Чтение 11–й страницы книги ~Донос мертвеца~

- Вот она какова, деревня Ляды, - сказал он. - Пашни при ней пять чатей. Там, за пригорком, луг. Дальше - Карловская вязь.

- А с хозяевами что? Мор случился?

- Нет. Никитка дурачком оказался, прошлой зимой его шатун задавил. Стариков дочь к себе, в другую деревню забрала, а земля, видишь, осталась. За хозяйство барин тебе пять лет закупа кладет. До того - два года без оброка и барщины. До реки полторы версты. Себе рыбу можешь ловить невозбранно, но коли на продажу возьмешь - каждую седьмую монету боярину отдавай. Что еще? Ягода-грибы опосля... Колодец тут внизу сам найдешь... Ну что, Прослав? Живи.

Лука обогнул его, пригладив развевающуюся на морозном ветру бороду, и по проложенной колее направился назад.

Серв поднялся на крыльцо, прокашлялся, потянул на себя дверь и вошел в дом. Он оказался в сенях - на небольшом балкончике, нависающем над двором. Здесь все было странно, непривычно. В Ливонии внутренний двор обычно огораживают пятью-шестью сараями: хлевом, конюшней, свинарником, амбаром, и получается надежно отделенное от прочего мира пространство. Здесь же, наоборот: стоял огромный сарай, под крышей которого разместился и жилой дом, и множество загородок для скота, утвари; между домом и крышей находился обширный сеновал, а снизу, под домом, имелось еще какое-то помещение.

Прослав вошел в жилую часть, прошелся по промерзшим комнатам: перво-наперво надо окна заделать. У печи валялась покрытая толстым слоем пыли вязанка дров, на кухне стояла кое-какая посуда. Вычищать все придется, ох вычищать! Он спустился во двор, отворил ворота, завел кобылу с санями внутрь, выпряг, отвел Храпку в пока незнакомое ей стойло. Положил в ясли сено с саней.

- А воду растапливать придется, ты уж потерпи.

Поднял с саней тулуп, посмотрел на уложенные там тюки ткани. Выгрузил в дом мешок с гвоздями, подобранное в разных местах мелкое барахло, топоры, вилы, забрал окорока. Потом достал завернутое в кушак кресало, выстругал на мох искру, осторожно раздул, зажег тонкую бересту, положил в очаг печи, сверху кинул несколько деревянных щепок, а когда они разгорелись - кинул уже нормальные дрова.

Огонь быстро подрос, заплясал, излучая блаженное тепло. Прослав оглянулся. Только теперь он начал осознавать, что случилось. Это - его новый дом. Сам он - смерд русского боярина. Получается, что он - русский. Русский! А значит, отныне уже никто и никогда не посмеет назвать его рабом; отработав пять лет закупа, он сможет свободно уходить куда захочет, жить где хочет, заниматься чем хочет - и никто не станет его ловить, никто не скажет ни слова против.

Значит, он сможет сам покупать землю, заводить торговое дело или идти на царскую службу. Значит, никто не сможет продать его, его жену или детей, не сможет подарить их или с кем-либо поменяться. Он русский! Эх, жену бы сюда, да дочек перетащить...

А чего, и перетащит! Он ведь теперь совсем не бедняк: в санях столько тканей, что город одеть можно - да тканей не дешевых. V него пять золотых и три серебра в левом валенке, по мелочам тоже кое-что есть. Выкупит!

Эх, хорошее все-таки дело - воинское ремесло. И непостижимо доходное. Нужно узнать, ходит ли в бранные походы его новый господин, и если ходит - обязательно напроситься к нему в кнехты.

Часть вторая

ЛАПА ДЕМОНА

Глава 1 Кауштин луг

Раненая нога была плотно затянута в лубки: уложена в корытце из снятой с тонкого деревца кленовой коры, и перевязана поверх этого тряпками. Ходить с таким устройством, естественно, весьма сложно, а потому большую часть времени Юля валялась на набитом сеном тюфяке, глядя в дощатый потолок, и в полной мере вкушала доступные в шестнадцатом веке удовольствия: телевизора нет, радио нет, из книг имеются только молитвенники, и даже в окно не посмотреть - оно затянуто непрозрачной, похожей на пергамент пленкой.

Для разнообразия удавалось только крутиться с боку на бок, или пытаться заснуть - но она и так успела выспаться на десять лет вперед.

