мной... - Глядя на Нюру сияющими глазами, Поярков слегка дотронулся до ее
руки.
должна быть тяжелая жизнь? Вечно им кто-то мешает, или, как говорится,
ставит на пути рогатки. Неужели с этим нельзя покончить?
придумал усовершенствовать вот эту лампу, - Поярков приподнял ее над
столом.
польется чай, из другого - кофе, из третьего - вино. Счетчики можно
приспособить, чтобы знать, сколько платить за выпитое. Мне даже авторское
свидетельство могут выдать, если никто еще не подал заявки на такое
изобретение. Потом я начну за него бороться. Каждого эксперта,
хозяйственника, любого здравомыслящего, ставшего на моем пути, начну
крестить "бюрократом", "перестраховщиком", "консерватором"... Я
представляю себе, коли дать ход таким изобретателям, они могут
расплодиться, как головастики, у которых вдруг не оказалось врагов. Все
реки и озера заполнились бы лягушками. Весла некуда ткнуть.
- Но почему же столько врагов у настоящих изобретателей?
думайте, что всюду засели бюрократы. Ничего подобного! Вот я, например, от
них пострадаю. Противники мои всегда пасутся рядом. Например, лентяи, -
они тащат изобретателя назад за рукав: погоди, мол, не поспеваем. Трусы
боятся, что дорога не туда заведет. А иным попросту не хочется покидать
теплых гнезд - зачем продираться сквозь колючки, когда и здесь хорошо?..
Но есть самая страшная категория врагов нового. Это - стяжатели. Немало их
и в вашем институте. Они способны угробить любую свежую мысль, если она в
какой-то мере может повлиять на их благополучие. И в то же время они будут
всеми силами протаскивать свою или чужую, но сулящую им выгоду, худосочную
мыслишку.
достаточно.
забарабанил пальцами по столу.
техника совершенствуется. И пока мы тут согласовываем, увязываем,
подбираем обтекаемые выражения, чтобы отвергнуть эту никудышную мыслишку,
глядь - и вся конструкция уже устарела. Начинай строить сызнова. Когда мы
стали переделывать "Унион", я чуть с ума не сошел. Впрочем, "Унионом" нашу
летающую лабораторию мы потом назвали.
А получился действительно "союз". Союз наук. Но пока он создавался,
пришлось немало крови попортить. Физики требуют одно, астрономы другое,
метеорологи третье. Я иду на уступки, а технологи противятся. Ругаюсь с
Набатниковым, с Борисом Захаровичем, с механиками - со всеми. Но я же
знаю, что каждый из них ратует не за себя, а за ту отрасль науки, которую
он представляет.
главка приходит письмо с просьбой испытать в иллюминаторах какую-то
"космическую броню". Указывается на важность этого дела и тут же
прилагаются рекомендации ученых, о которых я в первый раз слышу. На другой
день получаю еще одно коллективное письмо, подписанное химиками, оптиками
и даже профессором-селекционером. Я было заартачился, но товарищ Медоваров
намекнул, что со старыми стеклами "Унион" вряд ли будет принят комиссией,
что они якобы мутнеют от космических лучей. Если я не верю, то он может
запросить специальный институт, откуда ему вышлют соответствующие
протоколы...
хотелось поскорее поднять в воздух свою новую конструкцию. Да, да, по
существу новую. От старой остался лишь принцип да каркас. А спор с
Медоваровым для меня не был принципиальным. По прочности "космическая
броня"
устраивало. К сожалению, из-за этой чепуховой брони полет "Униона"
пришлось отложить на три дня. А сколько бывает таких случаев? Дни
составляют месяцы, годы. Имеем ли мы право их терять?
Нюра. - Вы не ходите, а бегаете. Целый день ни минутки покоя. Вы спите
когда-нибудь?
я проспал десять. Восемь часов в сутки! Да ведь это же расточительство!
Сейчас я сплю меньше - хочу многое успеть. Помню, когда учился в
ремесленном на слесаря, то не раз заходил в другие цехи, и такая жадность
меня обуяла, что я решил стать не только слесарем, но и токарем, и
фрезеровщиком. Я хотел знать все станки, уметь обрабатывать любой
материал. И я добился своего.
посмотрите. - Поярков вынул из бумажника фотографию и передал ее Нюре. -
Самая первая модель летающего диска. Сделана из алюминия собственными
руками лет десять тому назад. Но, конечно, она никогда не летала.
гордость Пояркова. Ведь она и сама кое-что умела: перематывать обмотки
моторов, паять, исправлять выкрошившиеся пластины аккумуляторов, собирать
их, делать комнатную проводку, чинить электроплитки и утюги. Все это было
сейчас не нужно в лаборатории. Но разве Нюра могла кому-нибудь доверить
собрать испытательную схему или починить испортившийся вольтметр?
взглядом на снимок, - у вас нет другой жизни? В театрах не бываете, в
кино...
что я такой уж сухарь и деляга. Что бы там ни случилось, но с двенадцати
ночи и до двух я читаю. Вы знаете, сколько я выписываю газет и журналов?
Около тридцати. И не думайте, что это все узкоспециальные издания. К ним я
отношусь очень настороженно, как и вообще к узкой специализации. Ведь если
так дальше пойдет, то, скажем, один молодой инженер будет знать только
гайки, а другой - болты. И каждый из них станет читать только свой
журнал...
прической, шла Римма. Сквозь прозрачную нейлоновую кофточку можно было
видеть ее округлые загорелые плечи и спину. На груди в кружевном рисунке
поблескивали, как светлячки, маленькие граненые стек ляшечки. Вот Римма
вступила на танцевальный квадрат, освещенный прожектором, и стекляшечки
засверкали как бриллианты. Туго обтянутая клетчатая юбка, зеленые туфли на
модном каблучке - все это подчеркивало, что Римма никак не хотела походить
на других.
своему штатскому костюму, сидевшему на нем мешковато. Широкие брюки,
богатырские плечи, полосатенькая рубашка с черным галстуком казались рядом
с Риммой чересчур старомодными. Да и сам-то Петро, с добродушным широким
носом, белесыми кустиками вместо бровей и девичьим румянцем на щеках,
никак не походил на ресторанных завсегдатаев или тем более "полотеров",
как иногда называют рассерженные официанты неких молодчиков, пришедших в
ресторан не ужинать, а только танцевать. Петро любил хорошо поесть, а
танцы ненавидел.
любил, когда коверкали его родной язык. - Анна Васильевна? Вот уж не
ожидала! Ведь я никогда вас здесь не видела.
приветствие и сразу обратился к Петру:
сидеть за одним столом: Поярков надеялся продолжить интересный разговор с
Нюрой, а влюбленный Петро пока еще не успел даже словом перекинуться с
Риммой.
"Серафимом", а возможно, и потанцевать. Ведь Петро увалень, его с места не
стащишь.
оглядывала присутствующих, потом, видимо вспомнив о Нюре, похвалила ее
скромное платье.
портнихи получают?