крутосклонов. Тут же наоборот, но я не удивляюсь особенно. Мое первое
объяснение - таково геологическое строение материковой платформы.
крокодильих яиц это вполне сносная еда. Допускаю, что Ного думает
иначе, но, глядя на его чавкающий рот, делаю вывод, что он по
достоинству оценил белое, сочное мясо.
Бамбуковые заросли подступают к самой воде. Впереди, по течению реки,
горный хребет со стороны левого берега круто обрывается, образуя
широкое ущелье. Не сомневаюсь, что по нему бежит речка, приток нашей
реки. В ее устье, чуть ниже по течению, наверняка мы встретим отмель,
образованную песчаными наносами.
но подумалось, что рыбы пока хватит, а леску и крючки надо беречь.
Наша рыба начинает попахивать.
речушка изливает радость по случаю встречи с большой рекой. Сразу же
за устьем над водой возвышается песчаная коса. Мы с Ного всматриваемся
в нее, и я замечаю, что Ного волнуется. Глаза у него острее моих. Он
что-то видит. Я напрягаю зрение. На фоне светлого песка появляется
довольно большое темное пятно. Что это может быть? Ладно, думаю,
подплывем ближе - увидим. Вскоре все разъяснилось. Над белым песчаным
пляжем возвышалась туша неизвестного мне огромного животного. Она была
буквально облеплена мелкими хищниками и птицами-падальщиками. Изо всех
сил, работая руками как веслами, пытаемся направить плот к берегу. Он
стал тяжелее и непослушнее. Нам все же удается приблизиться настолько,
что я могу взяться за шест. Плот ткнулся в песок, но мы не торопимся
сходить с него. Зрелище, открывшееся перед нами, внушает отвращение. И
не только смрадом. Вижу - на моего спутника смрад действует
возбуждающе. Множество зверей: крокодилы, стаи гиен и шакалов. Между
ними шныряют зверьки помельче. На самой туше - теперь я вижу, что это
огромный динозавр, - расселись птицы, похожие на грифов. В воздухе
кружат несколько рукокрылых...
неописуемой жадностью. В зарослях мелькнула желтая шкура Большого
Гривастого... Жрущая орава поражала мрачной деловитостью, при том, что
звери взаимно опасались друг друга. Гиены держались подальше от
крокодилов, мелочь - подальше от тех и других.
надбровными дугами выражали непритворное почтение. Ясно, что
относилось оно не к тем, кто жрет.
повелительным взглядом. Это в джунглях я позволял туземцу играть
первую скрипку, а здесь, на реке, командую я, тем более, что нам
нечего бояться. Догадываюсь, что Ного боится Большого Гривастого,
который разлегся на песке, равнодушно поглядывая на пирующих.
Гривастый падали не ест.
на него. Я подумал об Амаре - ему было бы интересно понаблюдать за
множеством животных как биологу. Бедный Амар, он даже не успел
подумать, что становится жертвой доисторического животного! Наблюдая
за жизнью динозавров, он, наверное, смог бы ответить на вопрос -
почему на Земле динозавры вымерли так неожиданно. И почему сохранились
тут, на далекой планете. Он был очень любопытен. Во всяком случае, это
вопрос не из области моих профессиональных интересов. Меня в данной
ситуации можно оценить как зрителя, не лишенного любопытства. Где еще
я мог бы наблюдать такое? Вот, пожалуйста, два птеродактиля, упираясь,
пытались вырвать друг у друга кусок мяса. Крокодил яростно хлестнул
хвостом своего собрата - они оба вцепились в один кусок. Маленькие
зверьки вгрызались в тушу звероящера так, что наружу торчали одни
хвосты и задние лапы...
окрестностей. Мне очень хотелось бы знать, кто поверг наземь и лишил
жизни гигантскую рептилию. Большому Гривастому такое не под силу.
Разве что "чешуйчатому человеку", о котором с неподдельным ужасом
рассказывал Ного. Он мог бы загрызть травоядного гиганта. Запросто.
Куда же он ушел после своей победы? Почему не предался пиршеству, а
позволил распоряжаться здесь всякой мелкоте? Хищный ящер повергает
своего травоядного соплеменника и уходит прочь. В чем тут дело?
вывести плот на середину реки, где быстрое течение унесет нас. Жаль,
такое хорошее местечко, а причалить нельзя...
ревом вышли два Больших Гривастых и направились к туше. Мелкие звери,
волки и даже крокодилы уступали им дорогу. Отойдем и мы подальше от
этих когтистых и клыкастых, подальше от муторного смрада,
заполонившего окрестности. На середине реки нас подхватило течение.