К раненой воительнице в доме привыкли, но это не значило, что хоть кто-то сидел с нею в светелке: у всех хватало работы и по дому, и по хозяйству. От беспримерной тоски девушка готова была на все - даже, по образцу далеких прабабушек, заняться вышиванием и плетением кружев, но не умела толком ни того, ни другого. Оттого появлению в светелке рыжего сына Евдокима Батова обрадовалась она от души.

- Здоровья тебе, боярыня, - низко поклонился он в дверях.

- О, Варлам?! - попыталась Юля сесть в постели. - Ты же с армией уходил?

- Нагнали мы ливонцев у Варяжского моря, - рассказал воин. - Посекли всех. Семен Прокофьевич ополчение сразу и распустил. Домой мы возвращались, вот я к тебе заехать и решил.

- Вот паразит! - охнула девушка. - Вот гад! Да нет, я не про тебя, Варлам, я про Росина. Ты значит, смог заехать по дороге, а он, гад не стал? Да ты заходи, не стой в дверях. Присаживайся...

Она немного сдвинула замотанную в лубок ногу, освобождая место.

- Благодарствую, боярыня, постель тебе обмочить боюсь.

- Чего-чего? - развеселилась Юля.

- Доспех холодный, потечет скоро.

Только теперь девушка обратила внимание на ажурную изморозь, покрывающую нагрудные пластины бахтерца и налипшую на стальные колечки кольчуги. Она поняла, что по мере согревания металла изморозь сперва превратится в воду, а потом начнет капать на пол.

- Какой ты морозный, боярин!

- А про боярина Константина ты зря наговариваешь. Добычу мы взяли большую. Он, видать, ее к вам в Каушту повез.

- Вот паразит! - еще больше возмутилась Юля.

- Как в драку, значит, меня первую суют, а как добро делить - так побоку! Ну, Росин, ну, президент! Я ему ухо-то к столбу точно пришпилю!

- А хочешь, я тебя в Каушту отвезу? - неожиданно предложил боярин.

- Нет, не хочу. Я для тебя какое-нибудь другое желание придумаю.

- То не за зарок свой, - улыбнулся воин. - Я тебя просто так отвезу.

- А на чем? С моей-то ногой...

- Конь у меня заводной с собой. Спешить ноне некуда, я тебя на нем и доставлю.

- Так... - девушка опять задумчиво посмотрела на ногу, а потом решительно махнула рукой: - Вези!

Выехали они следующим утром. Боярин Варлам перевесил чересседельные сумки к себе, расстелил на спину заводного коня попону, положил Юлю ему на спину головой на круп, накрыл большой мохнатой медвежьей шкурой. Через шею жеребца перекинул широкий ремень, за который и закрепил лубок сломанной ноги.

- Так хорошо?

- На землю не скачусь?

- Не, - улыбнулся, оглаживая бороду, боярин. - Жеребец, он бабу чует, брыкать под ней не станет. Ластиться начнет. Так удобно тебе, боярыня?

- В общем, нормально, - признала девушка. - Как в поезде на верхней полке. Правда, полка немного уже будет. И потверже. И холодная. Но зато ровная.

- Это полати, что ли? - уточнил боярин.

- А что такое "полати"?

Сын Евдокима Батова с некоторым недоумением приподнял брови, потом молча поднялся в седло и взял в спрятанную в меховую рукавицу руку повод ее жеребца.

На улице стоял яркий солнечный день - совершенно чистое прозрачное небо, звенящий мороз, искрящийся множеством синих точечек наст. А под шкурой на мерно покачивающейся спине коня было тепло и уютно, и можно спокойно наблюдать за медленно проплывающими мимо заснеженными елями и высоко-высоко забросившими свои куцые растопыренные сучья соснами.

- Боярыня, а где ты так стрелять научилась? - поинтересовался воин.

- Если я начну рассказывать тебе про детскую спортивную секцию, спортивно-юношескую школу и всякого рода сборы, то это получится очень долго и нудно, Варлам. К тому же, подозреваю, кроме слов "лук" и "тетива" ты все равно ничего не разберешь. Сам-то где тренировался?

- Не знаю, боярыня, - пожал плечами ратник. - Сколько помню себя, всегда стрелял. Маленьким, помню, у меня лук свой был, и сабелька. Но мне моя не нравилась, больно маленькая. Я все время отцовскую пытался утащить. Схвачу, и с нею на двор, - он усмехнулся. - Все собаки как меня с саблей-то увидят, по щелям прятались. Вроде не зарубил ни одной, но все равно боялись.

- А на войну ты уже ходил?

- А как же, боярыня? - чуть ли не обиделся воин. - Под Казань один раз ходил. А при втором походе мы с воеводой Тихониным на жмудь ходили. Под Смоленск, Витебск, Вязьму. Хотели на Полоцк пойти, но потрепали нас литвины, пришлось возвращаться.

