возможность поспать. Вот и все, что мы знаем. Я надеюсь, вы сможете
рассказать нам больше.
собеседника увидели, как выражение покоя, почти безмятежности на его лице
сменилось крайним отчаянием - столь глубоким, что священник-врач с криком
рванулся к нему; но пациент остановил его, подняв руку и словно бы
отмахнувшись, а затем со стоном боли втянул воздух и порывисто выдохнул. - Я
вспомнил, - сказал он. - Я все вспомнил. Я убил человека.
пытаясь описать свое замешательство в момент горестного пробуждения, потом,
по мере того как в памяти оживали подробности, быстрее и быстрее - борьба в
темноте, пленение, последний чудовищный миг, когда тот канул в вечность, и
ужас перед возможностью собственной смерти, переполнявший его. Когда Гас
закончил, в глазах епископа стояли слезы - он был человеком мягким, он в
жизни не подвергался сколь-либо серьезной опасности, и ему было чуждо
насилие; но глаза сидевшего рядом с ним капитана оставались сухими, и в них
читалось суровое понимание.
Мэйсон, - тут не о чем жалеть. Попытка преступления налицо. То, что вы
сопротивлялись в порядке самозащиты, должно не осуждаться, а
приветствоваться. Окажись я на вашем месте, надеюсь, у меня хватило бы
умения и храбрости сделать то же самое.
нести теперь всю жизнь.
за запястье, - в нем вдруг проснулся медик.
ужасную вещь, и то, что она может быть оправдана, не делает ее менее
ужасной.
подергивая себя за бороду. - Но мы должны продолжить расследование! Знаете
ли вы, кто были эти люди и каковы могли быть их мотивы?
все в полной тишине.
перекрестил себя стетоскопом.
Что-то.., да - метка, голубая, возможно, что-то вроде татуировки. У одного
из них, на запястье, оно было почти у меня перед носом, когда он меня
держал, а перчатка сбилась, отошла от рукава куртки, и на внутренней стороне
запястья... Я не могу припомнить точно, просто что-то голубое.
борту, - если только он не вывалился в люк вслед за своим соучастником. Но
под каким предлогом мы можем осмотреть у пассажиров запястья? Члены экипажа
нам хорошо известны, хотя... - Он вдруг осекся, пораженный какой-то мыслью,
от которой лицо его почернело и стало внезапно жестоким. Когда он заговорил
вновь, тон его требовал абсолютного повиновения. - Капитан Вашингтон,
пожалуйста, побудьте здесь и ничего не предпринимайте. Доктор позаботится о
вас, и я прошу вас поступать согласно его предписаниям. Я скоро вернусь.
Епископ осмотрел пациента более тщательно, нашел его здоровым, но
переутомленным и рекомендовал успокоительную микстуру, от которой Вашингтон
вежливо, но твердо отказался.
и о том, как будет жить дальше с таким преступлением на совести. Он понимал,
что ему придется смириться и привыкнуть к подобной жизни. За те минуты, что
он лежал здесь, он возмужал и стал старше, так что, когда дверь открылась и
капитан появился вновь, перед ним был уже совсем другой человек. За спиной
капитана произошло движение; Алек и второй помощник вошли в каюту, крепко
держа за руки кока.
высоким поварским колпаком на голове, с нездоровой кожей, с аккуратными
усиками - и с выражением полной ошеломленности на лице. Как только дверь
закрылась и пестрая компания заполнила миниатюрную каюту так, что стало
нечем дышать, капитан сказал:
работает лет десять, а то и больше. Он ничего не знает о событиях нынешней
ночи, и заботят его сейчас только круассаны, оставленные в печи. Но он много
раз прислуживал мне за столом, и я вспомнил одну вещь.
наружу и оттянул рукав куртки. Там, на внутренней стороне предплечья,
виднелась поразительно ясная на фоне бледной кожи татуировка - якоря и
канаты, трилистники и лежащие русалки... Она мелькнула, и Вашингтон словно
заново увидел этого человека - уже не в белом, а в черном, вновь
почувствовал силу его затянутых в перчатки рук, услышал его хриплое дыхание.
Не обратив внимания на попытку епископа удержать его, Вашингтон встал к коку
вплотную, лицом к лицу.
