По-моему, сейчас уже далеко за полночь. К несчастью, в этой кромешной тьме
мои карманные часы не могут мне помочь.
залива Памлико, через проток Окракок или Гаттерас - безразлично. Стало
быть, он уже ушел на добрую милю в открытое море. И, однако, я не ощущаю
никакой качки.
Неужели я поддался обману чувств? Разве я не заперт в глубине трюма на
некоем неведомом корабле?
совершенно убежден, что теперь судно стоит неподвижно. Неужели оно прибыло
на место назначения? В таком случае мы зашли в какой-нибудь порт на
побережье, к северу или к югу от залива Памлико. Однако мало вероятно,
что, похитив Тома Рока из Хелтфул-Хауса, преступники собираются тут же
высадить его на берег. Тогда похищение неизбежно обнаружится, и виновники
рискуют попасть в руки американской полиции.
цепи, пропускаемой через клюз, а когда отданный якорь коснется грунта,
последует толчок... Я жду этого толчка, я его почувствую... Это должно
случиться скоро... всего через несколько минут.
вопрос, есть ли здесь живые существа, кроме меня?
отравлен... Мне не хватает дыхания... Грудь давят какая-то тяжесть, и я не
в силах сбросить ее.
принужден растянуться на полу и скинуть с себя верхнюю одежду. Веки мои
тяжелеют, смыкаются, я чувствую полный упадок сил и, наконец, забываюсь
глубоким тяжелым сном...
Прежде всего я замечаю, что мне стало легче дышать. Воздух, наполняющий
легкие, уже не отравлен углекислотой.
отпирали? Неужели кто-то входил в эту тесную камеру?
жидкостью, распространяющей приятный аромат. Я подношу его к пересохшим
губам; меня так мучит жажда, что я готов выпить даже соленой морской воды.
меня, подкрепляет мои силы.
меня, надеюсь, на голодную смерть.
холодного мяса.
восстанавливаются.
входили в мою темную конуру и впустили в дверь свежего воздуха, кислорода,
без которого я бы задохнулся. Кто-то позаботился о том, чтобы я мог
утолять голод и жажду до тех пор, пока меня не освободят.
хотя бы приблизительно, который теперь час. Правда, я позаботился завести
свои карманные часы, но это часы без боя. Попробую нащупать стрелки... Да,
мне кажется, часовая стрелка стала на цифре восемь... вероятно, сейчас
восемь часов утра.
Внутри не ощущается ни малейшего сотрясения, - по-видимому, двигатель
бездействует. Между тем время идет, тянется, проходят бесконечные
томительные часы, и я спрашиваю себя, неужели мои тюремщики дожидаются
ночи, чтобы снова войти в камеру, проветрить ее, оставить провизию, пока я
сплю... Да, они хотят воспользоваться моим сном.
спящим... и кто бы ни вошел, я заставлю его ответить на мои вопросы!
6. НА ПАЛУБЕ
меня выпустили из душной каморки и вывели на палубу корабля... Окинув
взглядом морскую даль, я нигде не вижу земли. Ничего, кроме круговой линии
горизонта, ничего, кроме моря и неба! Нет! Не видно даже смутных очертаний
материка на западе, с той стороны, где тянется на тысячи миль побережье
Северной Америки.
должно быть, около шести часов вечера... Я смотрю на циферблат... Да,
шесть часов тринадцать минут.
решив не поддаваться сну. Я не сомневался, что день уже наступил, но время
тянулось, и никто не приходил. От провизии, которую мне принесли, не
осталось ни крошки. Я начал страдать от голода, но не от жажды, так как
сохранил немного эля.
снова вышла в море, проведя ночь на стоянке, должно быть в какой-нибудь
пустынной бухте у берега, так как раньше я не ощущал характерных толчков,
обычных при бросании якоря.
Войдет ли кто-нибудь ко мне? Да. Ключ щелкнул в замке, и дверь отворилась.
Свет фонаря рассеял глубокий мрак камеры, в которой я провел долгие часы
заточения.
руки, они завязали мне глаза плотной тряпкой, так что я ничего не мог
видеть.
Я попробовал вырваться. Меня крепко держали. Я задавал вопросы. Никакого
ответа. Двое неизвестных обменялись несколькими словами на незнакомом мне
языке, - на каком, я не мог определить.
глазах я просто служитель сумасшедшего дома, стоит ли считаться с таким
ничтожеством! Однако я далеко не уверен, что с инженером Симоном Хартом
обращались бы более почтительно.
ногам. Меня просто крепко держат, чтобы я не мог убежать.
ногами гулко звенят ступени железного трапа. Затем мне в лицо ударяет
свежий ветер, и я жадно вдыхаю его сквозь повязку.
деревянный; должно быть, это палуба корабля.
повязку с головы и оглядываюсь вокруг.
длинный пенистый след.
ослепляет меня после двухдневного заточения в полной темноте.
самого разнообразного типа; мне трудно определить их национальность.
Впрочем, они почти не обращают на меня внимания.
пятидесяти - трехсот тонн. Широкий корпус, высокие мачты и большая площадь
парусности должны обеспечить ей быстрый ход при попутном ветре.
за ручки штурвального колеса, он правит шхуной, делая резкие повороты.
яхту. Написано ли оно на корме, или на носу судна?
быть, на медной стенке колокола высечено название шхуны?
выравнивает шхуну, сильно накренившуюся на левый борт.
видно... Неужели его нет на борту? Это очень странно. Зачем было похищать
из Хелтфул-Хауса одного служителя Гэйдона? Никто ни разу не заподозрил,
что на самом деле я инженер Симон Харт, да если бы даже это стало
известно, зачем я мог понадобиться похитителям и чего они от меня хотят?
бы только с ним обращались повежливее, чем с его бывшим смотрителем!
шхуна? Паруса убраны все до последнего, бриз стих... редкие порывы ветра,
дующего с востока прямо в лоб, только препятствуют ходу судна... И тем не