устилали толстые восточные ковры, присланные поэту самим
венецианским дожем.{*5} В серебряных подсвечниках горели
высокие восковые свечи; колеблющееся пламя бросало причудливые
тени на гладкую кремовую поверхность стен. Аретино провел Аззи
в небольшую гостиную, украшенную коврами и гобеленами по моде
того времени. Маленькая курильница, поставленная в углу,
быстро наполнила воздух ароматом сжигаемых на ней благовоний.
Хозяин жестом пригласил Аззи устраиваться поудобнее, и поднес
ему кубок превосходного красного вина.
- А теперь, сударь, - сказал Аретино после того, как они
осушили кубки за здоровье друг друга, - разрешите спросить,
чем я могу быть вам полезен.
- Точнее, - улыбнулся Аззи, - чем я могу быть полезен вам,
мой друг. Ведь вы - первый поэт в Европе, в то время как я -
всего лишь скромный почитатель вашего таланта, в некотором
роде меценат, покровительствующий тем, кто отдал свою жизнь
служению прекрасному. Я должен открыть вам свой секрет: я
задумал одну вещь, имеющую прямое отношение к театру...
- Вы не могли бы рассказать подробнее, сударь? Какого рода
вещь вы задумали?
- Ну, мне бы хотелось поставить пьесу.
- Прекрасная идея! - воскликнул Пьетро. - У меня как раз
готово несколько новых безделок, которыми я забавлялся на
досуге. Все они как нельзя лучше подойдут для вашего театра.
Хотите, я покажу вам их? Черт, куда только запропастились эти
рукописи...
Но Аззи остановил его:
- Мой дорогой мастер, я не сомневаюсь, что те пьесы, которые
вы хотите показать мне, - шедевры, достойные того, чтобы быть
представленными самой взыскательной публике. Но мне от вас
нужно совсем другое. Мне хочется, чтобы вы написали совершенно
новую пьесу, в основу которой легла бы идея, давно
вынашиваемая мной.
- Понятно, - Аретино был разочарован. На своем веку он
повидал немало господ, желающих воплотить свой замысел в
художественном произведении. Однако большинству таких
непризнанных гениев не хватало таланта и трудолюбия, чтобы
самим написать хоть несколько строк. Они предпочитали взвалить
всю скучную работу на других - профессиональных поэтов,
писателей, драматургов. Они пользовались плодами чужого труда,
делая заказы на пьесы прославленным мастерам так же легко, как
если бы речь шла, например, о паре новых башмаков,
заказываемых сапожнику, или о модном платье, пошитом у
портного. Однако он не стал показывать свое недовольство
гостю, а просто прибавил вслух: - В таком случае, не
расскажете ли вы мне, сударь, несколько подробнее о своем
замысле?
- В основу моей пьесы я хочу положить простую жизненную
правду, - сказал Аззи, - правду, которой, однако, постоянно
пренебрегали все известные мне драматурги. Большинство из них
не поднимается выше обыкновенных банальностей, превращая
драматическое произведение в скучный урок, где мораль, уже
успевшая порядком надоесть зрителю, подносится в готовом виде
на неизменном фарфоровом блюдечке с золотой каемкой. Вот и
проповедуют, что, мол, всякий порок в итоге будет наказан, а
добродетель вознаграждена: под лежачий камень вода не течет,
жадность до добра не доводит, с милым рай и в шалаше, терпенье
и труд все перетрут, и тому подобное. Так повелось со времен
Аристотеля, и теперь множество писателей и поэтов идет по
проторенной дорожке. Чтобы хоть как-то привлечь внимание
зрителя, они пускаются на всевозможные хитрости, соревнуясь
друг с другом в том, кто ловчее надует аудиторию, всегда
готовую простодушно проглотить приманку. И нужно сказать, что
до сих пор они неплохо справлялись с этим делом. Многие их
крылатые фразы стали пословицами и поговорками, на которых
держится народная мудрость, чаще именуемая у нас общественным
мнением. Однако люди наблюдательные и не лишенные здравого
смысла прекрасно знают, что в жизни редко бывает так, как
написано в книгах или показано на сцене. Помимо художественной
правды существует еще одна правда - правда жизни, но вот об
этом вся пишущая братия как раз предпочитает помалкивать.
- Так значит, сударь, вы хотите опровергнуть законы морали?
