Лена! Каждый может быть смелым, так сказал Ковалев". Ах да, Ковалева он
тогда еще не знал.
тут пишешь, а девушка твоя с другим в кино пошла.
Виктор растерянно молчал. Умные слова надо говорить во-время, после драки
кулаками не машут. В самом деле, лучше идти спать. Завтра с утра на
вулкан...
глядеть в окно, Виктор спрашивал:
трубе, хлопал ставнями. Облака густой пеленой застилали небо, мутным
туманом сползали по склонам.
Грибов с усмешкой.
банки.
двери говорил наставительно: - Для Ковалева не бывает нелетных погод.
хитро, а вот сейчас, когда ветер съедает половину скорости, когда земля
окутана облаками и машину нужно вести по приборам, полет становится
заманчивым. Но как ни любил Ковалев рискованные полеты, без нужды, для
собственного удовольствия, он не сделал бы лишнего километра. Если
кто-нибудь собирался в Петропавловск, Ковалев придирчиво выспрашивал,
зачем надо лететь, кто разрешил, хорошая ли погода на трассе, какая
облачность над аэродромом. Только Виктор был избавлен от допросов. Съемка
велась ежедневно в любую погоду, и летчик считал делом чести в любую
погоду доставлять молодого геолога на вулкан.
ему нужно было иметь очень подробную и точную карту вулкана, со всеми
буграми" ложбинами, приметными скалами.
управился за две недели.
тридцать минут. Можно было выезжать туда, как на службу, на восемь часов,
возвращаться домой к обеду, а ночью спать в собственной постели. Вся
съемка производилась в воздухе, иногда даже в сплошном тумане, с
применением радиолокации. Предварительно на склонах Виктор расставил
металлические буйки, которые служили ориентирами; металл резко выделялся
на экране локатора.
наглядности он вылепил модель вулкана из воска. На восковой горе он
обозначил булавками опорные буйки. Все безымянные холмы, овраги и потоки
застывшей лавы получили имена. Виктор называл их в честь московских улиц.
Так появились на крутых склонах вулкана Сретенка, Солянка, Волхонка,
Стромынка, Матросская Тишина. Сретенка представляла собой непроходимое
ущелье с отвесными стенами, заваленное вулканическими бомбами. На Солянке
были выходы газов, образовавшие ярко-зеленые пятна на скалах. Бумажки с
названиями наклеивались на восковой двойник вулкана. А внутри модель была
пустая. Ведь до сих пор никто в точности не знал, что там находится.
основной и самой интересной работе - просвечиванию вулкана. Виктор решил
начать сверху, от главного кратера.
где-нибудь на макушке горы, и Виктор начинал съемку. Лопаткой он отрывал
квадратную ямку, утрамбовывал снег и ставил на него аппарат. Затем
следовала забивка костылей, установка уровней, окончательная проверка,
настройка частот... И вот наконец невидимые лучи устремлялись по приказу
Виктора или отвесно вниз, или сквозь гору - на противоположный склон, или
наискось - к соседнему буйку. Они скользили в темноте по комкам лавы,
толщам слежавшегося пепла или погребенного льда, колебали крошечные
кристаллики и, отразившись где-то в пути, возвращались, чтобы доложить о
своих странствованиях. Их рапорт записывался на фотопленке размытыми
пятнышками - черными и серыми. Сдерживая любопытство, Виктор осторожно
вынимал кассету, заворачивал ее в черную бумагу и медленно брел к
следующей точке. Быстро ходить было невозможно. После резкого подъема на
высоту четырех с лишним километров болели уши и голова. Трудно дышалось,
усталость пригибала к земле, после нескольких шагов тянуло присесть
отдохнуть. Но Виктор не позволял себе часто присаживаться. Короткий зимний
день подгонял его. Установка аппарата, выравнивание, переноска отнимали
много времени. Только успеешь развернуться, сделать шесть-семь съемок,
глядь - уже сумерки, с синеющими сугробами сливается вертолет -
прикорнувшая на снегу стрекоза, и Ковалев напоминает: "Пора домой, Тася не
любит, когда опаздывают".
