грохотом свалки, но этот враг уже опасности не представлял. Затем его
клинок сверкнул снова, и рука Копыта вместе с топором полетела в костер.
Жарко вспыхнули угли, язычки пламени заплясали на топорище, едкий запах
паленой плоти наполнил воздух. Копыто взревел, пытаясь зажать огромную
рану ладонью.
с увертливым Шеламом-Змеей. Теперь наступил черед долговязого
Ходды-Коршуна, Гнилой Пасти, Косматого и Каша-Клинка, все они были
крепкими воинами, коих не стоило упускать из вида. Но в полутьме, среди
беспорядочно метавшихся фигур, Скиф не мог найти их, а потому принялся
рубить направо и налево. Он убил еще четверых или пятерых (кажется,
Косматый и Гнилая Пасть тоже подвернулись под его клинок), пока не
добрался до самой середины свалки Тут сражались трое на трое: Джамаль и
два молодых синдорца против Ходды, Каша-Клинка и Полосатой Гиены.
Искусство и силы бойцов были явно неравны; в результате один синдорец уже
истекал кровью, а второй с трудом оборонялся от Каша, крутившего над
головой кистень. Что касается Джамаля, то длинный клинок позволял ему
держать Ходду на расстоянии - пока шинкас не дотянулся до метательного
ножа.
вонючих амм-хамматских князьков. К тому же деваться Тха было некуда, одно
дело вступить в бой пешим, и совсем другое - удрать в степь без коня. Скиф
не сомневался, что догонит жирную жабу на первой сотне шагов, а потому,
оттолкнув Джамаля, подставил клинок под топор Ходды-Коршуна. Они бились
минут пять, ибо Ходда виртуозно владел томагавком и в отличие от Клыка не
забывал об осторожности. Но Скиф был сильнее и быстрее долговязого
шинкаса, стоило тому чуть замедлить темп, как лезвие меча рассекло
топорище, а с ним и шею Ходды-Коршуна.
целый и невредимый, отдувался, вытирал вспотевший лоб и поглядывал по
сторонам; похоже, битва была закончена и, кроме Гиены, ни один противник
не помышлял о сопротивлении. Впрочем, Тха тоже не собирался лезть в драку,
ибо семнадцать его воинов лежали на земле, все - мертвей мертвого; а с
ними - и пятеро синдорцев, не подававших никаких признаков жизни. За
ручьем послышались крики, конское ржание, затем - гулкий топот копыт. Скиф
довольно кивнул: похоже, Пискун и Две Кучи пустились в бега, не помышляя о
воинской славе.
Кажется, этого парня ждала девушка за Петляющей рекой? Что ж, ей повезло...
Крови много, но ничего, ничего... Теперь я не боюсь крови, клянусь
Безмолвными Богами! Я и вправду стал воином! Скажи, господин, что нужно
делать?
- Когда Сайри исчез в темноте, Скиф бросил взгляд на второго синдорца -
тот, раскачиваясь, держался руками за живот и протяжно стонал. "Плохая
рана, - промелькнуло в голове Скифа, - не выживет парень..." Покачав
головой, он сказал Джамалю: - Посмотри, что с ним. Может, найдется чем
перевязать...
рот, глядел на него с ужасом - так, как кафал смотрит на пятидюймовые
клыки оскалившегося пирга. Даже без устрашающей маски физиономия Тха
казалась пародией на человеческое лицо - темные дыры ноздрей, отвисшая
челюсть, безгубая жабья пасть, глаза, скрытые тяжелыми веками... Пряди
сальных волос в беспорядке рассыпались по плечам, словно змеи с
отрубленными головами, на груди, под ключицей, алела длинная царапина.
ножны и бережно вытер их о траву. Потом рявкнул:
широком ремне. Ремнем Скиф обмотал запястья Гиены, штанины разрезал и
завязал у колен. Тха, сообразив, что его не собираются убивать, оживился.
говорить. Мой сказать Шаммах: твой - пирг, великий воин! Мой - жить,
Шаммах дать твой удачу. Мой - жить, твой получать выкуп. Конь, золото,
пека, женщина - много женщина! Еще - сладкий трава.
скале! Много женщина, много пека! Твой спать женщина, пить пека, нюхать
трава... Хорошо?
сплюнул и направился к Джамалю.
