организуем полномасштабные раскопки. Постоянный лагерь, взлетно-посадочную
полосу, ассистенты по твоему выбору, полный набор, и любое оборудование,
какое тебе потребуется.
задержались на верху лестницы. Мы с Лореном улыбнулись друг другу, как
заговорщики.
будем копать пять или шесть лет.
громкий бычий хохот заразил меня. Мы спускались по лестнице, хохоча и
раскачиваясь, каждый по-своему. Радостные, возбужденные и напряженные,
смотрели мы друг на друга в зале.
меня в аэропорту? Рейс Алиталия 310 из Цюриха. - А ты тем временем
готовься.
радоваться ей целую неделю. - Он взглянул на золотые Пиаже у себя на
запястье. - Черт! Я опаздываю.
из патио Хилари Стервесант. На ней короткое белое теннисное платье, а ноги
у нее длинные и изумительно красивые. Высокая женщина с каштаново-золотыми
волосами, которые мягко и свободно, с блеском, падают ей на плечи.
Бена кто-то должен был поддерживать.
естественно поцеловала в губы, без малейших признаков отвращения, потом
отступила и улыбнулась. Каждый раз, как она это делает, я становлюсь ее
рабом на очередные сто лет.
Лорен обнял ее за талию и они улыбнулись мне сверху вниз.
лететь в пустыню немедленно, сию же минуту. - Лорен притянул к себе Хилари
и поцеловал ее. И на какое-то время, обнявшись, они забыли о моем
присутствии. Для меня они воплощение прекрасной женственности и
мужественности, оба высокие, сильные и ухоженные. Хилари на двенадцать лет
моложе Лорена, она его четвертая жена и мать младшего ребенка из его
семерых детей. В свои двадцать пять лет она обладает мудростью и выдержкой
зрелой женщины.
от ее объятий.
что нужно что-то особое. Пока, партнер. - И он исчез.
Пять акров газонов и прекрасных клумб мягко спускались к ручью и
искусственному озеру. Оба теннисных корта заняты, а множество маленьких
почти нагих тел взбивает воду в плавательном бассейне. Двое слуг в ливреях
накрывали длинный раскладной стол - предстоял легкий завтрак "а-ля
фуршет". С внутренней дрожью страха я увидел в полдесятка девиц в
теннисных платьях в креслах у наружного бара. Все они раскраснелись от
игры, пот проступал на белых платьях, все держали в руках длинные
запотевшие стаканы с Пиммз N1 и фруктами.
стараясь стать хоть на дюйм выше.
Бенджамином Кейзином. Доктор Кейзин - директор Института африканской
антропологии и предыстории. Бен, это Марджори Фелпс.
сверхэкспансивные приветствия. На каждую смотрел, каждой что-нибудь
говорил: глаза и голос у меня хорошие. Для них эта церемония не менее
трудна, чем для меня. Никто не ожидает, что хозяйка за напитками перед
ланчем вдруг познакомит тебя с горбуном.
Дядя Бен!" Она обняла меня холодными влажными руками за шею и прижалась
своим промокшим купальником к моему новому костюму, прежде чем утащить к
орде других потомков Стервесантов и их приятелей. С детьми мне легче: они
либо не замечают моего уродства, либо относятся к нему вполне естественно.
"А почему ты ходишь сгибаясь?"
внимания, и скоро они занялись своими делами, все, кроме Бобби - она, как
всегда, сохранила мне верность. Потом Хилари занялась падчерицей, а я
вернулся к юным матронам, на которых постарался проивзести самое лучшее
впечатление. Не могу сопротивляться хорошеньким женщинам, когда пройдет
первая неловкость. Было уже три часа, когда я отправился в Институт.
щедростью, с какой эта тринадцатилетняя девица наливает кока-колу. И
соответственно я явился в Институт в прекрасном настроении.
записка "Пришло во время ланча. Очень интересно! Сал".
тронута. Салли внутрь не заглядывала, хотя я знал, что для этого ей
потребовалась вся сила воли: она чрезвычайно любопытна. Называет это
научным складом мысли.
всего отыскал в ящике стола мятные таблетки и сунул одну в рот, чтобы
отогнать запах виски. Потом вскрыл конверт, достал увеличенную -
двенадцать на двенадцать - копию фотоснимка, включил настольную лампу и
приготовил увеличительное стекло. Потом оглянулся на войска прошлого.
сгрудившиеся в моем кабинете. Все четыре стены заняты полками, а на них
книги - мое главное орудие, в коричневых и зеленых переплетах телячьей
кожи, с золотым обрезом. Кабинет большой, и в нем много тысяч томов. А на
верхних полках, над книгами, гипсовые бюсты всех существ, предшествовавших
человеку. Только головы и плечи. Австралопитек, проконсул, робуста,
родезийский человек, пекинский человек - все, включая неандертальца и
самого кроманьонца, homo sapiens sapiens, во всей его славе и низости.
Полки справа от стола заняты бюстами всех этнических типов, какие
встречаются в Африке: хамиты, арабы, негроиды, боскопы, бушмены, гриква,
готтентоты и остальные. Они внимательно смотрели на меня своими
выпученными глазами, и я обратился к ним.
разговариваю с ними вслух, когда возбуджен или выпил, а сейчас и то и
другое.
подпрыгнуть на стуле. Вопрос риторический, она прекарсно знает, с кем я
разговариваю. Она прислонилась к косяку, засунув руки в карманы белого
пылевика. Темные волосы над выпуклым лбом забраны лентой, большие
зеленоватые глаза широко расставлены по обе стороны от дерзкого носа.
Широкие скулы, большой чувственный улыбающийся рот. Рослая девушка, с
длинными мускулистыми ногами, в плотно облегающих синих джинсах. Почему
мне всегда нравятся рослые женщины?
ковру в сторону моего стола, чтобы посмотреть, что на нем. Я уже убедился
на собственном опыте, что она может читать сверху вниз.
индейка, салат с омаром, копченая форель и заливная утка с трюфелями.
заметила мою игру с конвертом. Я вообще-то не позволяю ей так со мной
разговаривать, но как ее остановишь.
Ничего себе!"
рассмеялась и села на угол моего стола.
получения разрываюсь. Вскрыла бы с помощью пара, но сломался электрический
чайник.
нее влюблен.
фотографию. "Ну, что ж, - сказал я, - посмотрим, что ты скажешь".
электрическим ударом отозвалось во всем моем теле. За два года она стала
как дети, не замечала моего горба. Ведет она себя совершенно естественно,
и я выработал график - через два года наши отношения созреют. Мне нужно
продвигаться медленно, очень медленно, чтобы не вспугнуть ее, но со
временем я приучу ее к мысли, что я ее любовник и муж. Но если
предшестующие два года показались мне ужасно долгими - что же о
последующих двух?
не шевелилась и молчала. Отраженный свет падал ей на лицо, и когда она
наконец взглянула на меня, лицо у нее было восхищенное, зеленые глаза
сверкали.
легкое признание и самонадеянность раздражали меня.
естественных объяснений.