наших лет, доктор в тридцать, членкор в тридцать два. На той неделе
прибывает пополнение - орава молодняка, из училища имени Холопа Никишки, как
всегда.
последний мамонт Поселка, последний динозавр тех времен, когда вначале
требовали результатов, а уж потом вскользь интересовались процентом потерь.
украдкой приглядываясь к Шалыгановым колодкам - был там и полный набор
орденов Галилея, и ленточка исключительно редко вручавшегося (особый вклад и
проявленные при этом) ордена Командора Беринга, и ленточка Звезды Улугбека,
которую Панарин видел впервые в жизни на живом человеке; и ленточки,
принадлежавшие регалиям, о которых Панарин вообще не имел понятия. Чудит
дедушка? Или нет?
Понаедут молокососы с твердыми моральными устоями, воссядет
тридцатипятилетний членкор, и все уладится.
строиться шпалерами.
начальник Отдела Безопасности - косая сажень в плечах, серебряные лары,
Боги-охранители, на погонах. Сейчас он выглядел странно - весь какой-то
мятый, взъерошенный.
собой Панарина. - Мы в клинику, человеку там плохо, начальство просит
позвать...
ему оказалось некуда приложить - его безопасники несли скучную службу в
качестве вахтеров и ночных сторожей, оцепляли при аварии посадочные полосы
да отволакивали в вытрезвитель подобранных в горизонтальном положении
пилотов. Как человек совестливый, капитан тяготился своей полуненужностью и
малозначимостью, отчего, по достоверным данным, частенько запирался ночью в
цейх гаузе Отдела, долго кушал водку (в бар он ходить стеснялся - вдруг да
обзовет кто дармоедом) и тихонько пел самому себе песни. Кончал он обычно
тем, что находил какой-нибудь дрын и порывался наружу - идти драться с
засевшими в Вундерланде драконами и чудо-юдами. Тогда из караулки приходил
седой старшина Касторыч, по слухам, помнивший еще легендарного надворного
советника аэрологии Сперантьева, запускавшего некогда над Вундерландом
воздушные шары с наблюдателями, лихими усатыми поручиками лейб-аэростатного
его величества полка имени кесаря Рудольфа, и баллоны с громоздкими ящиками
фотографических камер. Касторыч показывал начальству ядреный кулак с
вытатуированным Коперником и, наплевав на субординацию, осведомлялся: ?А в
рыло не хошь, салага?? Окаемов тогда сникал, покорно делал кругом через
левое плечо и засыпал в уголке, а Касторыч укрывал его шинелью, ставил рядом
чекушку, банку с малосольными огурчиками и уходил на цыпочках читать по
складам Лукиана и Крыжановскую-Рочестер, до коих был большой любитель.
заочно учился на факультете прикладной философии и запоем читал в трезвые
периоды научно-популярную, научную и околонаучную литературу, всю подряд,
оптом, чохом и гамузом, по всем областям знания. Правда, ничего путного из
этого не вышло стараясь соответствовать высоконаучному учреждению, при
котором нес службу, Окаемов, что ни неделя, выдвигал завлекательные, но
абсолютно несостоятельные с научной точки зрения гипотезы о Вундерланде. В
общем, его любили как своего парня и оригинала. Но сейчас он явно не
собирался ошарашивать Панарина очередным измышлением, что-то другое...
Встречи Случайностей. Прямо на газоне стояли машины ЛВС, шевелились сложные
антенны, трещали рации, бегали взад-вперед врачи. У крыльца, распространяя
запах спирта и оружейной смазки, возвышался Касторыч, держа наперевес
противотанковый гранатомет.
А ежели случился феномен, надо бдить.
палаты Славичека стояли четыре безопасника, с автоматами, не оттертыми
толком от смазки, и случайники с какими-то приборами.
капельниц.
квадратному зеркалу.
отражался. Отражались разобранная кровать, капельница, медицинские приборы,
а Панарин с капитаном - нет. Там, в Зазеркалье, были Бонер и Славичек.
Славичек в пижаме сидел на постели и чистил апельсин, а Бонер, в мятом
летном комбинезоне, расхаживал по комнате, курил и горячо говорил что-то.
Славичек внимательно слушал, вставляя порой короткие реплики.
холодному стеклу.
Друг друга мы не видим.
оно отразит все, как и полагается нормальному зеркалу. А здесь, на этой
стене - только они...
получается? Они не умерли, они в Зазеркалье.
констатацией сего факта. Потому что больше ничего мы сделать не в
состоянии... Что еще?
талисман-гальку. Обычный обкатанный камешек в желто-черно-бело-красную
полоску, с просверленным отверстием, на шелковом шнурке. У многих были
такие, где-то их подбирали по Бог весть кем заведенной традиции. У Панарина
не было - никогда ему на пляже эти ?полосатики? не попадались.
одежду в таких случаях забирают на исследования. Персонал клянется, что
тумбочка была пуста. Посетителей к нему не пускали. Откуда талисман тут
взялся?
пор никто не додумался приложить его к уху?
помните, ?В мире животных? показывали? Просто так, взял да и приложил. Вы
попробуйте сами.
как мышка, тишина вокруг стояла гробовая.
бы плеск морских волн, набегающих на песчаный берег, шелест легких шагов,
крики птиц. Словно бы флейта играла где-то на берегу, чистые, нежные звуки,
и кто-то смеялся, доносилась то ли песня без слов, то ли звуки эоловой
арфы...
утверждал.
ребенка, внезапно лишившегося любимой игрушки.) Заберу. Есть кое-какие
предположения. Не беспокойтесь, в случае чего первооткрывателем будете
числиться вы...
открытия, которые следовало бы сразу закрывать? Нет? То-то... И уберите вы
вашу ораву, глупо, в самом деле...
не смотреть на зеркало, пошел к выходу. На крыльце он задержался, помахал
?полосатиком? на шнурке перед лицом старшины Касторыча и спросил:
страшными. Он приставил гранатомет к ноге, грохнув им о ступеньку, выкатил
глаза и тихо прошелестел:
тебе благородие?
встал! - отрапортовал Касторыч. - Ваше высокоблагородие, бросьте дрянь эту.
Богом прошу, до пекла доведет, оглянуться не успеете... Ружич тоже смеялся.
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Василенко Иван
Круз Андрей
Шилова Юлия
Посняков Андрей