а сейчас слушай, что я скажу. Слушайте, это очень важно для всех.
мол, парни, что бы вы обо мне ни думали, реальность такова, что мы в руках
бандитов, превосходящих нас уже хотя бы по численности. Реальность такова,
что нам надо искать выход из ситуации. И одновременно думать о том, что
будет, когда мы из этой ситуации выйдем. Мы подрядились для бандитов,
пусть мы не знали тогда, что это бандиты, делать пробор. Мы подрядились
делать пробор на планете, которая всем нам очень нравится и на которой
всем нам, я знаю, просто приятно работать. Я вам, парни, скажу больше -
нам эта планета просто нравится, безотносительно того, что бандиты
заказали нам пробор или приличные люди. Я имею в виду то, что мы можем,
если хорошенько постараемся, оставить эту планету себе, а не Аугусто.
Федором хотя бы в этом пункте - согласились практически молча, нестройно
что-то пробурчав и вспомнив, что прежде они Федеру безоговорочно верили.
ходом. Антон, его матшеф, человек, безусловно Федеру преданный и не
нуждающийся в уговорах, получал истинное удовольствие, наблюдая, как Федер
превосходит сам себя в искусстве уговоров.
необходимости выжить и победить, а стало быть, организовать мощное
сопротивление, подготовить бунт, да так, чтобы он оказался полностью
неожиданным для Аугусто; он просто подмигнул и никакого такого особенного
юмора в его словах не было - но куаферы неожиданно для себя расхохотались.
Вот он стал продумывать вслух варианты ловушек для мамутов - и ребята
включились, стали поправлять его, предлагать свои варианты. Получаса не
прошло, а, казалось, все уже забыто и все Федеру прощено, хотя о прощении
никто и слова не сказал. Да и со стороны Федера ни оправданий, ни хоть
сколько-нибудь внятных объяснений его отношений с Аугусто, его нахождения
на свободе, в то время как остальные сидели в виварии, - ничего этого и в
помине не было. Федер с незапамятных времен поставил себе за правило -
перед женщинами и подчиненными не оправдываться. Часто бывает, что
человек, поставивший себе что-нибудь правилом, допускает послабления. И
Федер, конечно же, то и дело оправдывался, особенно перед женщинами. Даже
перед куаферами его нередко тянуло оправдаться. В каждом таком случае он
говорил себе, что не оправдывается, а играет в оправдывание, зарабатывая
себе тем самым какие-то не очень понятные очки, и потому вроде как бы
держал сам перед собой слово. И чувствовал себя комфортно.
куаферов и сумел не оправдываться перед ними в том, в чем не чувствовал
себя виноватым.
7
согласились делать нормальный, а не халтурный пробор, вроде как бы для
себя самих, начались совершенно сумасшедшие дни. Сорокадневная задержка с
пробором не могла пройти бесследно - у команды Федера возникло множество
проблем. К счастью, все они оказались разрешимыми, но требовали нервов,
сил, времени и максимальной сосредоточенности. Все это были проблемы для
куаферов обычные, и заниматься своим прямым делом было им в радость.
Только если б не приходилось каждый момент натыкаться на мамутов,
озлобленных, молчащих и ждущих момента, когда можно будет наброситься.
фагами, микробами и зародышами, в спешке припрятанными перед арестом, была
безнадежно загублена - иные необратимо мутировали, иные "закисли" из-за
неаккуратного хранения. Пробор, прерванный в самом начале, вошел в стадию
почти полной неуправляемости. Такое бывало и прежде, но куда в меньших
масштабах.
погнали флору вразнос - травы разрослись, почва стала быстро и почти
необратимо превращаться в гнилое, отравленное болото, а то, что творилось
с фауной, стало походить на откровенный геноцид. Фауны в окрестностях
почти не осталось: по болотам ползали умирающие чудовища, облепленные
"мгновенными" мухами грязно-желтого цвета (срок жизни этих мух исчислялся
десятками минут, они только жрали, кусали и откладывали бесчисленные
яйца); на ветвях мертвых деревьев сидели, нахохлившись, птицы с огромными
крыльями без единого здорового пера. Парни из коррект-команды возвращались
в лагерь с мрачными физиономиями и начинали ворчать о вконец загубленном
проборе. На что Федер обычно говорил им, что они сосунки и в жизни своей
ни одного по-настоящему загубленного пробора не видели.
