Чтение 11–й страницы книги ~Люди огня~

- Слушай, Петр, - обратился ко мне Макс. - Мне тут надо отойти. Ты не посторожишь?

- Иди, конечно.

Макс снял с руки браслет наручников, которыми был скован с Франциском, и передал его мне вместе с ключом.

- Не люблю я этого, - сказал я, когда Макс ушел. Снял браслет с руки святого и с отвращением бросил наручники на переднее сиденье.

- Спасибо, - сказал святой, потирая запястье

- Слушай, брат Франциск, убирайся, а, надоел ты мне до смерти!

- Нет! Что вы! Вас за это накажут.

- Ничего мне не будет. - Я открыл дверь и попытался вытолкнуть святого наружу. Но он уперся.

- Не надо, сеньор Болотов! Вы себя погубите!

- О себе подумай! Ну, быстро, пока Макс не вернулся. Он не такой добрый!

Франциск покачал головой.

- Если у вас в раю все такие идиоты, я предпочту ад! - Я увидел, что Макс появился из-за поворота и приближается к нам, и захлопнул дверь.

- Не надо, молодой человек, в аду хуже, - серьезно сказал Франциск

- Я снял с него наручники, - объяснил я, когда Макс сел в машину. - Он и так не сбежит.

- Угу. Я тоже так думаю.

- Это тебе, - я пихнул ему вторую, нетронутую порцию гамбургера. Вообще-то я планировал ее для себя, но как-то расхотелось. - Я пойду к Марку.

После обеда, как только мы с Марком и вторым охранником, Сергеем, вышли на улицу, мы сразу почувствовали неладное. Дверь нашей машины была открыта, и в салоне не было заметно никакого движения. Мы бросились к автомобилю. Франциска там не было, а Макс лежал, откинувшись на спинку сиденья Он был без сознания. Я нашел в аптечке нашатырный спирт и сунул ему под нос, а Марк применил более радикальное средство: он отхлестал своего подчиненного по щекам, не слишком доверяя медицине. Макс очнулся.

- Что случилось? - требовательно спросил я. - Где Франциск?

Макс ошалело посмотрел на пустое сиденье.

- Не знаю.

- Как это не знаешь?

- Мы молились. Святой Франциск предложил помолиться перед едой, и я решил, что это правильно.

- "Решил; что это правильно", - передразнил я. - Нашел с кем молиться! Ну и что?

- Был свет, очень яркий, и словно шорох крыльев. Потом... Не помню...

- Перед Господом ответишь! - строго сказал я.

Остаток дороги до Рима прошел невесело. Макс был подавлен, я кусал губы, а Марк подозрительно смотрел на нас обоих, словно на заговорщиков.

ГЛАВА 2

Мы свернули на виллу Боргезе со стороны улицы Витторио Венето, проехав под очередной римской развалиной. После поселения здесь Эммануила часть парка закрыли для посещения, и на входе у нас проверили пропуска. Господь принял нас сразу, и я решил начать с хорошей новости:

- Орден святого Франциска вынес решение присоединиться к присяге.

Господь кивнул.

- А сам Франциск Ассизский?

- Он был у нас в руках, - я вздохнул. - Но ему удалось бежать.

- Как? - Учитель впился в меня глазами.

Я рассказал. Равви поморщился.

- Все за дверь. Я буду говорить только с Максом. Далеко не уходите.

Мы проторчали под дверью минут пятнадцать. Я рассеянно смотрел в окно на огромные кедры и платаны парка, когда на пороге наконец появился Макс.

- Господин Болотов, Господь требует вас, - весело сказал он.

Я обреченно вошел в комнату.

- Это правда, что ты снял с него наручники? - резко спросил Учитель.

Отрицать было бесполезно. Я кивнул.

- Почему?

- Он просто безобидный немощный старик...

- Безобидный и немощный вас всех переиграл! Надо было поменьше с ним разговаривать.

- Он был такой смиренный...

- Смирение - великая сила. Тебе бы поучиться у него смирению и покорности, Пьетрос. Ты думаешь, что ты его спас? Нет! Ты его погубил, оставив в плену его заблуждений. И эта погибшая душа на твоей совести.

- Но я же его не отпускал!

- Ты думал об этом. И не смей утверждать, что это не так! Ты не веришь в меня, Пьетрос.

Я отчаянно замотал головой.