- Повтори? - приподнялась на локте девушка.

- Смоленск, Витебск, Вязьму. А до Полоцка не дошли.

- А разве это не наши города, не русские?

- Конечно, русские, - согласился боярин. - Почитай, еще дед Ивана Васильевича, великий князь их к Руси присоединил, да жмудины все забыть этого не могут, обратно украсть хотят. Как государь с Казанским ханством войну начал, так Литва опять баловать начала. Сейчас, говорят, жмудь с ляхами снюхивается. Коли вместе сойдутся, тяжело станет, ох тяжело.

- Не будет скоро вашей Польши, - с мстительным злорадством сообщила Юля. - Там шляхта скоро демократическое общество построит, и такой свободы для себя добьется, что пух и перья полетят. И порежут ее потом на кусочки между Россией и Германией.

- Не будет, стало быть, Польши? - погладил бороду боярин. - Это хорошо.

- Да будет, будет, - поморщилась девушка. - Ленин ее потом восстановит.

- Зачем? - удивился воин. - Вражье ведь королевство?

- Козел потому что, - кратко пояснила Юля. - Так национальный вопрос решил, что страна уже лет десять кровью умывается.

- А кто такой этот "Ленин"? - заинтересовался незнакомым именем ратник. - Князь?

- Скорее, пророк. Будет такой через четыреста лет.

- А откуда ты все это знаешь, боярыня? - оглянулся назад сын Евдокима Батова. - Про Польшу, про пророков будущих? Ты ведунья, да?

- Нет, - покачала головой Юля. - Не ведьма. Скажем так: я чувствую.

- А мое будущее предсказать можешь?

- Могу, - улыбнулась спортсменка. - Все у тебя будет хорошо.

Внезапно боярин отпустил повод ее коня, и пустил своего жеребца вскачь.

- Предсказанию, что ли, обрадовался? - изумилась девушка, приподнимаясь на локте, и увидела, как впереди, лихорадочно метаясь из стороны в сторону, улепетывает к прибрежным ивовым зарослям заяц. Однако, для спасения косому не хватило каких-то считанных метров: нагнавший его жеребец оказался рядом, всадник упал вниз, почти до земли, взмахнул рукой. В воздухе промелькнул шарик кистеня, и длинноухий, совершив последний в жизни прыжок, перевернулся в воздухе на спину и шмякнулся в снег. Боярин развернулся, снова упал с седла, подхватывая добычу с земли, вернулся назад, с гордостью показав ее девушке.

- Бедненький, - пожалела зверька спортсменка.

- Что, есть не станешь, боярыня?

- Нет, почему? Стану! И еще, Варлам. Перестань ты называть меня боярыней. Зови просто Юлей.

Вечером заяц оказался целиком на вертеле, и долго обжаривался над огнем, капая в пламя накопленным за теплое лето жирком. Юля лежала на толстом слое лапника, завернутая в большую лохматую шкуру. Это было очень странное ощущение - она отлично понимала, что на улице стоит трескучий мороз, она вдыхала этот холодный зимний воздух и выпускала в него клубы пара - но ей было уютно и тепло. Перед лицом приплясывал жаркими языками костер, доходило до нужной кондиции жаркое, неподалеку всхрапывали, перетаптываясь, кони.

- А сколько ты хочешь сыновей, Варлам? - неожиданно спросила она.

Боярин заметно вздрогнул, поднял на нее глаза. В зрачках заплясало отраженное от костра адово пламя.

- Пятерых, - почему-то с хрипотцой сказал он.

- Ого! Если принять вероятность появления девочек, это примерно десять детей получается. Нет, я не потяну.

- Девочки тоже хорошо, - нервно подергал себя за усы боярин.

- Стоп! - предупредила Юля. - Только не нужно делать выводов и засылать сватов! Я амазонка, Варлам. Я не умею стоять у плиты, готовить обеды, подметать пол и вести хозяйство. Я вообще не представляю, как это делать. Меня всю жизнь учили только одному: из лука стрелять.

- Готовить должна стряпуха, - снова опустил глаза к жаркому боярин, и усмехнулся себе в бороду. - Зато какие у тебя должны родиться сыновья!

Путь от Бора до Кауштина луга занял четыре дня - сперва вниз по Луге до Оредежа, потом по нему, уже вверх по течению, до Суйды и, наконец, по самой Суйде до поселка. Но когда впереди показались дома, Юля едва не свалилась с лошадиной спины:

- Ты куда меня привез?

