Чтение 11–й страницы книги ~Круги на Земле~

Хрясь!
Бульк!
Где-то все это уже было, словно повторяется само время. Или даже пятится
назад. "И снова мама оживет..." Но пока что оставался озноб и истомная
боль в теле, и тяжесть на голове, и на груди, и на ногах, и липкий вязкий
пот в подмышках, и иголки в глазах... И голоса, опять голоса.
- Мама, ну что?!
- Пачакай, сынку, пачакай. Пабачым - дай тольки, каб час прайшоу.
- Мама!..
- Маучы!
И устало еще раз, как будто подводя итог - и одновременно умоляя:
- Маучы!..

7

Через некоторое время (причем, это могла быть одна минута, а мог быть и
год) Макса раскрыли, сняв одеяла, раздели и снова пустили гулять по телу
Шалтая-Болтая.
Хрясь!
Бульк!
Нет, время не катится вспять, оно просто зациклилось на одном и том же
эпизоде, словно иголка проигрывателя - на поцарапанной пластинке. "Малыш,
хочешь, я расскажу тебе сказку..."
Эта сказка Максу не нравилась. В этой сказке была цыганка с большими
черными глазами
/ОЧЕНЬ БОЛЬНОЙ МАЛЬЧИК/,
мохнолапые зайцы-незайцы и альпинисты, много миниатюрных злых альпинистов.
Такая сказка - Макс чувствовал - способна была убивать, и не понарошку.
Его снова одели и накрыли одеялами, а на лоб уложили капустные листья. Их
время от времени меняли, и скоро мальчик забеспокоился, успевает ли
вырастать у бабушки на огороде новая капуста - так часто и помногу она
снимала старые куски и приносила новые.
И снова разговор.
- Мама, ну что?!
Вздох.
- Мама!..
- Яго сурочыли, сынку. Зачапыли. Цыганка, кажэш?
- Мама, но вы ведь...
- Ус", што змагла. Бачыш, не дапамагаець.
- Что теперь? Врач?
- Якый врач? Сынку-сынку... хиба ж врач зможа зняць "зачэпку"?
- Но...
- Тольки "н. Тольки "н...
- Страшно, мама. Ты ж сама говорила...
- Гаварыла. И зараз скажу. А што рабиць? Збирайся, трэба кликаць, и як
магчыма хутчэй.
Макс не понимает, о чем они говорят, но ему становится страшно. И еще
страшнее оттого, что тело постепенно отторгает мальчика: он чувствует, как
понемногу теряет власть над собственными руками и ногами; вот они уже не
слушаются приказов, вот уже даже не ощущаются. Зато ломота в голове, жар
(и одновременно - озноб) делают невозможным само существование - и
выталкивают Макса прочь из тела. Он вяло сопротивляется, сам не понимая,
почему. Ведь снаружи будет удобнее, легче...
Слышно, как нервно бродит по комнате, собираясь куда-то идти, дядя Юра. Он
о чем-то перешептывается с бабушкой, но слов не разобрать. Потом тихонько
поскрипывает дверь, захлопывается - Макс остается один. Один на один с
болезнью.
Некоторое время мальчик просто плывет в тягучем месиве, составленном из
одной и той же минуты, умноженной многократно - минуты, в течение которой
повторяются неприятные ощущения. Потом дверь вкрадчиво скрипит, в
образовавшуюся щелку проскальзывает полоска света ("Уже вечер?!") и...
кто-то еще!
Макс замирает, даже не дышит. Он хочет знать, кто вошел. Незнакомец
крадется неслышно, но (мальчик абсолютно в этом уверен) не из-за заботы о
больном.
Мягкие, почти бесшумные шаги. И взгляд - Макс чувствует, что на него
смотрят, но сам не может повернуться, не может увидеть гостя.
Вдруг - резкое движение, кто-то бросает на кровать мяч... - нет, не мяч,
мяч не способен ходить, у него ведь нету ног.
Тогда - что?..
Существо топчется у щиколоток Макса, а тот, как ни старается, не может
поднять голову, чтобы взглянуть на него. Потом - прыжок на грудь; мальчик
помимо воли охает и видит два блестящих кружка: глаза. "Так бесшумно,
наверное, и должна ходить смерть".
Ему страшно, он не хочет умирать - Макс осознает, что потом его не будет:
вообще, совершенно, ни вот столечки, он просто закончится, как
многосерийный, но все-таки конечный кинофильм.
Мгновением спустя мальчик догадывается, что глаза принадлежат кошке - той
самой, которая сегодня утром спрыгнула с печи.
Кошка снисходительно урчит и трется лбом о недвижный Максов локоть. Она
топчется, устраиваясь поудобней, бухается где-то в районе живота... - и
тут же вскакивает, спрыгивает с кровати и убегает. Что-то напугало
животное... или кто-то.
И в этот момент мальчик начинает ощущать присутствие в комнате чужака.
Новый посетитель совсем не похож на кошку, нет! Он разглядывает Макса с
уверенным любопытством хозяина, никуда не торопясь и совершенно не
опасаясь того, что его, наблюдателя, заметят. Потом (послышалось? или на
самом деле?!) визитер хихикает и неслышно передвигается чуть поближе к
кровати.
Макс аж вспотел от напряжения. Он силится пошевелиться, или закричать, или
вообще сделать хоть что-нибудь! - но он ничего не может. Сознание уже
почти рассталось с телом; руки и ноги, и даже голосовые связки не
слушаются мальчика. Он способен только наблюдать, как хозяин приближается
к кровати.
Но тот не торопится что-либо предпринимать. Подойдя, невидимое существо
останавливается и замирает.
"Ну что же ты? - с отчаянным бесстрашием думает Макс. - Чего же ты ждешь?
Ну, покажись. Покажись!"
Наблюдатель хихикает, но и не думает шевелиться. Тем более - показываться.
Так проходит несколько долгих минут: мальчик лежит на кровати и силится
перебороть ужас и любопытство; существо наблюдает.
И под этим внимательным взглядом Макс уплыл в небытие сна.

8

Его разбудили голоса - громкие, безразличные к тому, что в комнате рядом
лежит больной. Голоса раздавались из-за створчатых дверей; два - знакомых,
один - нет. Незнакомый, сиплый, но мощный, звучал редко, все больше
слушал; но когда говорил, два других внимали ему с почтением и опаской.
- Разпавядай, што з хворым, - приказал чужак.
- Нешта табе Юра не сказау? - это бабушка.
А вот снова незнакомец:
- Сказау. Але ж ты у нас чарауница, бачыш то, што иншыя не бачаць. Кажы.
- Сурочыли яго. Юра гаворыць, цыганка сурочыла. Я зняць не змагла, тольки
на якись час. А цяпер хлопчыку так пахужэла, што баюся нават пачынаць
штось рабиць.
- А дзе ж ты ранней была, кали яго да цябе прывезли? Тады б табе баяцца.
- Так вы нам поможете? - вмешался Юрий Николаевич. - Мальчику очень плохо,
ему помощь нужна, и срочная.
Пауза. Как будто чужак долго и пристально разглядывает дядю Юру. Макс в
это время вспомнил про невидимого наблюдателя, но сейчас, кажется, в
комнате рядом с ним никого не было. "Ушел, наверное".
- Пагана, кажаш, хлопчыку? Чаго ж ранней мяне не пакликали? Не атвечай -
сам ведаю. Баяц"ся! Дарэмна. ...А можа быць, што и не дарэмна. Гавары, як
плациць збираешся?
- Что? - не понял Юрий Николаевич.
- Гэта у вас у горадзе медицына безкаштовная, - отрезал незнакомец. - Я ж,
Карас"к, патрэбую атплаты.
- Сколько? - сухо спросил Юрий Николаевич. - Или опять, сыграть?..
Чужак хмыкнул:
- Не грашыма, тольки не грашыма. Навошта мне твое грошы? И граць пакуль
што не трэба, не памираю ж яшчэ.
- Что тогда - душу? - насмешливо поинтересовался дядя Юра.
- И не душу. Я прыйду, кали патребаватыму атплаты. И плациць будзе
хлапчына.
И тут же, повышая голос, приказывая:
- Мавчы, Насця! Ты ведаешь, и я ведаю, што кроу моцная, магутная.
Наследничак. ‚н ус" адно не зможа атстараницца. Гэта немажлива. И ты
ведаеш гэта. И я - ведаю. А цяпер вядзице да хворага.
Макс рассеянно подумал, что это они к нему собираются идти. И надо бы,
наверное, испугаться.
Скрипнули, распахиваясь двери.
- Не запалюйце свитла, - предупредил незнакомец. - И выйдзице. Зачакайце
там.
- Нет, - сказал дядя Юра. - Сначала я должен с ним поговорить. Мальчик
ведь ничего не знает.
- Знае "н ус", - уверенно произнес незнакомец. - Прауда, хлапчына?
Но Максу было слишком тяжело выговаривать слова - поэтому он просто
посмотрел в глаза Юрию Николаевичу и опустил веки, подтверждая: "Знаю". В
самом деле, чего тут непонятного: чужака привели, чтобы он вылечил Макса.