Вскоре запах исчез. Река делала крутой поворот. И сразу же за
поворотом нашим глазам открылось широкое зеркало затона с почти
неподвижной водой. Поскольку течение нас толкало к противоположному
берегу, мы приложили немало усилий, чтобы вырвать плот из его объятий.
При этом чуть не проскочили мимо. Приглянувшийся нам участок песчаной
отмели оказался метрах в тридцати вверх по течению. Мы соскользнули в
воду - Ного сделал это с большой неохотой - и стали подталкивать плот
назад. Мне казалось, что придется изрядно повозиться с ним. К нашему
удовольствию в неподвижной воде затона плот легко скользил в нужную
сторону. Наши ноги глубоко увязали в тине, и я подумал о пиявках.
Здесь, должно быть, их царство. Я передергивался от любого
прикосновения к моим ногам в тине.
нему наш "корабль". Мы теперь знали, что здесь полно хищников, и
держали под рукой топоры и дубины. Вслушивались, а мои спутник еще и
внюхивался в прибрежные заросли.
Я тут же поправился - здесь половодья не может быть. Грозы по
нескольку дней подряд - это да.
эксплуатации. Надо было освободить от стволов нашу площадку, выбрать
подходящие бревна для плота. Выбрав нужное дерево, я подзывал Ного и
просил продемонстрировать незаурядную силу. Могучий дикарь подхватывал
ствол у корневища и подтаскивал поближе к плоту. Ного по силе мог бы
поспорить с небольшим подъемным краном.
развести здесь такой костер, чтобы свет от него освещал и
противоположный берег. Больше огня - меньше поползновений на наши
драгоценные жизни. Еще я хотел угостить моего спутника деликатесом.
Наша крокодилообразная добыча начала попахивать. Хорошо бы зажарить ее
на вертеле! Выбрал две рогульки и вогнал их в песок. Насадил нашу
дурно пахнущую добычу на длинный шест и водрузил на рогулины. Ного
недоумевал, что это? Теперь осталось уложить под вертелом сухие ветки
и, добыв соответствующим образом огонь, раздуть пожар, если и не
мировой, то во всяком случае достаточный, чтобы поджарить нашу рыбу.
Если бы запечь ее в глине, то было бы вкуснее, но заниматься
чревоугодием было не ко времени. Временем мы дорожили. Главным образом
из-за опасности, подстерегающей на берегу. Безопасность сидела рядом
со мной только на плоту, когда плот - на середине реки.
плота, и теперь, сидя на корточках перед огнем и вдыхая запах
жареного, глотал обильные слюни...
объедение. Вспоминая о жизни, проведенной среди плоскоголовых, я мог
бы на пальцах подсчитать, сколько раз ел горячую пищу. Даже Ного,
прирожденный сыроед, поглощал жареную рыбу с причмокиванием, -
понравилось.
парочку превосходных бревен, благо выбрать есть из чего. И шалаш можно
устроить попросторнее. И место для костра расширить. На ближнем холме
я обнаружил дерево, с которого можно было надрать лыка. Аккуратно
подрубил топориком кору, остальное поручил своему нецивилизованному
спутнику, а сам решил покопаться в камешках. Их тут целые горы. Я
выбирал такие, которые годились бы для наконечников стрел и копий.
Защищая докторскую диссертацию, я, по правде говоря, не думал, что
перелопаченный мною учебный материал пригодится мне в каменном веке.
Если плоскоголовые запомнили хоть немногое из того, чему я учил их при
обработке камня, они сделают значительный шаг по пути к цивилизации.
Они усовершенствуют оружие и в короткое время подчинят себе все
бродячие племена в краю зарослей...
ребенка, но и для геолога. Я занялся ими и забыл о ежеминутно грозящих
опасностях. Забыл, где я и почему. Только камешки существовали и
перекатывались на моей ладони. Этот темно-серый - типичный базальт. А
этот, красноватый, среди всех камешков самый древний, гнейс...
стоял у дерева на холме, там, где я оставил его драть лыко, и, что-то
крича, показывал на противоположный берег. Я оглянулся. Над верхушками
деревьев покачивались три головы на длинных шеях. Они, с шумом и
треском раздвигая деревья, бежали к реке. Их могучие, огромные
туловища грузно покачивались на коротких толстых ногах. Если бы они
шли степенно, как и надлежит гигантам, подумал бы, что они идут на
Володихин Дмитрий
Мичурин Артем
Шилова Юлия
Скальци Джон
Березин Федор
Беляев Александр