Селения из трех составленных вместе домов и одной часовни более не существовало. На берегу речушки стояло высокое и широкое здание, сверкающее стеклянными окнами, край его нависал надо льдом, и было видно, как сквозь небольшие отверстия в высоких наледях постоянно скользит широкий ремень. Над крышей выступала каменная труба, из которой постоянно валил дым. Немного дальше стояла островерхая ветряная мельница, медленно помахивающая крыльями, еще дальше - огромный загон, в котором бродило несколько коров, пара быков и немалая отара овец. Появилось несколько обширных дровяных сараев - их содержимое проглядывало-сквозь широкие щели в стенах. Слышался мерный скрежет пил - это, опять же у реки, работала лесопилка, кромсая на чурбаки скатывающиеся под собственным весом на пилы бревна. То, что на поле появились лишние дома - это было уже как бы само собой. Последний штрих - среди всего этого возвышалась огромная горка, обычная горка для катания, длинный скат которой блестел накатанным льдом.

- Мамочки, держите меня трое! На два месяца людей оставить нельзя - сразу все вверх ногами перевернули!

- Куда тебя вести-то, боярыня?

- Да я уже и сама не знаю... Давай к часовне, может, хоть там избы на месте остались.

Старые дома действительно остались на месте, и Варлам на руках внес спортсменку в тот, из трубы которого валил дым. Там, на кухне, на длинных досках резали на кусочки мясо и скидывали его в высокий кувшин три женщины - розовощекие, упитанные Зинаида с Тамарой и куда более худощавая светловолосая Инга. Увидев лучницу, они тут же закричали от восторга, быстро освободили от деревянных мисок скамейку:

- Сюда, сюда сажай! Сейчас, только протру... Боярин осторожно опустил девушку на указанное место, выпрямился.

- Ну, и куда ты теперь? - спросила Юля.

- Домой, - пожал плечами ратник. - Тут недалеко, вверх по Оредежу. Верст десять, а то и меньше. Там усадьба отцовская.

- Нехорошо как-то, так, сразу, - неуверенно сказала спортсменка.

- Да, действительно, - подхватила Зина, к своим тридцати годам ставшая достаточно понятливой. - Подругу нашу привезли, и сразу уходить? Поели бы сперва, отдохнули. У нас тут теперь несколько домов свободных стоят, еще не отселился туда никто. Так что и переночевать можете, место есть. А завтра и в дорогу.

- Тогда я пойду, коней расседлаю, - кивнул ратник и вышел на улицу.

- Ну, давай рассказывай, - тут же насели на Юлю женщины. - Как он, каков?

- Борода у него густая, - заговорщицки подмигнула Зинаида. - Щекотится, наверное, когда раздетую целует?

- Какую раздетую?! - вспыхнула Юля. - Он ко мне пальцем не прикоснулся!

- Каким из пальцев? - моментально уточнила Тамара, и все снова расхохотались.

- Отстаньте, - еще сильнее зарделась спортсменка. - Мороз на улице. Все пальцы отморозить можно, коли глупостями заниматься.

- Может, импотент? - округлила глаза Тамара. - Нормальным мужикам никакой мороз не помеха.

- Сама ты импотент, - обиделась за боярина Юля. - Просто стеснительный.

- Знаем мы этих стеснительных, - ухмыльнулась Зина. - При здешних-то нравах и его обличьи - наверняка половину девок вокруг своей усадьбы обрюхатил.

- Вам-то что?

Зина обняла Тамару за плечи, прикрыла глаза и жа-алобным голоском запела:

Ой, цветет калина

В поле у ручья.

Парня молодого

Полюбила я...

Инга, не удержавшись, присоединила и свой могучий голос к общему хору:

Он живет не зна-ает ничего о том,

Что одна дивчи-ина думает о нем!

За стеной послышался грохот, и спустя минуту на кухню, прихрамывая, вошел Картышев:

- Инга, милая, мне очень нравится, как ты поешь. Но только ты в следующий раз предупреждай, ладно... О, Юля? Откуда?

- Ага! - довольно зарычала спортсменка, - избавиться от меня хотели?

- Да нет, - пожал плечами Игорь, - просто думали, ты там раненая лежишь, лечишься. Юшкин-то после сражения в Бору застрял, пострадавших выхаживать.

- Видела я вашего Юшкина... Всего один раз. Кору мне на ногу намотал, и общий привет.

- Как же ты сюда добралась?

- Да этот, рыжий боярин довез.

- Ну и как он? - улыбнулся Картышев.

