городка) - и на всех прочих, кому летать было некуда и незачем.
совершенно обоснованным: на небольшом стартовом пятачке, рассчитанном на
один-единственный корабль, сейчас не было не только этого единственного,
но и вообще никаких признаков, какие указывали бы, что этим устройством
пользовались в исторически достоверном прошлом.
жизнь била ключом: на глазах историка на протяжении менее чем часа один
транспорт среднего тоннажа стартовал, другой, того же класса, сел - а еще
три находились под погрузкой, и в их открытых грузовых люках один за
другим исчезали круглые контейнеры с пресловутым трипротином. Но
проникнуть на торговую территорию не представлялось возможным:
проволочный, в несколько рядов, забор был прозрачным для взгляда - никак
не для плоти.
Все-таки он был цивилизованным человеком. Он вновь вышел на дорогу,
приблизился к броневым воротам, перед которыми стояли двое с оружием
наизготовку, прошел мимо, стараясь даже не смотреть в ту сторону, и в
некотором отдалении залег в канаву. Расчет оказался правильным: примерно
каждые полчаса по дороге проезжали тяжело нагруженные грузовики, на диво
современные, явно не на Инаре сделанные; это подвозили товар, тот же
трипротин скорее всего. Перед воротами машины проверялись достаточно
тщательно. И все же следовало, по-видимому, рискнуть: иного пути он не
видел.
историка и не было. Он попытался было забраться сзади под брезент, которым
был накрыт груз очередной машины, когда она остановилась для досмотра. Но
не смог сделать даже и этого: его заметили, вытащили за шиворот. Он
подумал, что сейчас его убьют. Или, быть может, арестуют и начнут
допрашивать с пристрастием. Но оказалось, что даже такого уважения он не
достоин: ему просто поддали ногой, и он растянулся на пыльной дороге,
встал и захромал прочь, не сдерживая слез обиды.
несправедливость судьбы. А именно то, что как раз в то время, когда стражи
ворот столь пренебрежительно обошлись с ним, мимо них прошла какая-то
женщина - и беспрепятственно, никем не остановленная и не досмотренная,
оказалась на территории торгового комплекса. Красивая женщина в полетном
комбинезоне, с непокрытой головой, просто прошла, ни на кого не глядя, - и
все. Обычная, да; только, может быть, странным образом просвечивавшая
насквозь? Хен Гот помотал головой: вероятно, у него уже начинались
галлюцинации. Отряхиваясь от пыли, он еще с полминуты глядел ей вслед,
пока не сообразил наконец, что ворота ведь еще не успели открыться, -
выходит, она прошла сквозь них? Нет, то была, разумеется, чистой воды
галлюцинация, не более.
причине полной ее бесполезности.
продавалась немудреная снедь и мерзкое пиво, почему-то пахнувшее мылом, -
ларьком этим и заканчивался перечень строений инарианского космопорта, -
историк не то чтобы понял, скорее догадался, мучительно вслушиваясь в
разговор двух пивных бурдюков (именно так он определил для себя клиентов
ларька), что прибытие ближайшего по времени корабля из мира Шорк ожидается
где-то через неделю. Впрочем, он не был уверен, что понял правильно, язык
был все-таки очень далек от ассартского, хотя некоторые корни явно имели
то же происхождение. Поедая купленную в ларьке булку из муки грубого
помола с куском колбасы, о происхождении которой он постарался не думать,
Хен Гот решал дилемму: пуститься ли в обратный путь и просить прощения у
ненавистного ублюдка (это обещало продолжение какой-никакой, но все же
жизни) - или просто умереть. Совершенно неприемлемой была мысль, что его
покаяние будет происходить на глазах у Лезы; нет, он не мог пойти на столь
крайнее унижение, после которого и вовсе перестанет значить хоть что-то в
ее глазах.
гордо ушедшем после того, как она отвергла его любовь, - и погибшем в
неравном сражении с грубым бытием.
переживать все трудности обратного пути.
когда решение окончательно дозреет, гордо и открыто двинуться на
охранников торгового комплекса - и они, без сомнения, на этот раз откроют
огонь и убьют его, а он, умирая, в последний раз выговорит немеющими
губами ее имя.