- Ну да, конечно! Хоть смертные и держатся за них крепко,
как утопающий за соломинку, я хочу найти способ освободить их
от глупейших предрассудков. Я хочу показать им жизненную
правду. Задуманная мною пьеса сильно отличается от детского
лепета так называемых добродетельных людей. По моему замыслу,
семь смертных грехов не только не станут препятствием на пути
к блаженству, но как раз наоборот - если не помогут его
достичь, то уж, во всяком случае, никак не помешают. Одним
словом, Аретино, я собираюсь ставить Безнравственную Пьесу.
- Что за благородный замысел! - воскликнул Аретино. - Меня
восхищает ваша попытка противостоять потокам сладенькой
водички, льющейся на нас с небес, всей этой дешевой
пропаганде, цель которой - наставить нас на тот путь, что
объявляется истинным. Но позвольте вам заметить, сударь, что
если мы попробуем разыграть такую пьесу, лицемерный гнев
государства и церкви падет на наши головы. И потом, где мы
найдем труппу, способную сыграть такую пьесу? И как мы
укроемся от всевидящего ока церкви, легко проникающего за
кулисы?
- Не беспокойтесь, дорогой мастер, - улыбнулся Аззи. - Для
постановки моей пьесы не нужна сцена, не нужны актеры. И
зрительный зал и публика тоже не нужны. Моя пьеса пойдет как
бы сама собой. Действие будет разворачиваться в привычных
условиях, а актерами будут самые обыкновенные люди, мыслящие и
чувствующие, а не изображающие чувства. Мы ничего не будем
придумывать заранее. Мы дадим своим актерам только самые общие
указания и предоставим им позаботиться о деталях, а уж как они
поведут себя в той или иной ситуации, будет зависеть только от
них самих.
- Но как же быть с моралью вашей Безнравственной Пьесы? -
удивился Аретино. - Ведь для того, чтобы вывести подобающую
мораль, нужно заранее знать, чем все закончится.
- У меня есть несколько идей на сей счет, - сказал Аззи, - и
я непременно поделюсь с вами своими планами после того, как мы
договоримся. Пока же я ограничусь только намеком. Видите ли, я
до известной степени могу управлять сложной механикой
причинно-следственных связей в Подлунном мире.
- Однако для того, чтобы сделать подобное утверждение,
сударь, необходимо быть посланцем Небес или Ада - одним
словом, принадлежать к миру сверхъестественного, - заметил
Аретино.
- Сядьте ближе, - сказал Аззи, - и слушайте меня
внимательно.
Аретино, немного смущенный повелительным тоном Аззи,
придвинул свое кресло поближе к креслу гостя.
- Я, кажется, забыл представиться, - продолжал Аззи, - и
хочу исправить свою ошибку. Я Аззи Эльбуб, демон благородного
происхождения, и я к вашим услугам, Аретино.
Тут Аззи сделал небрежный жест рукой, и тотчас вокруг
кончиков его пальцев заплясала голубоватая молния, извиваясь,
словно змея.
Глаза Аретино расширились.
- Черная магия! - прошептал он.
- Я вынужден прибегнуть к подобным фокусам лишь для того,
чтобы вы сразу поняли, с кем имеете дело, - сказал Аззи.
Сцепив пальцы обеих рук, он сотворил один за одним шесть
крупных изумрудов. Разложив их рядышком на низком столике, где
стоял серебряный кувшин с вином, Аззи несколько секунд
сосредоточенно смотрел на драгоценные камни. Затем одним
быстрым взмахом руки он сгреб их в кучу и превратил в один
большой изумруд - самый большой из всех, когда-либо
существовавших в мире.
- Изумительно! - прошептал Аретино.
- Конечно, через некоторое время этот камень возвратится в
свое первозданное состояние - то есть примет ту форму, которую
он имел до своего превращения, - сказал Аззи, - однако и то,
чего мне удалось добиться, не так уж плохо, не правда ли?
- Восхитительно! - сказал Аретино. - А могли бы вы научить
этому фокусу... кого-нибудь другого?
- Только другого демона, друг мой, - ответил Аззи. - Я вижу,
вы разочарованы? Полно, не стоит горевать, друг мой. Я все-
таки могу много, очень много для вас сделать. Заключите со
мной договор, Аретино, и ваши труды будут щедро оплачены.
Ручаюсь, что награда превзойдет все ваши ожидания. Примите во
внимание еще и то, что помимо материального вознаграждения вас
ждет высочайшая награда - неувядаемая слава автора новой
легенды, которой будет суждено пережить века. Ваша пьеса может
стать провозвестником новой эпохи. Ведь в конце концов на