выражение. Затем на нем отразились тревоги и замешательство, он впился
взглядом в своего обвинителя, стараясь понять, чем все это может для него
обернуться, в то время как Вашингтон угрюмо и непреклонно смотрел коку в
глаза, точно хотел заглянуть в душу. Затем оба державших Жака офицера
почувствовали, что руки у него задрожали и дрожь перекинулась на все тело;
отчаяние охватило его, вытеснив остальные чувства, - теперь офицерам
пришлось преступника уже не держать, а поддерживать. А когда он наконец
раскрыл рот, его словно прорвало - слова хлынули из него потоком, который
уже невозможно было остановить.
Святой боже! - выкрикнул он по-французски. - И вспомните, вы были без
сознания, я мог сделать все, что ведено, вы бы не смогли сопротивляться, я
спас вам жизнь, оставил там. Так не дайте им взять мою, я умоляю вас; сам бы
я ничего такого не сделал...
повесть с момента, когда он впервые ступил на землю Англии двадцать лет
назад, и что с ним происходило потом. Он въехал в страну нелегально. Друзья
помогли ему убежать от унизительной парижской безработицы - друзья, которые
в конечном счете оказались не столько друзьями, сколько тайными агентами
французской короны. Уловка была простой и такой обыкновенной - но она
срабатывала наверняка. Просят помочь, и отказать уже невозможно - иначе его
выдадут властям, посадят, сошлют... А дальше - больше, на все есть
документы, и почти всякая услуга подсудна - и так, пока не запутаешься
окончательно в тенетах шантажа. С тех пор как он угодил в сети, использовали
его редко, он был тем, кого на языке преступного мира называют "соней", -
ждал, подремывая до времени, в глубине приютившей его страны, точно так же,
как дремлет бомба, готовая в любую минуту взорваться от первой же искры. И
вот - запал подожжен. Приказ, встреча, пассажир на корабле, угрозы и
издевательства и откровенная фраза о том, что его оставленная во Франции
семья окажется в опасности, если он посмеет отказаться. Он не посмел. А
дальше ночная встреча и ужасные события, которые за нею последовали. И
чудовищный финал, когда агент погиб, а совершить преступление сам он не
смог; он сразу знал, что не сможет. Вашингтон слушал и понимал; именно он
распорядился, чтобы сломленного человека увели, - он понял все слишком
хорошо. Позже, когда оставались считанные минуты до последнего маневра
воздушного корабля над проливами перед посадкой в бухте Нью-Йорка, капитан
сообщил Вашингтону то, что к этому моменту удалось выяснить.
Явный профессионал в этих делах - никаких бумаг в багаже, никаких меток на
одежде. Чисто. Но он англичанин - все, кто разговаривал с ним, в этом
убеждены - и пользовался большим влиянием, иначе он не попал бы в число
пассажиров. Все обстоятельства мы сообщим в Скотланд-Ярд, и наряд
нью-йоркской полиции уже дожидается на пристани. Это действительно загадка.
У вас нет никаких соображений насчет того, кто они, ваши враги?
меня есть враги, а тем более такие, которые могут работать в контакте с
французской секретной службой и тайно нанимать подручных. - Он криво
усмехнулся. - Но теперь я это знаю. Знаю наверняка.
Глава 6
В ЛЬВИНОМ ЛОГОВЕ
железнодорожных опор, она вылетела на тротуар, начисто снесла пожарный
гидрант и опрокинулась на бок, вывалив весь свой груз на мостовую. Множество
рулонов разноцветных тканей раскатилось во всех направлениях, покрыв
мостовую подобием ярких флагов. Случайные свидетели аварии сошлись на том,
что лучшего места, чтобы поозорничать и покуролесить, и захочешь - не
сыщешь, и вряд ли найдешь место хуже для попыток сохранить законность и
порядок - вагонетка опрокинулась прямо напротив гриль-бара ирокезов.
Посетители бара тут же высыпали на улицу поглазеть на забаву и принялись с
радостным гиканьем прыгать туда-сюда через потоки материи и раздирать
рулоны, выясняя, что там у них внутри. В этот теплый летний денек
большинство краснокожих было обнажено по пояс; на них были только легинсы да
мокасины, а у некоторых - еще головные повязки с перьями. Они хватали самые
Белоусов Валерий
Контровский Владимир
Якубенко Николай
Шилова Юлия
Марко Джон
Шилова Юлия