стонал и не хрипел - видно, лишился сознания. Кулаки раненого были
стиснуты, губа прикушена, волосы над левым ухом набухли кровью; его живот,
от ребер до паха, пересекал глубокий разрез. Пробит череп и распорот
кишечник, понял Скиф; кишечник, печень, почки и бог знает что еще...
Ничего не скажешь, шинкасы умели пользоваться своими кистенями и ножами!
умирает... Долго будет умирать, генацвале!
шинкасами, еще в первое их странствие по амм-хамматским степям, Джамаль
ударил врага мечом в живот. Жестокая рана! Профессионал так не
поступает... Однако в отличие от бандитов Тха звездный странник не был
профессионалом, когда дело касалось убийства. Просто человек, разъяренный
и перепуганный, сражавшийся за свою жизнь...
милосердным ударом копья. А что делать с этим умирающим синдорцем? С
крестьянином, взявшимся за боевой топор, чтоб отвоевать утраченную
свободу? У Скифа не поднималась на него рука. Разумом он понимал, что этот
парень обречен и что скорая смерть лучше смерти в невыносимых муках, но
чувства говорили иное. Он не мог хладнокровно перерезать сингарцу глотку!
такими ранами... - Он положил ладонь на лоб сингарца и страдальчески
сморщился. - Два или три дня еще проживет. Стонать не будет, есть-пить не
будет и слова не вымолвит. Вах! Что тут поделаешь? Боль я попытался бы
снять. Или...
так, чтобы он ушел без мучений. И поскорее.
князя по-прежнему лежала на лбу синдорца, но тот, казалось, уже не дышал.
Кровь из раны над ухом перестала течь, рот умершего приоткрылся, будто бы
в улыбке, стиснутые кулаки разжались, веки скрыли лихорадочный блеск
зрачков.
Тбилиси тоже красиво... Тридцать лет назад, когда мне исполнилось
пятнадцать, я уезжал к вам, на север. Помнишь, рассказывал тебе, что
заболел? Маялся с головой...
звездным странником в пятнадцать лет.
отправился я к реке. Совсем мальчишка, понимаешь... Худо мне было и
страшно; думал, сдохну или с ума сойду... вроде я - и не я... Я - Джами
Саакадзе, школьник, сосунок, и я - Ри Варрат с какого-то Телга... Ри
Варрат, Наблюдатель в четвертом рождении... Ну, будто звездный джинн в
меня вселился! Как в страшном сне... - Он помолчал, поскреб обросшую
темной щетиной щеку. - Вот и отправился я, значит, к реке... Вода -
прозрачная, журчит, бежит по камням, небо - синий шелк, кизил в цвету -
алый бархат, солнце глядит с улыбкой... доброе солнце, грузинское, не
такое, как в Питере... Посмотрел я на солнышко, дорогой, и решил - к чему
подыхать? Вах, Джами, говорю себе, не будь ослом тупоголовым, и с джинном
с Телга можно ужиться, смотря какой джинн! Ты понимаешь красоту, он
понимает красоту - вот вам и мостик друг к другу! Подумал я про мост и
джинна своего, что ждет на том берегу Куры, и сделалось мне легче...
иные речи звездного странника, попахивала земными, а не инопланетными
ароматами, что было, разумеется, приятно. Но с другой... Здесь, под двумя
лунами чуждого мира, среди истоптанной и залитой кровью травы, рядом с
мертвецами, изуродованными варварским оружием, поведанное Джамалем
казалось фантастическим и неуместным. Серый холодный Питер и розовый
теплый Тбилиси остались за гранью реального бытия; там, по другую сторону
вечности, струились стальные невские воды и прыгала, звенела по камням
прозрачная Кура.
в Тбилиси, в Питер или на Телг?
Рассказал и показал... реку, небо, солнце и цветущие кусты кизила...
Видишь, он улыбается! Значит, умер счастливым! Человеком умер, не
безмозглым сену, понимаешь?
подогнать поближе к кострам. Темно-багровая Миа стояла в зените,
серебряный Зилур догонял ее, а самая меньшая из лун, Ко, напоминала о себе
лишь слабым заревом над южными горами. Скиф оглянулся на пленника,
неподвижным кулем лежавшего в траве, посмотрел на груды трупов, на мертвых
Максимов Альберт
Никитин Юрий
Ильин Андрей
Шидловский Дмитрий
Сапковский Анджей
Никитин Юрий