кистью, удар по которой Эгин изо всех сил пытался направить плашмя. Но очень
сложно пробить боковой удар плашмя чисто, милостивые гиазиры. Поэтому Эгин
не только выбил у нее "трехладонный" нож, но также расшиб костяшки и рассек
несколько худых вен на тыльной стороне ладони, кровью каковых, к счастью,
его клинок вроде бы насытился. По крайней мере, временно.
Свой второй удар Эгин направил беснующемуся учителю по кадыку и тот вместо
воя перешел на хриплый кашель, что было все-таки легче. Его Эгин тоже бил
плашмя и на этот раз очень чисто. Убивать Сорго не стоило. Зачем?
управителя, никто ничего не успел сообразить. Это было хорошо.
стекла и вот теперь пол под ногами вздрогнул по-настоящему сильно. И вот
теперь это заметили все. А самый неловкий из четырех пастухов-разбойников
Круста даже упал.
вслед за ним другой, более вразумительный. "Убивают! -- голосила женщина. --
На помощь!" И -- спустя несколько мгновений -- короткий взвизг: "Цармада,
ты?!"
ячменя. Теплое, сапфирово-синее море Савват -- и бурая клякса размерами в
добрых четыре лиги, пятнающая его священные волны вокруг Багряного Порта.
Здесь живородные, жирные илом воды Ан-Эгера встречаются с морем. Здесь с
морем встречается великая степь Асхар-Бергенна.
невысоких холмов на правом берегу Ан-Эгера грютские орды и протянул руку к
желанному морю. И в дельте Ан-Эгера вырос Багряный Порт.
грютов, когда безмолвствовали сытые волки и вороны в степи, воды Ан-Эгера
были багровы от вражьей крови. Всю неделю. А когда-то, во времена цветущего
могущества Асхар-Бергенны, струи Ан-Эгера, говорят, всегда были красными,
как кровь.
кровью год. Не может даже и неделю, как о том написал Альгорг, придворный
историк Эгина Мирного. Призраки погибших грютов не могут переговариваться,
стоя на вершинах Пяти Медных Курганов, как о том брехал тот лекаришко,
безумный пастырь пиявок, заклинатель улиток. А Великое Княжество Варан не
может вечно видеть мирные сны под несокрушимым Сводом Равновесия. Ихша был
реалистом, ибо к тому склоняли его титул, должность, деньги и страх. Страх
потерять деньги, должность и титул.
лично. Два года Ихша выслушивал все новые небылицы. Два года перебирал
скудные трофеи, собранные его людьми по всей Сармонтазаре. Все сплошь мусор.
Все.
гадюка под конским копытом. Круглый стол по правую руку от Ихши был уставлен
яствами в количестве достаточном, чтобы накормить четырех воинов. И еще там
были ненавистные Ихше финики. И еще -- разбавленное вино. Ихша прихлебывал
его из большой низкой чаши, но оно не приносило ему ни наслаждения, ни даже
покоя. Так -- скисшая кровь местной лозы. И даже прохлада, словно бы
стекающая ручьями с опахал в руках четырех звероподобных телохранителей, не
могла остудить недобрый горячечный пыл, который охватил Ихшу с первых же
слов своего советника. Но пока что Ихша молчал, предоставив тому медлительно
повествовать о результатах своего годового пребывания в Пиннарине.
были пресечены Сводом Равновесия еще на стадии первичного воплощения.
словно сердцевина арбуза, и наконец, заикаясь, пробормотал:
выход, закончил:
женщина и еще за каждую ночь трижды -- во имя Стен Магдорна!
ночных стараний, увенчавшихся успехом. Но восемнадцать -- это не тысяча
восемьсот и не восемьдесят тысяч. Так вот, Адорна-генан, я был с женщинами
много чаще, чем сотворил детей, и разве интересно все это моему
девятнадцатому ребенку, которого нет? Ему, нерожденному, нет дела ни до моих
любовных подвигов, ни до моих преуспеяний в деле умножения потомства. И
разве интересно мне, Адорна-генан, что ты делал год в Варане, если ты не
сделал ничего?
предпринять во вражьей столице сверх того что сделали, клянусь Стенами
Магдорна! -- Адорн истово припал на одно колено и поцеловал каменный пол
веранды, на которой происходила беседа.
рукой. -- Ты, наверное, голоден с дороги. Съешь финик.
косточку на серебряный поднос.
-- Ты же не постиг самой сути плода! Ты поглотил лишь оболочку. А твердую
суть?
отказываться нельзя. Он взял косточку и, вздохнув, с трудом проглотил ее.
Почти сразу его начал душить кашель, но страх одержал верх над болью и
покрасневший Адорн, пересилив себя, просипел:
первый раз за весь разговор с Адорном, в голосе Ихши зазвучало его жестокое
прошлое.
за жизнь. Императорская гвардия, "красногребенчатые", мрачная сутолока
кровавых дворцовых интриг. Он, Ихша, был в гвардии рядовым меченосцем. Потом
-- десятником. После -- командовал сдвоенной сотней и имел должность
Блюстителя Дворцового Въезда. Именно исполинская туша Ихши выросла в сонный
предрассветный час перед отчаянными кавалеристами придворной сартоны, чьи
офицеры решили "прочистить дворцовые клоаки от лишнего дерьма", разумея под
последним правящую династию Оретов. Ихша во главе своих "красногребенчатых"
встретил их на Дворцовом Въезде, под сенью раскидистых платанов, и никто не
вышел из-под деревьев живым. Никто -- ни сартонанты, ни "красногребенчатые".
телегу, багрово-черное месиво, сплошь скрывавшее лицо сотника, дало трещину
и победитель, едва ворочая одеревеневшим языком, властно потребовал: "На
колени, в прах перед Пламени Равным!" "Пламени Равный" -- так в империи
именовался командир "красногребенчатых". По своей власти -- одно из десяти
влиятельнейших лиц государства. Доспехи Ихши вместе с отличительными знаками
сотника были иссечены до неузнаваемости, а труповозами были угрюмые
обнищавшие рыбаки. Недобро пересмеиваясь, они стали Ихшу добивать. Дескать,
ты лучше все-таки отдыхай, солдатик, свое ты уже отвоевал, да и в рассудке
повредился не на шутку. Ихша, исполин семи локтей росту, задавил всех
четверых голыми руками.
Равным и лично выгрыз из своего предшественника признание в главенстве над
заговором сартонантов. Ихша пробыл начальником "красногребенчатых" два года,
а после получил от императора дружеский совет -- принять Хилларн,
Северо-Восточную провинцию государства, и вместе с ней -- жезл Желтого
Дракона.
рукой за следующим фиником.
прекрасной.
косточки под размеренные разглагольствования Ихши.
стола. Телохранитель во второй раз унес опорожненное блюдо и вернулся со
свежим, наполненным до краев проклятыми финиками.
жизни, не знает ничего. Ни истины, ни славы, ни любви. Иначе тоже верно.
Человек, не знающий цены любви, не знает цены истине. Сегодня утром финик
застрял в моем горле и я едва не подавился им насмерть. Финик хотел убить
меня, твоего господина, Адорна-генан. А финики -- хитрые бестии. Если уж они