Немного простоял, согнувшись над террариумом и разглядывая зверьков. "Вот
вам еще один способ оттягивать время. Нет, что за глупое словосочетание:
"оттягивать время", - можно подумать...
/Ладно! Стоп! Порыдал от разочарований жизни - и довольно. Теперь к делу.
Здесь наверняка есть что-нибудь, что поможет разобраться, почему ты тут/.
Как же, отыщешь в этих катакомбах нужное...
/Ничего, в крайнем случае, здесь и жить можно/".
Как позже выяснилось, жить в библиотеке все же было нельзя. А вот отыскать
подсказку - пожалуйста.
Человек еще немного понаблюдал за зверьками и отправился исследовать
место, в котором очутился. Поначалу не решался что-либо трогать руками,
потом осмелел и то и дело выхватывал из кипы свитков какой-нибудь один,
чтобы просмотреть ("Что там у нас пишут...") и вернуть на место ("Ни черта
не разобрать, пишут-то, гады, не по-нашенски"). С книгами получалось нечто
подобное: или они были выполнены на незнакомых человеку языках, или же
попросту не открывались (почти на всех фолиантах имелись изящные, но
крепкие застежки). А на такое кощунство, как взламывание замков, он
никогда бы не пошел.
Что же касается веревок с узелками, узорчатых трубочек и прочих
экзотических средств хранения информации, то к ним человек даже не
прикасался - все равно ведь без толку.
Так он провел не один час, хотя еще недавно чувствовал себя уставшим и
опустошенным. Человек переходил от стеллажа к стеллажу, от стола к столу,
разглядывая, притрагиваясь, вслушиваясь, пытаясь вообразить себе все то
неисчеслимое количество мыслей, которые оказались собранными в сей не
имеющей границ комнате. Иногда он узнавал те или иные буквы чужих
алфавитов: вот древнегреческий, а это - иероглифы, правда, не понять,
китайские, японские или еще какие (с восточными языками знаком только по
титрам из каратешных фильмов); а здесь, похоже, касалась папируса рука
египетянина...
Немного утомившись от нескончаемых рядов стеллажей, человек присел на стул
у стола, где стояли очередные террариумы с бульдышами. Зверьки, завидев
пришельца, стали тихонько повизгивать и бегать по кругу. Небольшие, с
обыкновенную мышь, но с мордочками французских бульдогов и круглыми
смешными ушами, они самозабвенно гонялись друг за другом, как будто желали
развлечь гостя своей незатейливой игрой.
Человек слабо улыбнулся, наблюдая за зверьками, и отстраненно спросил
себя, чем же они питаются. И питаются ли вообще. По крайней мере, рядом с
террариумами не было ничего, даже отдаленно напоминающего корм. Но с
другой стороны, если город способен несколько раз в день "сообразить" для
человека сад, то уж для бульдышей каких-нибудь там... а кстати, что должны
есть такие звери?.. - одним словом, что бы они ни ели, город их голодать
не оставит
/если они ему нужны, конечно/.
Посидел, поклевал носом. В библиотеке было хорошо, прохладнее, чем в
городе, а уж уютнее - во сто крат. Человек зевнул и решил, что пора
отправляться на покой. Завтра... то есть, уже сегодня... - он поищет
что-нибудь написанное на нормальном языке. Обязательно поищет. Что-нибудь,
что, возможно, прольет свет на то, почему он здесь. Да, было бы очень
неплохо во всем этом разобраться. Просто необходимо. Тогда и...
Взгляд человека упал на соседний стол. Там лежала тетрадка - мятая такая,
тоненькая тетрадка с зеленоватой обложкой. Очень похожая на привычные
человеку еще по той жизни тетрадки с зеленоватыми обложками.
Он поднялся со стула и подошел к своей находке. Взял в руки, удивляясь
тому, какая же она родная на ощупь, эта мягкая, чуть шершавая бумага.
Дрожащими пальцами ухватился за уголок, потянул, но тот выскользнул, - и
так несколько раз. Наконец открыл - и с разочарованием увидел: на
разлинованном листе чернели корявые, написанные от руки три строки.
И все. И больше ничего.
7. ..."Отыскать подсказку"? - пожалуйста. Только пойми ее.
ГОРОД. БИБЛИОТЕКА. МЯТАЯ ТЕТРАДЬ.
8. Чужая ночь в чужом городе
должна стать твоей ночью.
Как же иначе услышать голос звезд?
ЧЕЛОВЕК. СЕЙЧАС.
1. Он прошелся по саду, давя сапогами опавшие стручки и косясь на
выстиранную куртку. "Теперь придется ждать, пока высохнет. А жрать-то
охота!"
Ну ладно, ну черт с ней, с библиотекой. В конце концов, все подсказки
(если их вообще можно так назвать) он получал именно в такой трехстрочной
форме. И глубина, а также понятность подсказок не особенно менялись от
случая к случаю. Философская абракадабра, которую можно трактовать как
угодно.
"/Ну, в результате-то ты трактовал их с наибольшей для себя пользой/".
Что было - то было. Но сегодня, похоже, не тот случай. Итак, черт с ней, с
библиотекой. Он и не ожидал...
Одним словом, не будем расстраиваться. Не будем расстраиваться. Не будем.
А что будем?
2. От нечего делать человек оборвал почти все стручки, - убедившись, что
ни одного съедобного на вид здесь, в саду, нету. Воду, правда, пить можно
было. Хоть и с непривычным привкусом вода, а нормальн...
Человек почувствовал, как в животе в буквальном смысле закипело. Едва
успел стянуть штаны.
И сидя на корточках, проклиная все и вся, опять увидел необычную
кучку-многоглазку.
"Хоть бы отвернулось, бесстыжое животное".
Обитатель пялился на него своими несчетными глазами и звучал, - кажется,
даже чуть-чуть насмешливо. По крайней мере, человеку так показалось.
3. Управившись с результатами воздействия на организм местной воды,
человек решил, что больше не останется в саду ни на секунду. Он сдернул с
веток
/хр-русть! - черные обрубки падают на землю обломанными пальцами/
невысохшую куртку и приблизился к стене.
Коснулся голубых кружочков и
"/Ничего не случится. Ты же знаешь. Все сломалось. Ничего не слу.../"
почувствовал легкое покалывание. В следующую минуту он уже стоял по ту
сторону.
Вечерело. Жирные маслянистые тени змеями вползали в щели между домами,
ворочались, устраиваясь там поудобнее; Обитатели звучали теперь сонно и
умиротворяюще. Кажется, они стали даже меньше перемещаться из дома в дом.
Человек бросил прощальный взгляд на сад (заодно посмотрел на многоглазого
преследователя) и зашагал к фонтану. Сейчас больше всего на свете он желал
избавиться от соглядатая, даже если тем руководило обыкновенное
любопытство.
"Довольно на сегодня игр. Домой, домой! - забиться в нору и забыться во
сне".
Тогда он еще не знал, что "игры" лишь начинаются.
4. Ему предстояло преодолеть довольно приличное расстояние, и поэтому
человек торопился. Он совсем не был уверен ни в том, взойдет ли на небе
луна, ни в том, станут ли светиться Обитатели, когда окончательно
стемнеет. Не исключено, что очень скоро придется искать дорогу в темноте.
О, разумеется, он давно уже вышел из того возраста, когда можно признаться
самому себе в страхе перед темнотой
/и тем, что в ней таится/,
но искать путь к фонтану в преобразившемся городе - нет уж, увольте,
господа хорошие! Это сомнительное развлеченьице оставим для кого-нибудь с
более крепкими нервами.
К тому же события последнего дня... Что бы человек не испытывал к городу -
а это чувство совсем не походило на обожание; разве что, отчасти, на
обожествление, - он понимал: отсюда не сбежать. Без толку прыгать с
тонущего корабля, когда находишься посреди бушующего океана. Лучше уж
притащить в зубах кусок пакли и заткнуть им дыру. Авось удастся доплыть до
порта.
Другой бы отвернулся. Сказал себе: "Даст Бог, все обойдется". Человек не
мог позволить себе иметь подобные предположения. Хотя, если обойдется, он
первым восхвалит имена забытых богов.
"/Но ты знаешь: не обойдется/".
Да, он знал. Все в городе пропиталось этим: в предощущении катастрофы
извивались улицы и умирал свет, чернели в полумраке стены и гасли звуки.
До сих пор то, что происходило здесь, напоминало игру с глиной; глину
мяли, из нее изготавливали нечто, а потом снова мяли и снова
изготавливали, и снова... И глина эта лежала в некой миске. Теперь же,
похоже, кое-кто намеревается мять миску, а не только глину, - и
изготавливать из них нечто, и снова мять, и снова...
Что чувствует муха, угодившая в такую миску?..
Кажется, человек готов был ответить на этот вопрос.
Никитин Юрий
Афанасьев Роман
Бажанов Олег
Конан-Дойль Артур
Андреев Николай
Суворов Виктор