без сомнения: "Агнец божий есмь!". И задумаешься, при нынешнем-то
плюрализьме: а может, и оно, козлище злосчастное, по-своему право?
смятенную душу. И вдвойне прегорестно оттого, что кровь, пролитая по
злому недомыслию сильных мира сего и их присных, под бойкими перьями
репортеров из ОМГА превращалась в лимонад. И втройне больно не столько
потому, что двое пылких юношей, павших в бессмысленной схватке, остались
в глазах Галактики безымянными астрофизиками, сколько от мерзостного
сознания, что о миллионах погибших дархайских душ так и не узнала
бездумно-доверчивая аудитория ОМГА.
вопросы. Но вы же знаете нашу систему: мои послания редко проходят мимо
цензуры. То "преждевременно, ваше святейшество", то "после драки
кулаками не машут", то "вопрос вентилируется", то "проблема закрыта".
Вот и на этот раз магистр Джанбатиста прочитал и вместо обычной
сестрички с одноразовым шприцем срочно вызвал двух улыбчивых и на диво
компетентных представителей неких организаций. Около трех часов они
наперебой домогались признания, откуда мне все это известно. Я же кротко
повторял: "От Господа Бога, дети мои, от Господа Бога". Так по сей день
и не пойму, кто из нас был более здрав рассудком.
"акбар", и "ом мани", вопреки всему, пребывало "падме хум". Но однажды с
Дархая мне пришла посылка. В черном ящике покоился портрет совсем
молоденького мальчика но имени А Ладжок и письмо, состоящее из трех
пунктов. Первый извещал, что Бога нет, а есть Железный Вождь А. Второй
подчеркивал стальную волю упомянутого привести свой народ в рай
(непонятно только, в чей именно). Третий же настоятельно рекомендовал
мне бросить все и молиться за торжество идей квэхва. Взамен обещали
пайку ла трижды в день. На портрете было начертано коряво и, видимо,
собственноручно: "ПРИКАЗЫВАЮ ВАМ ДОЛГО ЖИТЬ. ЛЮБИМЫЙ И РОДНОЙ". К
сожалению, из-за размеров портрета повесить его на стенку не удалось.
а получив, задумались, а подумав, решили, что старые доктрины нужно
ломать. Ну и естественно, строить новые. Сатангам добавилось работы.
После долгих и утомительных консультаций было решено действительно
распустить армии. А там, очень может быть, и от оружия удастся
избавиться, благо, имелись некоторые соображения на сей счет. Доблестные
стратеги наши и тактики покорились, но не думаю, чтобы смирились; во
всяком случае, возникла масса ворчливых ассоциаций... Хотя Господь
свидетель, что на размеры пенсиона жаловаться ни тактики, ни стратеги не
могли.
искали добра, и еще добра, и еще. И всегда находились услужливые
доброжелатели, готовые за вполне умеренную мзду предоставить все
мыслимые и даже немыслимые блага. По традиции их называли "мафиози", но
вряд ли справедливо, по-моему. Ведь сказать, что распоясалась именно
мафия, значит ничего не сказать. Иногда трудно было уже понять, кто
клиент, кто поставщик, и чем они разнятся с профессиональными чико.
Мало-мальски разбирались в этом разве что в "Мегаполе", но не успевали
рассказать из-за печальной, но для их работы вполне естественной
текучести кадров.
юнец-щелкопер дошел до того, что прорвался на Авиньон и, не получив
аудиенции у меня (а с какой стати?), обратился к почтеннейшему
Джанбатисте, после чего тиснул гнусную статейку: "Да, Он безумен, -
говорит магистр". Я, конечно, предал его анафеме. А что мне, товарищи,
оставалось делать?
уважаемыми фигурами в обществе стали затейники. Да-да, эти шуты
гороховые! И, бездумно хохоча, человечество отвернулось от пастырской
проповеди, бесчинствуя на гала-концертах...
мало-мальски мыслить. Я имею в виду не клир (это его долг) и неполитиков
(это их работа), а ученых. Именно так. В конце концов, я, разумеется,
клерикал, но не обскурант, и идеалы пресвятого Франциска близки мне так
же, как идеи Джордано Бруно. Сжечь - не значит опровергнуть! Но что
могли ученые? Ими пользовались, как хотели. И при этом, естественно,
приказывали не лезть не в свои дела.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПЛОДЫ ЛА
1
отчаянием, и страхом, и болью за паству свою. Грозен Ты, и воистину
страшнее многого страха равнодушие твое. Но не взыщи, и воззри на
тварный мир, иже создан не по минутной прихоти, но Твоею же волей, и
оттого уже достоин милости высшей; воззри и ужаснись веселию, царящему в
человецех, ибо не в великом ли веселии, истоки великих печалей?
