тебе не советую: там каждый раз бывают якобы случайные жертвы.
неохотно сказал он.
этажа причудливой вязью неоновых трубок горела надпись: "Яхонт". В красных
бликах ее, как памятники, неподвижно стояли двое - мокро блестя.
без документов. Говорит: был в компании. Он тебя интересует?
деревянных ящиков, и через низкую арку проникли во второй - узкий, как
колодец, - вымощенный булыжниками. Сеялся невидимый комариный дождь. Было
холодно. Сиверс ладонью отжимал воду с костлявого лица: - Дорога разрыта,
машина не пройдет, зачем ты приехал, отрываешь от дела, сидел бы себе в
кабинете и прихлебывал чай... - Он был прав. Мне следовало сидеть и
прихлебывать. Ивин ядовито похмыкивал сзади. - Как твои "звездники"? - в
паузе спросил я. - "Звездники" на месте, - буркнул Сиверс. - Кого
проверили? - Весь "алфавит". - Даже так? - У них большое радение: восходит
Козерог. - А кто проверял? - Верховский. - Понятно. - Я перепрыгнул через
лужу, в которой желтела консервная банка. У меня не оставалось никакой
надежды. Верховскому можно было верить. Если он говорит, что "алфавит" на
месте, то "алфавит" на месте. "Звездная группа" отпадает. Девяностолетний
туркмен, носитель мирового разума, сидя на молитвенном коврике, прикрыв
больные глаза и раскачиваясь, выкрикивает в старческом экстазе
бессмысленные шантры на ломаном русском языке, а покорный "алфавит", буквы
мироздания, - инженеры, медики, кандидаты наук, окружающие его, -
склоняются и целуют полы засаленного халата, искренне веруя, что Великий
Космический Дух низойдет с небес и просветлит их грузные томящиеся души.
Трое убитых за последние полтора года - ушедшие к звездам. Ритуал
посвящения в избранные, отречение от всего земного, культ наготы и
безволия. Махровая уголовщина. Хорошо, что не придется влезать в эти дела.
Я поежился и глубоко вдохнул холодный, насыщенный влагой воздух. Значит,
полный провал. Значит, вся операция к черту. Нострадамус опять испарился
бесследно. В одиннадцатый раз. Он умеет испаряться бесследно. Значит,
метод исчерпал себя. Четыре минуты - это наш предельный срок. Меньше
нельзя.
которого был перерыт траншеей. У раскрытого телефона-автомата, присев на
корточки, копошились люди в резиновых накидках. Вдруг - ощетинились
голубыми фонариками.
незашнурованных ботинках на босу ногу.
милиции много...
сотрудников Сиверса носовым платком осторожно снял трубку и послушал.
редких пружинистых ресниц.
на этот автомат. Европейский ВЦ... - Закурил очередную сигарету. - О чем
ты думаешь?
под проводами. Я расслабленно лежал на сиденье. Проносились черные окна.
Мигали светофоры на безлюдных перекрестках. Где-то здесь, в сердцевине
дождя, одинокий и неприкаянный, бродил загадочный Нострадамус и жестокие
глаза его, будто рентген, пронизывали город.
революции.
обдавала она булыжник на мостовой, битый череп фонаря, синюю листву сада.
Как мертвый ящер, ощетинясь оглоблями, лежала поперек улицы растерзанная
баррикада. Напротив нее, у здания рынка, зияющего каменным многоглазием,
будто приклеенные, стояли Кощей и Тыква. Кощей гоготал и длинно сплевывал,
а Тыква подкручивал свои дурацкие намыленные усы. Прямо зло брало: давно
ли бегали, как куропатки, - теперь гогочут.
на фуражку, какие носят студенты. Ну - слава богу, тронулись, пошли к
площади, во мрак собора. Тыква переваливался, а Кощей придерживал шашку.
Говорят, это он убил Сапсана, зарубил во дворе участка, еще в июне.
Садануть бы по ним из револьвера - нельзя, нет револьвера, зарыт дома, в
сарае, под поленницей. Не такое сейчас время, чтобы разгуливать с
револьвером.
человек быстро пересек улицу и прильнул к чугунной ограде. Взялся за
железные прутья и, легко переломившись в воздухе, махнул прямыми ногами на
ту сторону.
конный отряд и поплыл в бледном сиянии - призрачные лошади, призрачные
люди.
ему идти, - к двери на стыке двух глухих стен. Он достал ключи. Ключи у
него были. Застучало сердце. Ай да Абдулка, медный котел! Не обманул все
же, подлец, дурацкая рожа! - Зачэм рэзать такой бедный доктор, совсем
нищий... Плохо живет - слуга нету, жена нету, сам ноги моет... Или другой
этаж - баба живет, фабрика имеет... шибко толстый, богатый, деньги в
подушку зашил - золото, Абдулка знает... Ее рэжь - бабу не жалко... Убей,
пожалуйста, - дай Абдулке пятисот рублей... Абдулка хитрый - пьяный был,
ничего не видел...
Он поднялся на второй этаж и чиркнул спичкой. Лезвие ножа просунулось в
щель, звякнул сброшенный крючок - все! Он проскользнул пахнущее аптечными
травами междудверье, миновал светлую кухню, где цепенели тарелки, кастрюли
и раздутый, сияющий медалями бок самовара. В коридоре было хоть глаз
выколи, но он помнил, что дверь в библиотеку третья направо. Об этом
рассказывал Сапсан. Гертвиг почему-то доверял ему. Именно ему. Правда,
Сапсана больше нет. Исчез после провалов в организации, я даже имени его
не знаю - просто Сапсан. Он первый понял, что это означает: врач, который
Орлов Алекс
Конюшевский Владислав
Доценко Виктор
Посняков Андрей
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия