полуовалы экранов, стояли динамические кресла, услужливо повторявшие любую
позу человека...
Скрытая проводка была безжалостно выворочена из стен, внутренности пультов
вывернуты, и защитные щитки кучей валялись под ногами. Разноцветная
паутина кабелей либо висела над головой на каких-то самодельных прищепках,
либо путалась под ногами. Чудесные покойные кресла были заменены какими-то
легкомысленными стульчиками. Лишь одно кресло осталось - на самом носу,
чуть ли не над водой, но и его буйная фантазия электроников превратила во
что-то среднее между электрическим стулом и высокочастотным душем. Других
ассоциаций таинственное сиденье с параболой антенны на спинке не вызывало.
А тощие ноги того, кто устроил весь этот погром, - трижды
безответственного аспиранта Толи - торчали из бывшего электрооргана.
винтового стула, судорожно согнулись - и Толя, в плавках и в белом
распахнутом халате, накинутом прямо на жилистое тело, оказался перед
Карагодским.
Давно пора. Пан с Ниночкой тут такую чертовщину крутят, что ахнешь. Даже
меня в пот вогнали. Но вы смотрите, Пана не обижайте! Он бог! В своем
деле, конечно...
Толя прикрикнул на троицу, склонившуюся над видеомагнитофоном:
высшем интеллектуальном уровне! Начали, что ли?
взял на электрооргане несколько пронзительно высоких звуков, от которых
мгновенно заложило уши:
погашенный расстоянием, донесся из-за острова.
трехметровый зеленовато-коричневый столб. Карагодский за свою жизнь немало
насмотрелся на дельфинов, но это всегда поражало - гигант, весящий в
воздухе не меньше тонны, без видимых усилий стоял на хвосте, погруженном в
воду, словно для него не существовало законов физики. По очереди глянули
на академика два озорных глаза, скользнули по лаборатории и снова
остановились на нем, разглядывая, внимательные, немигающие. На самом дне
их царила такая нечеловеческая спокойная сила, такое пронзительное
понимание, что Карагодскому невольно захотелось отвернуться.
перевернутую капитанскую фуражку. Уисс открыл клювообразный рот и скрипуче
захохотал, вибрируя напрягшимся телом.
Эгейском море белуги нет.
капитана:
а сегодня - снова. Вдобавок при Вениамине Лазаревиче, а ему, быть может,
некогда...
видеозапись, не замечая ничего вокруг.
всплеск, и что-то большое, серебристое пролетело перед самым носом, глухо
шмякнулось на пол.
зубастый полулунный рот и отчаянно раздувала жабры.
того... до камбуза!
очень худого и очень смуглого человека, который предупредительно распахнул
перед ним дверь.
у меня все на мази. Можно крутить!
баритон. - Я готов. Давно готов.
Дон-Кихота. - Наш главный лингвист и толкователь дельфиньего эпоса. Вам
интересно будет поговорить с ним, Вениамин Лазаревич.
научном обществе. - Кришан говорил с легким акцентом, который подчеркивал
необычную красоту его голоса, густого и темного.
лингвистом. Я всего лишь музыкант. И очень смутно представляю себе научную
суть проблем, которые здесь решаются.
с дельфинами. И я сразу, разумеется, обратил внимание на то, что они
прямо-таки шалеют от музыки. Услышав музыкальную фразу, они повторяют ее с
магнитофонной точностью, потом начинают варьировать звуки, пока фраза не
превратится в сплошной скрип и скрежет...
понять, что сказали вы музыкальной фразой?
только.
людей. Потому что в обыденной жизни они пользуются иной "сигнальной
системой" - словом. Но для музыканта музыка гораздо конкретней, чем обычно
думают. Знаете, в консерватории мы иногда ради шутки устраивали "немые
недели" - участники спора договаривались за всю неделю не произнести ни
слова, объясняться можно было только музыкальными импровизациями. И знаете
- получалось! Словно родился дельфином!
мне объяснял Пан - у дельфинов несколько "сигнальных систем": одна
подсобная, что-то вроде нашего упрощенного словесного языка, вторая -
творческая, непосредственный обмен мыслями... Есть и другие, например
"пента-волна", которой занимается Нина... Но я занимаюсь второй
"системой": музыкой, мыслями Уисса. И мы с ним неплохо начинаем понимать
друг друга...
музыкальными образами? Как композиторы?
Он хрустнул пальцами, вывернув их под прямым углом, и ответил простодушно:
вернее, к "сангиту" - таким термином обозначают у нас единство пения,
инструментальной музыки и линейно-цветового движения танца. Вот вы
говорили - в музыке нельзя передать конкретный образ. У нас в Индии вас бы
засмеяли. Наша древняя музыка сугубо конкретна, даже слишком. Древние
произведения делятся на большие и малые "рачи" - нечто вроде музыкальных
иероглифов, описывающих предметы и события. Но каждую "рачу" тем не менее
можно исполнять по-разному, толковать ее в своем ключе, добавлять или
изменять детали. Таким образом, каждый раз индус видит в исполняемом
произведении не условные, а конкретные факты и вещи... Впрочем, европейцу
это трудно объяснить...
иероглифами. Такие иероглифы можно записать нотами, составить словарь
понятий не только простейших, но и очень сложных, даже фантастических с
точки зрения человека... Моя мечта - написать с помощью Уисса "Подводные
веды" - исторический эпос жизни океана... Это будет открытие второй Земли
- цивилизации гениальных музыкантов! Это будет революция в музыке!
словно акробат, готовящийся к смертельному номеру.
электрооргану, и снова остался в одиночестве.
первый опыт по расшифровке тайн дельфиньей цивилизации. Путь наш к
сегодняшнему дню был долог и нелегок... Но день сегодня ясный! Мы должны
видеть то, чего не видел еще ни один человек на Земле... Впрочем,
возможно, все будет проще... Ну что там... Мы верим в тебя, Уисс!
оборвавшийся почти сразу, - и ничего больше, хотя пальцы композитора
продолжали нажимать черно-белые плашки. И точно ватой заложило уши.
ультразвуковом диапазоне".
двух центральных, отливающих туманной зеленью. Посерьезнел над
видеомагнитофоном даже разбитной Толя. Нина сидела чуть впереди, и перед
ней рубиновой россыпью горел овал голографической проекции.