Рассказывает Аркаша ТОПТУНОВ, затейник, 67 лет.
Гражданин Единого Галактического Союза.
не туда; Аркаша Топтунов знает, что говорит. Тот мальчик с бульвара, что
был раньше, стал уже большой, и его на мякине не проведешь. Нет хороших
сезонов, нет хорошей публики и плохой публики, а есть люди, которые
хочут зрелище, и они-таки имеют полное право его получить. А кто может
сделать зрелище? Угадали, Аркаша! Хорошо, хорошо, я понимаю: новое
время, новые моды, так было всегда и никакая молодежь не желает кушать
булку без масла. Но скажите, кто нашел Ози Гутелли? А? Кем она была и
что из нее стало?! А я еще помню, что ей кричали на первых концертах, и
бедная девочка плакала в уборной. Не верите - спросите у самой Ози,
только не забудьте сказать, что от Аркаши.
печенка, пятое-десятое, и пусть у ваших врагов будет столько рецептов,
сколько я сдаю в макулатуру. Но по утрам, на балконе, я смотрю на свой
город и думаю: "Аркаша, неужели эта красота останется без зрелища?", а
город тихо шепчет мне "Нет", и я опять тяну этот клятый воз, хотя то,
что у меня есть, хватит на три остатка такой жизни, какую я имею.
вас знаю: Земля - это Земля, и на Земле трудно кого-то чем-то удивить.
Но этот жонглер был-таки клубничкой; "Ой, Аркаша, это что-то с чем-то",
- вот что сказал я себе, когда узнал про вонючую планетку с дефективным
названием - пусть те, кто там живет, его и выговаривают, меня это не
касается. Мне нужно другое: чтобы было много и хорошо. А что такое
хорошо? А хорошо это интересно!
ладно, в моем клозете. Я еще подумал: "Откуда тут листовки?". Нет, я
понимаю, на Земле листовки висят везде, но клозет - это же, простите,
храм души, тут надо сидеть и тихо думать, и никаких дел. Но когда Аркаша
увидел те фотографии... разве я мог уже думать тихо? Вы бы видели! -
мальчики в бело-красном, и что эти мальчики вытворяли с мечами, луками и
прочей дребеденью! И Топтунов сделал все, чтобы Земля это увидела.
вот, если этот мальчик хотел чего-то иметь, то бегал за солидными людьми
по пятам и уговаривал выступить. Теперь я никуда ни за кем не бегаю;
бегают за мной. Топтунов дал телекс - и эти дикие люди вообще озверели
от восторга. Их Управление Культуры, или как это там называется, сразу
сказало: "Да!", и предложило сто, нет - двести, нет - пятьсот солистов!
Но во всем нужна мера, особенно в новинках. Я взял одного на пробу.
пейзажик, одни сплошные тюльпаны. На космодроме я был тоже один, в
смысле - один встречающий, зато приезжих - как в Одессе летом, но даже в
Одессе летом нет столько людей с планеты Дархай. Видите? - вспомнил. Я
стоял и собирался узнать своего артиста сразу, чтобы все было без
нервотрепки, потому что люди искусства - очень тонкие люди, и чуть что
начинаются срывы; вот помню, когда я еще работал с Ози, так девочка
хотела, чтобы я делал то-се, и я - таки делал, и Ози хоть сейчас скажет,
что Аркаша ей друг, хотя теперь она уже даже и не Аркашин уровень.
запакованы? Какие-то пятнистые балахоны, какие-то значки, почти без
багажа, зато строем. Нет, вы представьте себе: по трапу - строем, с
песней! - это было уже зрелище, и его никто, кроме меня не видел. И я
узнал его, потому что у меня опыт, а еще потому что на нем не было
ничего пятнистого, а все, как на буклете: белые шаровары с красной
вышивкой и красное с белым пончо. Стюард шел за ним и помогал нести
рюкзак. Извините, я сказал: "Рюкзак?" Не слушайте, я ошибся, это был
слон, может, даже два! Мы втроем едва загрузили этот мешочек в мой
флаер... Всю дорогу мальчик молчал, я подумал сначала, что он вообще не
умеет разговаривать, но когда приземлились, он сделал-таки одолжение и
сказал: "Лон Сарджо". Спасибо, я должен был догадываться, что это его
так зовут.