать, выражали отчаяние.

- Где он?

- Я оставила его в коридоре.

Мария даже не зажгла лампу. Терлинк застал Жефа Клааса в темноте: тот
стоял у стены, держа шляпу в руке.

- Что тебе?

- Мне надо поговорить с вами, баас.

Все это не лезло ни в какие ворота: Жеф Клаас, всего несколько меся-
цев назад поступивший служащим на сигарную фабрику, не должен был прихо-
дить к хозяину. Если хотел сказать что-то важное, мог сделать это днем,
в кабинете патрона.

Однако Терлинк открыл дверь, находившуюся прямо напротив столовой,
щелкнул выключателем, вошел в кабинет и нетерпеливо обернулся:

- Ну? Входи же.

В этой комнате не топили по целым дням, но Терлинк, войдя в нее, за-
жег газовый обогреватель, установленный позади его кресла и обжигавший
ему спину.

Усевшись сам, но оставив молодого человека стоять, он заметил, какие
у того лихорадочные глаза и как нервно теребят его пальцы края шляпы.

- Что тебе нужно?

Посетитель был настолько взволнован, что ему никак не удавалось заго-
ворить и он озирался по сторонам, словно намереваясь убежать.

Вместо того чтобы подбодрить молодого человека, глыбообразный Терлинк
глядел на него через сигарный дым, но не так, как смотрят на себе подоб-
ного, а так, Словно перед ним было нечто неодушевленное - стена "или
дождь.

- Понимаете, баас...

Молодой человек знал, что слезы ничему не помогут. Напротив. Поэтому
он сдерживался. Открывал рот, закрывал, поправлял воротничок, который
его душил.

- Я пришел...

Он был худ, как тот единственный из куриного выводка рахитичный цып-
ленок, которого по таинственным причинам остальные отгоняют ударами клю-
ва. Он был во всем черном, в стоячем воротничке, накрахмаленных манжетах
и ботинках с лакированными носами.

- Я должен у вас попросить...

Наконец нарыв прорвался:

- Мне совершенно необходима тысяча франков... Я не осмелился попро-
сить об этом на работе... Удержите ее из моего жалованья.

От сигары, очень черной сигары с исключительно белым пеплом, который
Терлинк, удовлетворенно его разглядывая, старался не стряхивать как мож-
но дольше, медленно-медленно струился дымок.

- Когда тебе в последний раз давали аванс?

- Два месяца назад. У меня болела мать.

- Она что, снова заболела?

- Нет, баас.

Проситель затряс головой. В этом кабинете, постепенно затопляемом
теплом газовой печи, он чувствовал себя более затерянным, чем в незнако-
мом городе или в пустыне.

- Если вы не ссудите мне тысячу франков, я покончу особой.

- Вот как? - равнодушно отозвался Терлинк, подняв голову. - Ты
действительно это сделаешь?

- Придется... Клянусь вам, баас, мне совершенно необходимы эти
деньги.

- Да у тебя хоть револьвер-то есть?

Мальчишка, не удержавшись, ощупал свой карман и с непроизвольной гор-
достью объявил:

- Есть.

- Я совсем забыл, что отец у тебя был фельдфебелем.

Снова настало молчание, в маленьких дырочках обогревателя слышнее за-
шипел газ, веселей заплясало голубое пламя.

- Послушайте, баас, если вы настаиваете, я скажу вам все, одному вам,
но прошу держать мои слова в тайне...

Отполированный временем письменный стол из некрашеного дерева был
обит темно-зеленым сафьяном, на котором выстроились чернильницы, ручки и
пресспапье из толстого стекла с изображением храма Богоматери Лурдской.
Справа от Терлинка, в пределах досягаемости его руки, находился наглухо
вмурованный в стену черный сейф.

- Слушаю.

- Так вот, я сделал ребенка одной девушке. Я женюсь на ней. Клянусь,
что в свое время женюсь на ней, но сейчас это невозможно.

Ни один мускул на лице Терлинка не дрогнул, и глаза его по-прежнему
смотрели на молодого человека, как на стену.

- Мы должны что-то предпринять... Вы понимаете, что я имею в виду? Я
нашел в Ньивпорте женщину, которая согласна за две тысячи франков, поло-
вину вперед...

Он задыхался в ожидании ответа - если уж не слова, то хотя бы жеста,
но вместо этого услышал лишь банальный, даже не насмешливый вопрос:

- Сколько тебе лет?

- Девятнадцать, баас... Мне еще предстоит отбыть военную службу. Уве-
рен, что после я сумею завоевать определенное положение и смогу...

По тротуару кто-то прошел, и Жеф Клаас непроизвольно повернулся к ок-
ну, смущенный мыслью о том, что его могут увидеть с улицы в позе проси-
теля. Разве нельзя угадать даже издали, о чем он говорит?

- Если бы я мог жениться на ней сейчас, я не поколебался бы. Но это
совершенно невозможно: ее отец выставит меня за дверь. Он уже давно зап-
ретил нам встречаться.

- Кто она?

Ответа не последовало. Мальчишка колебался. Ему было жарко. Щеки у
него пылали. Молчание Терлинка казалось еще более повелительным, чем его
речь.

В конце концов Жеф, склонив голову, пролепетал:

- Лина ван Хамме.

- Дочь Леонарда?

- Умоляю вас, баас... Я знаю, вы человек добрый...

- Никогда им не был.

- Я знаю, вы все понимаете и...

- Ничего я не понимаю.

Возможно ли? Нет, он, наверно, просто шутит. Жеф поднял голову, пыта-
ясь прочесть ответ на лице хозяина.

- Если я уйду отсюда без денег, я покончу с собой. Вы мне не верите?
У меня в кармане заряженный револьвер. Я не желаю, чтобы Лина была опо-
зорена.

- Самое разумное было оставить ее в покое.

Терлинк был так же спокоен, как в ратуше, когда выкладывал г-ну Кем-
пенару, что он о нем думает.

- Баас, я готов на колени встать...

- Это тебе не поможет - только будешь дураком выглядеть.

- Но вы же не откажете в моей просьбе! Что для вас тысяча франков?

- Тысяча всегда тысяча.

- А для меня это вся жизнь, честь, счастье Лины. Не верю, что чело-
век...

- Придется поверить.

- Баас!

- Что?

Терлинк отчетливо различил в глазах молодого человека, страшную угро-
зу, ненависть до головокружения.

- Что, на сейф поглядываешь? Говоришь себе, что мог бы убить меня и
забрать, что там лежит - многие тысячи франков, на которые можно нанять
сколько хочешь акушерок?

Он огорченно вздохнул: пепел сигары осыпался, и бургомистру пришлось
отряхнуть лацкан пиджака.

- Это пройдет, Жеф, ты молод.