древние - с озерами в отслуживших кратерах. Виктор смотрел за борт, но
привычная красота уже не волновала его. Он узнавал знакомые очертания гор,
синие пятна лесов и думал: "Еще километров двадцать. Скоро уже дома".
расторопная Тася успевала проявить пленки. Конечно, можно было отложить их
на часок для просушки, а пока они сохнут, подремать немножко, но как
удержаться, как не посмотреть, что же удалось найти сегодня? И, осторожно
развернув сырые колечки пленки, Виктор рассматривал на свет черточки и
пятнышки - условный язык аппарата. Этот язык еще нужно было перевести на
русский. Но Виктор хорошо понимал подземный рентген, умел читать "с
листа", без словаря.
пункт А, точка восемнадцать, отвес. Четыре метра - снег, двадцать метров -
вулканический пепел со льдом, далее - вулканические туфы, прослойка льда,
базальтовая лава, опять туфы, туфо-брекчии, еще раз базальтовая лава...
всего на глубину тысяча двести метров".
или горизонтального. Лучи пронизывали вулкан во всех направлениях и в
разных точках встречали один и тот же пласт. Все это наносилось на
многочисленные разрезы. В столе Виктора пухла горка папок.
моделью вулкана. Сначала модель была пустая внутри. Но Виктор постепенно
заполнял пустоту слоями подкрашенного воска. Прозрачный воск обозначал
туф, красноватый - лаву, воск с золой - брекчии (породы, образовавшиеся из
слежавшихся обломков лавы). В подлинный вулкан нельзя было заглянуть, но
восковая гора разнималась на части. Можно было рассматривать ее снаружи и
в разрезе.
себе подшучивать.
веке очень любили такие штучки. Тогда на каждой ярмарке показывали
восковые фигуры преступников. Тут бы и поставить эту модель с надписью:
"Чудовищный изверг и убийца Вулкан, загубивший за пять тысяч лет трех
человек".
собственной теорией. Нужны были доказательства, ему разрешили всю работу
станции направить на проверку своих предположений. Но вот появился новый
человек с каким-то аппаратом, и работа Грибова отошла на второй план.
Вертолет работал на Виктора, летчик - на Виктора, лаборантка - на Виктора.
Весь интерес и все внимание - работе Виктора. Грибов утешал себя: его
теория слишком глубока, недоступна пониманию рядовых сотрудников. Но все
же в душе у него росла обида за свою работу, раздражение против Виктора и
его модели. Иногда оно прорывалось насмешливой шуткой или откровенным
сомнением.
это мы знали и раньше. Еще студентом я читал в популярной статье: "Вулкан
- это гора, которая создала сама себя". Когда-то здесь было ровное место,
потом возникла трещина. За пять тысяч лет произошло штук семьсот
извержений, и вот из лавы и пепла выросла куча почти в пять километров
высотой, что-то вроде шахтного террикона. Теперь Шатров изучает эту кучу,
изобразил ее в разрезе. Как учебное пособие это любопытно и наглядно, но
что это дает для науки? Техника подтверждает старые взгляды - то, что было
открыто мыслителями без аппаратиков.
значительна. Но однажды за него ответил летчик.
Иркутска до Якутска, жил на одной посадочной площадке в сторожах отставной
ямщик. И один у него был разговор: "Скучное ваше летное дело. Вот я бывало
на тройке с колокольчиком, да в зимнее время, в сорокаградусный мороз...
на весь тракт моя упряжка первая. Какие кони были - звери! Чуть
зазеваешься - вывалят в сугроб или в полынье искупают. Вожжи в руках - как
струны. Не езда - песня! А что ваш самолет? Печка на крыльях, жестяной
ящик. Дернул за рычаг - он идет, дернул за другой - садится. Никакого тебе
геройства".
Роллинс Джеймс
Сертаков Виталий
Орлов Алекс
Афанасьев Роман
Ильин Андрей
Контровский Владимир