- Да пошли вы все! - во весь голос закричала лучница.

Но тут хлопнула входная дверь, и она замолчала. Вошел боярин Варлам в уже влажном доспехе:

- Случилось чего? Я крики слышал...

- Я молоток на ногу уронил, - тут же признался Игорь.

- Слушай, боярин, - указал сын Евдокима Батова на окно, - а что это за причуда такая?

За то время, пока поместное ополчение бродило по окрестным рекам, Александр Качин успел не только поставить стекловарню, но и сделать несколько пробных плавок. И первые маленькие - в две ладони, стеклышки были, естественно, вставлены в окна кауштинских домов.

- Стекло, оконное, - с готовностью пояснил Игорь. - Мы его трубкой выдуваем, а потом аккуратненько к рамке прилепляем и обрезаем по краям. Оно под действием поверхностного натяжения выпрямляется и застывает. Получается прозрачное стекло. Правда, маленькое. Большие мы тоже делали. Для этого стеклянный пузырь разрезать надо, и на верстаке раскатать. Но ровного листа пока никак не получается - верстак неровный, от скалки полосы. Рябит, в общем, не видно сквозь него ничего. Одни силуэты. Но свет хорошо пропускает. Мы пока в баню два поставили.

- Дорогое, наверное? - поинтересовался боярин.

- Ну, терпимо, думаю, - осторожно ответил Картышев. - Сговоримся, коли нужно.

- Я отцу скажу... - Боярин Варлам наклонился и сквозь стекло выглянул на улицу. - Диковинно как-то.

- Слушайте, мужики, - повысила голос Зина. - Коли вам о делах поболтать хочется, идите в мастерские. А мы тут шашлыки замачиваем, да и о своем, бабьем хотим поговорить. Топайте.

Ночевать боярина разместили в одном из новых домов - новгородские плотники, прежде чем начинать строительство, поставили два дома для себя - не в поле же им ночевать? Выполнив подряд, ушили назад, а дома остались. Одноклубники все собирались переселиться в них, чтобы не так тесно было - но постоянно откладывали. Вот боярин Варлам первым новоселом и оказался.

Правда, одноклубники пытались, отправить вместе с ним и Юлю, якобы одну из свободных комнат занять - но от такой наглой прямолинейности она отказалась наотрез.

Поутру боярина разбудил громкий стук. Воин, по старой походной привычке сразу схватившийся за саблю, спустился с полатей, отворил. Внутрь заглянул встревоженный Картышев:

- Слушай, ты это... Ну, в общем, ты один?

- Ну, да, - не очень понял смысла вопроса сын Евдокима Батова.

- Инги у тебя нет?

- Ты в чем меня винишь, боярин? - повысил голос ратник.

- Черт! Да пропала она, понимаешь... Нет нигде в доме. Ни во дворе, мастерские уже осмотрели. Лучше бы она к тебе прибежала...

- Не может такого быть, чтобы зимой человек пропал, - замотал головой боярин Варлам. - Снег же кругом, следы.

- Да, точно, следы, - встрепенулся Игорь. - Следы должны быть!

Картышев кинулся бежать. Боярин Батов, чуя беду, начал торопливо одеваться. Облачившись в полный доспех, он сходил на двор иноземцев, оседлал коня, вышел на улицу.

Солнце уже успело выбраться из-за горизонта, но на небо наползла какая-то пелена, и свет получался не слепящим, спокойным. Вокруг поселка бродили люди, внимательно вглядываясь в наст. Воин поднялся в седло, подъехал туда, нашел Картышева:

- Ну как, боярин Игорь, нашли следы?

- Ничего, - в отчаянии замотал головой тот.

- Значит, по торной дороге куда-то ушла. Куда у вас пути от ворот ведут?

- Одна в лес, мы туда за дровами ездим, а вторая в сторону Замежья.

- Давай так, боярин. Ты со своими другами сторону леса проверь, а я по тракту на Замежье поскачу. Я верховой, мне проще.

- Хорошо, - кивнул Игорь. - Спасибо тебе, боярин!

Воин кивнул и, хлопнув ладонью по крупу коня, помчался вперед. Увы, промчавшись около версты, он обнаружил в одном месте наметенный поперек дороги сугроб, и никаких следов на этом сугробе не имелось. Витязь потоптался на месте, покрутил головой, удивляясь неведомо откуда примерещившемуся смешку, потом повернул назад.

Ходившие в лес мужчины тоже вернулись, не обнаружив ничего.

- Собак бы спустить, - предложил боярин. - У вас нет?

- Не завели еще, - покачал головой Игорь.