историк вначале остановился именно на нем: ему подумалось, что такой образ
действий будет и менее болезненным, и более верным: охранники ведь могут и
не убить, а просто ранят, а что потом? Может быть, установят его личность
- и это приведет к неприятностям для Лезы? Нет, риск был слишком большим.
покупать уже ничего.
подложив под голову чемоданчик с архивом и пристроив банку с Малой
Сестрой. Вечером уснул, но перед рассветом проснулся оттого, что очень
хотелось есть. Чтобы отвлечься, он начал думать об истории - о том, как он
стал бы убеждать Властелина отказаться от идеи Новой Истории и обратиться
к истории Подлинной, которая - Хен Гот все более в этом убеждался - была
ничем не хуже, хотя, может быть, по свойственной ассаритам лености и
отсутствию любознательности не была столь изукрашена всяческими арабесками
и прочими прибамбасами, как это сделали со своим тощим прошлым иные, часто
куда как более молодые миры. Думалось хорошо, голова была свежей. Две
булки с колбасой назад... Да нет, одернул он сам себя, две эпохи назад я
имел в виду, именно эпохи! Булки с колбасой - надо же! Фу! Итак, две
бутылки пива тому назад...
ужасом обнаружил, что Малая Сестра исчезла из банки. Только трогательный
хвостик ее и длинные плавники валялись рядом с ним в траве. Не было
сомнений: он съел ее во сне, даже не сознавая, какое страшное деяние
совершает...
быть, для того, чтобы достойно окончить свою жизнь, нужно было сперва как
следует поесть? Идея заслуживала внимания. Он с трудом дождался минуты,
когда ларек открылся. Булка оказалась вчерашней, колбаса обрела еще
какой-то дополнительный оттенок запаха, но историк сызмальства знал, что
наука требует жертв, и съел все без остатка.
космопорте. Однако чем дальше, тем больше одолевали мысли о невозможности
такой жизни. Может быть, он и в самом деле пошел бы на сей раз в прямую
атаку на склад; но внезапно сообразил, что если своей жизнью волен
распоряжаться, как угодно, то вот драгоценный архив никоим образом не
должен был пропасть. Долг ученого требовал, чтобы историческое достояние
Ассарта вернулось на родину; там раньше или позже с ним разберутся. Жаль,
что он не подумал об этом своевременно: тогда он оставил бы бумаги Лезе и
ушел без них. Но теперь о возвращении речи не могло быть. Умереть и
оставить чемоданчик тут? Неприемлемо: в лучшем случае в древние документы
станут завертывать все ту же колбасу. Что предпринять?
корабля. И если не удастся пробраться на борт самому, то хоть передать
документы - капитану или кому-нибудь еще из тех, кто имеет доступ в
открытый мир. Заверить, что на Ассарте бумаги эти стоят огромных денег,
надо только их туда доставить. Вот тогда уже можно будет и спокойно
расстаться с жизнью.
не только для него, но и для большинства обитателей космопорта на поля
опустился корабль.
скудными познаниями в этой области, стало ясно, что машина относится к
классу частных, хотя и далеко не самых мощных. И прилетела она сюда вовсе
не за тем грузом, что через каждые полчаса привозили в склад отчаянно
дымившие и лязгавшие грузовики. За проволочным забором вооруженные
охранники все так же размеренно расхаживали по своим дорожкам.
Сумерки помешали историку различить, какую они носили форму, а также - чьи
же опознавательные знаки носил сам корабль. Однако это сейчас не было
главным: корабль наверняка принадлежал какой-то из высокоцивилизованных
держав, вот что являлось важным.
домику, сжимая в пальцах ручку чемоданчика. Как только они выйдут оттуда,
он попытается - нет, он обязательно вручит документы одному из них и
попробует объяснить, как ими нужно распорядиться. Историк заготовил уже по
паре фраз на тех нескольких языках, какими в той или иной степени владел.
Двое вышли; они приближались к нему в наступившей темноте, и он набрал уже
в грудь воздух, чтобы заговорить, - и не сказал ни слова: два человека
перебрасывались отрывистыми фразами - и язык, на котором они говорили, был
ассартским!
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Березин Федор
Маккарти Кормак
Шилова Юлия