старался окончательно осознать, кто же все-таки потревожил его глубокий,
как пропасть, алкоголический сон. Даже в пьяном раскордашном маразме умел
хранить трюкач Серега достойную физическую форму: и покачивался
координированно, и плыл целесообразно. Хорошо сколоченный, ловкий,
заготовленный богом для мужской работы.
автоматические двери.
телевизор и фальшивый камин в гостиной, в спаленке две койки с тумбочками
и шкафом и - главное - холодильник в прихожей.
Для меня.
толкнул в разлапистое кресло. - Выходить пора из штопора, паренек.
холодильника бутылку коньяка, две бутылки "пепси", пяток яблок, поставил
все это на журнальный столик и, сев на диван, стал наблюдать за Серегой,
который обдумывал ответ на вопрос, почему он не хочет выходить из штопора.
Обдумал, наконец, и ответил:
пепсину шляпку. Вспомнил, что стаканы забыл, сходил за стаканами. Налил
себе коньячку грамм семьдесят, а Сереге - "пепси" под завязку.
нокдауна, в глаза Сереге и определил: - А грамм пятьдесят - налью. Чтобы
послесонная муть в твоей башке осела.
пятидесяти граммов. Сценарист в этом деле знал толк: доза была определена
точно, как по мензурке. Серега вздохнул и взял стакан. Глянул в него одним
глазом, сморщился от отвращения, легким движением раскрутил коричневую
жидкость и отправил ее себе в рот, глотку, далее везде. Виктор свои
семьдесят принял не торопясь, с чувством. Хрупая яблоком, спросил:
правый глаз, выпученный и нехороший, и промолчал.
потому что благодетельствовал, изводил дефицитный продукт на совсем не
нужного ему запившего люмпена. Надо было отвечать.
Виктор.
пустой стакан поближе к бутылке. Подумав, Виктор налил и в этот стакан.
Самую малость. Чтобы не прекращать расспросов.
поморгав, ни одной песни не вспомнил и изменил решение: - Налей, а?
Серега. Если это твои старые рэкетирские хвосты вылезают, я бы тебе смог
помочь. Раз и навсегда.
трезвым голосом признался Серега и опять попросил: - Налей, а?
из башки, расслабили руки-ноги и окрасили Викторову жизнь в розовые и
нежно-зеленые тона. И стал Виктор противоестественно добр и
непредусмотрителен: щедрой рукой ливанул Сереге без замера. Получилось на
полную сотку. И уже не допрашивал. Любопытствовал:
высосал сотку, и, наконец вспомнив песню, запел, - "Ночное такси, ночное
такси, меня сбереги и спаси!"
довольно долго, с каждым разом все косноязычнее. Разговор накрылся. Виктор
понял свою промашку и сказал в безнадеге:
в спальню. Усадил трюкача на кровать, злобно сорвал с него кроссовки и
завалил прямо на цветастое покрывало - гордость гостиницы. Серега
свернулся на покрывале калачиком, положил обе руки под щеку и закрыл
глаза.
или не пить следующие сто. Решил выпить. Двести пятьдесят - рабочая норма,
еще не требующая завтрашней опохмелки. Выпил, и, чтобы уйти от соблазна,
все быстренько прибрал по положенным местам. Ликвидировав пьянственное
свинство, вышел вон.
герои - поручик и комиссар, а также эпизодник - белый полковник.
скамью. Середина дня, солнышко пекло, птички чирикали, листва над головой
нежно шелестела под легким ветерком. Подремать бы...
поручик.
сообщил поручик, - настоящую гиблую топь выбрал, мне художник рассказал.
Это трюковая съемка, и я имею полное право отказаться!
берегу стоять будешь, только руку мне протянешь. Мне же в самую трясину
лезть. Вдруг засосет?
московские дамочки, все, как на подбор, хороших лет, в хорошей форме,
прибранные, привлекательные. Провожая бессмысленным взором очередную
чаровницу, белый полковник изрек:
подождал немного, встал, с зевом потянулся.
групповки. Впереди шла ядреная, заводная, веселая девушка Лиза. Проходя
мимо скамейки, зыркнула отчаянным глазом на Виктора. Комиссар и поручик
украдкой глянули на сценариста: проверяли, адекватна ли его реакция.
Адекватна: сценарист поднялся, потянулся, как полковник, и рванул в
вестибюль.
нравилось спать со сценаристом: и просто так, и престижно, и кое-какое в
связи с этим привилегированное положение.
уехала.
расстегнула его рубашку, ладошкой провела по волосатой груди, куснула за
мочку ближайшего уха и шепотом сообщила в то же ухо:
выпросталась из-под простыни, натянула халат, открыла дверь на малую щель
и в щель выскользнула в коридор.
на часы (было без двадцати семь), вздохнул, спустил ноги с кровати, и,
сидя, стал одеваться. Вернулась Лиза, села рядом, сказала:
щеку. Извинительно поцеловал.
иностранных гостей. И коврик афганский, и телевизор японский, и креслица
финские. Режиссер и оператор возлежали в ожидании Виктора в кожаных