просто-напросто съедает планету! Эти все наши "мгновенные" мухи, эти все
наши скороспелки, мутанты, ускорители все эти прокисшие, они, как зараза,
страшная зараза, они все губят!
куда-нибудь по очередному неотложному делу, чаще всего в интеллекторную, к
матшефу.
тщательно отбирал себе матшефов (что, в общем, совершенно правильно), а
потом очень ими гордился и долго не желал признавать свою неправоту, если
оказывалось, что матшеф так себе. А зачастую оказывалось именно так. Но
старание себя иногда оправдывает, и на этот раз с матшефом Антанас Федер,
похоже, не ошибся.
проборов, им обсчитанных, отличались одним незамысловатым качеством - все,
что зависело в них от него, было сделано так, что не придерешься, не
привело ни к одному сбою, даже мельчайшему. Не было, правда, в этих
проборах особенного блеска, отличавшего матшефов-"художников", не было
вспышек гениальности - как, собственно, и в самом Антоне, крепком неярком
мужичке лет тридцати пяти - сорока. Однако проборы Антона были сработаны
крепко и стопроцентно надежны.
восторженный ребенок, готовый к эскападам и подвигам, мечтающий удивить
мир плодами своего причудливого и красочного воображения.
давалось ему легко, все получалось - но при одном только условии: если не
делать ничего экстраординарного. По натуре генератор идей, он вынужден был
пробавляться ролью безупречного исполнителя. За неимением лучшего он этой
ролью даже втайне гордился, потому что известно - нет исполнителя хуже,
чем генератор идей. Но чуть только он начинал реализовывать какую-нибудь
свою собственную мыслишку, красивую с виду, все шло наперекосяк. Мыслишка
оказывалась бредовой, приличные люди, когда он с ними по ее поводу
советовался, иногда пытались ее похвалить, одновременно намекнув на ее
откровенную глупость, а по возможности и просто уйти от ответа, как бы
даже Антона и не услышав. "Вот тебе и мыслишка!" - восклицал про себя
донельзя огорченный Антон и с усердием принимался оттачивать свое умение
хорошо делать всем известные вещи.
конструирования и расчета проборов пришел Федер и пригласил принять
участие в операции на Ямайке, прибавив при этом, что скорее всего пробор
там не будет похож ни на один из предыдущих и, возможно, конструировать
его придется с большими отклонениями от общепринятых правил, Антон
сомневался секунд десять, не больше.
полная откровенность с этим, пусть опытным, пусть известным, но все же
никогда прежде не работавшим с ним в одной связке, изумила Антона. Он
пытался найти подвох, но каждый раз, поначалу даже с раздражением,
наталкивался на предельно правдивые ответы. Федер не мог рисковать и вести
двойную игру с матшефом: слишком многое зависело от них двоих, чтобы хоть
что-то утаить от Антона.
проверенным.
Я точно знаю, что двое.
случаю. Это не игра. Это борьба за жизнь с небольшим шансом на выигрыш.
Антона уж точно. Причем это была игра с участием женщины. По рангу Антон
имел право, подобно Федеру, взять с собой возлюбленную, но года два назад
сделав это всего один раз, зарекся. Он, как выяснилось, совершенно не умел
обращаться с женщинами, они ему страшно мешали, они его раздражали
безумно, и он пришел к выводу, что на проборе женщина нужна лишь для
отправления физиологических потребностей организма куафера.
он Федору во время бесчисленных споров на эту тему, - да и обуза это
страшная на проборе, я не понимаю вас вообще, как вы можете при вашей
загруженности!
физиологических только нужд. Потому что ты ее, грубо говоря, любишь.
Потому что без нее тебе плохо. Потому что без нее на проборе ты попросту
не можешь обойтись...
вашей Веры не могли обойтись.
Орловский Гай Юлий
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Курылев Олег
Шилова Юлия
Распопов Дмитрий