призраком на окраине сновидений, одной из самых скучных игрушек
сверхъестественного убийцы...
жертвой сразу. Таких, как он, герцог мог найти десятки на любом
перекрестке... Саша медленно ускользал через сны, с каким-то жутким
восторгом ощущая, что приближается к источнику зова...
окружении горящей плоти инкубов. Это был ад, разожженный падшими ангелами, в
котором остались аквариумы холода и самодостаточности, полные запретного и
недоступного героина. Поэтому насилуемая превращалась в пепел и дым. В
каждом сне ее тело рассыпалось, как сгоревшая бумага. Следующий сон.
Падения. В эту самую секунду несколько тысяч человек в разных частях планеты
падали с крыш, верхних полок вагонов, обрывов, лестниц, вываливались из окон
небоскребов и пробивали своими телами автомобили. Некоторые приближались к
смерти в салонах самолетов, терпящих катастрофу. Саша падал вместе с ними
сквозь сны. В снах была тревога и предупреждение. Он знал, что подавляющее
большинство предупрежденных не обратят на это никакого внимания и уж точно
никто из них не сможет отметить момент смерти своего двойника и
закономерность, приводящую к гибели...
тысяч людей, - сон о мертвой рыбе, - и почувствовал его близость. Оно
пронизывало все вокруг сигналами о присутствии - древнее существо с изнанки
жизни. Время бессильно стекало с него миллионами своих капель-секунд. Для
Саши существо не имело облика и формы. Оно было живым облаком, средоточием
иллюзий, бесплотным и потому - более реальным, чем материя... К своему
счастью, он не мог представить себе беглеца и поэтому не мог ужаснуться.
дошло нечто невообразимое: существо просило его о помощи! Это была высшая,
абсолютная степень доверия - почти невозможная там, где любая зависимость
означала смерть. Саша не видел причины, по которой ему могло быть оказано
такое доверие. Разве что, у существа не было другого выхода. Конечно, именно
так. Беглец предпочел этот выход смерти в сетях герцога...
хозяином этой твари. Но все это было не то! Он не хотел владеть ею. Он хотел
быть ее союзником.
Он знал один закоулок в самой глухой части лабиринта, сон, приснившийся
только двум людям за многие тысячи лет. И оба уже были мертвы.
художником по имени Игорь Седой, и однажды он случайно доврался до того же
места. Это стоило ему жизни.
повел его за собою в убежище...
Глава тринадцатая
толщины, высокими потолками и огромными коридорами. Ее двухкомнатная
квартира находилась на третьем этаже и выходила окнами на тихий дворик, в
котором летом было довольно уютно. Дом населяла 'элитарная публика, и даже
основательные дубовые перила на лестницах хранили фальшивый дух старины и
респектабельности.
Он помог пострадавшей раздеться. Рукав и воротник шубы были испачканы
кровью. Не зажигая света, Ира исчезла в ванной. Зашумела вода, и спустя
минуту Максим услышал приглушенные ругательства.
первого же взгляда ему стало ясно, что квартира представляет собой любовное
гнездышко. Огромная комната, роскошная мебель, мягкий свет люстры из
молочного богемного стекла, несколько журналов "космополитен" и "вог" на
низком столике, початая бутылка старого армянского коньяка, блок
"честерфилд", золотая зажигалка "данхилл", проигрыватель "торранс", плейер
"филипс", ламповый хай-энд и вмонтированные в стену двухсотваттные
акустические системы JBL 3000...
Джи, Дэйв Грузин, несколько сборников "Sax & Sex". Сладенький набор... Но
сейчас ему было не до музыки. Макс поискал глазами рюмку. Не обнаружив
ничего подходящего, кроме двух бокалов со следами губной помады, он
откупорил коньяк и хлебнул из горлышка. Обжигающая жидкость растеклась по
пищеводу, и приятное тепло наполнило желудок.
верхней одежды он останется голым и беззащитным. Сейчас, здесь, в этой
теплой хате, ему стало по-настоящему страшно. Сезон охоты открылся, а дичь
даже не знала, в чем провинилась...
висевшей на вешалке. Вытащил из нее тетрадь и снова расположился в кресле.
Потом он открыл дневник Строкова на первой попавшейся странице. И наткнулся
на подобие какого-то коротенького, но весьма претенциозного эссе,
свидетельствовавшего о нереализованных амбициях автора.
***
напишу никогда, кроме этих записок... У меня больше не будет ни настроения
что-либо писать, ни возможности сосредоточиться. Я ненавижу
сосредоточиваться...
мимо. Остается только вопиющий, непередаваемый ужас жизни.
этом?..
первая: настоящих книг вообще не существует. Кто покажет мне по-настоящему
ужасную книгу? Или по-настоящему больную книгу? По-настоящему правдивую
книгу? Кто напишет их? Кто напишет их за секунду до своей смерти?.. Или тот,
кто познал настоящую, окончательную правду, - разве его интересует такая
мелочь, как книга?..
взявший в руки бумажную безделушку, должен знать, что это - очередной мираж.
Эти строки уже стали миражом для меня к моменту, когда я собрался их
написать, и только на этой планете находятся еще дураки, готовые платить
деньги за то, под чем не подпишется ни один человек, если он, конечно, не
законченный болван... И все тонет в океане этой ненужной трескотни, от
которой спасение только в снах, но и те снятся, быть может, не нам... И все
эти пишущие, пляшущие, поющие, рисующие ребята, конечно же, дурачат нас.
Возможно, некоторые делают это бессознательно. Возможно, некоторые дурачат
сами себя...
меня тошнит от Себя самого, потому что мне нравятся кое-какие книги и
кое-какая музыка. Надеюсь, тем, кто сочинял все это, было нескучно...
всех попыток улыбнуться и всех попыток зарыдать всерьез. И слава Богу!..
Зачем? Короткое слово, тяжелой, готовой обрушиться глыбой зависающее над
моей рукой, вяло потянувшейся к перу. И над моей головой, поднявшейся к небу
с глоткой, открывшейся для воя. И над моим телом, готовым содрогнуться в
пароксизме почти сексуального удовлетворения... Я ненавижу писать, говорить,
объяснять. Это проклятие моей природы, всего моего существа, не
приспособленного для кайфа. Что это за кайф, для которого нужно еще что-то,
кроме моего настоящего "я" - безмолвного и зыбкого, как солнечный свет?.."
***
вовсе не хотелось встречаться с тем, кому принадлежала эта квартира. Однако
тяжелый день, по всей видимости, еще не закончился.
взглядом. Ha нем был костюм канареечного цвета, галстук с бриллиантовой
заколкой и туфли на тонкой подошве, из чего следовало, что на улице его
ждала машина. Казалось, он только что вышел из парикмахерской. Подбородок
идеальной формы лоснился в электрическом свете.
в свободное кресло, закинув ногу за ногу. Видимо, он был слишком крут, чтобы
снизойти до разговора. Голикову приходилось встречать таких придурков,
считавших себя солью земли. От тех семерых, напавших на него под фонарем,
этот отличался только чуть большей утонченностью в манерах и одежде.
струйки дыма. На его указательном пальце мерно раскачивался серебряный
брелок в форме египетского креста "анх", символизировавшего таинства
загробной жизни. Эта деталь совершенно не вязалась со всем остальным.
собраны на затылке. Она смыла остатки косметики, но, по мнению Макса, не
стала от этого менее красивой.
еще сочилась кровь. Даже незначительное сокращение лицевых мышц причиняло
девушке боль.
ослепительно-желтом костюме.
Мережковский Дмитрий
Лукьяненко Сергей
Акунин Борис
Конюшевский Владислав
Шилова Юлия
Витковский Евгений