- Да, если бы ты верил в меня, ты бы привел ко мне своего лучшего друга, своего брата, свою мать. Привел бы связанными, если бы они посмели сопротивляться! И сделал бы это радостно и с легким сердцем, потому что верил бы в то, что я справедлив и милосерден и моя власть - благо. Ты виновен не меньше Лойолы и принесешь покаяние вместе с ним.

Я вопросительно посмотрел на Господа.

- Да, Лойола захвачен в Испании. И я уверен, что Филипп, в отличие от тебя, доставит его до места.

Эх! Лойолу я бы тоже не выпустил.

- Но ведь с Франциском был Макс, когда старик бежал, - попытался оправдаться я.

- Не суди других. Это мое дело. Итак, в день присяги, двадцать пятого декабря, ты придешь в собор Святого Петра босым, в одной рубашке, возьмешь свечу, встанешь на колени перед алтарем и не посмеешь подняться, пока я тебе этого не позволю. Приготовься, что это надолго. А до этого дня чтоб я тебя не видел!

- Я должен покинуть виллу?

- Безусловно! Кстати, знак на твоей руке пока буду видеть только я и святые. Ты ведь уже понял, что они видят знаки? Для всех остальных и для тебя тоже символ спасения исчезнет.

Я испуганно взглянул на тыльную сторону ладони. Трехлучевая свастика бледнела и истончалась, пока не исчезла совсем.

Я с ужасом посмотрел на Господа.

- И не удивляйся, если на тебя посмотрят, как на отверженного, - беспощадно заключил он. - Ты не достоин того, чтобы носящий Знак Спасения подал тебе руку! Всё. Убирайся, - и Господь отвернулся к окну.

Я понуро вышел из комнаты, пряча глаза от Марка и Сергея. Бывший спецназовец взглянул на мои руки, не увидел знака и отступил на шаг, не сказав ни слова.

Из моих комнат меня выселили в этот же вечер. Просто пришли и приказали освободить помещение. Я собрал свою старенькую синюю сумку и вышел на улицу. Было холодно и влажно. Дул порывистый ветер, закручивал вихрями и гнал вдоль аллеи опавшие листья платанов. Небо вновь затянули тучи.

Я поселился было в пятизвездочной гостинице "Экселсиор" на Виа Витторио Венето, что не так плохо. Местная Тверская с рядами магнолий по обе стороны. Попытался расплатиться по карточке. Портье вернул ее мне c виноватой улыбкой.

- Что-то не так. Банк не оплачивает вашу карточку. Но мы принимаем солидовые чеки и даже наличные. Вы можете расплачиваться за каждый день.

Чековой книжкой Эммануил меня не обеспечил, а самому заняться было некогда, и я пошел искать банкомат. Таковой обнаружился в вестибюле.

"Ваша карточка не валидна, - высветилось на дисплеe, - Свяжитесь со своим банком".

У меня засосало под ложечкой. Я перешел на другую сторону улицы и помучил еще один банкомат. То же самое.

Я сдался и позвонил в банк

- Минуточку, сеньор Болотов. - Клерк гулко положил на стол трубку и исчез по крайней мере минут на пять. - Уточните, пожалуйста, номер вашего счета, - наконец возник он из небытия.

Я уточнил.

- Сеньор Болотов, ваш счет арестован.

И я услышал короткие гудки.

На этом окончились мои пятизвездочные развлечения, и я потащился к Центральному вокзалу, району дешевых пансионов. Впрочем, дешевые - понятие относительное. Тех четырехсот солидов, которые, к счастью, завалялись в моем кошельке, мне хватило бы дней на десять. В самом дешевом месте. Если конечно, ничего не есть.

Оставалось искать работу. Дня через два я окончательно убедился, что программисты нигде не требуются, к тому же я внезапно обнаружил, что больше не понимаю итальянского. Кому нужен иностранец без знания языка?

Оказалось, нужен. Мойщиком машин за пять солидов в час. И я вынужден был перебраться в грязный притон на окраине города и жить под одной крышей с неграми, китайцами и дешевыми проститутками.

А в ноябре пошел снег. Чего попросту не могло быть. Здесь температура никогда не опускалась ниже пяти градусов тепла. Местные жители удивленно смотрели на это чудо, а римская детвора безмерно радовалась неожиданной возможности поиграть в снежки.

Меня же это обстоятельство абсолютно не радовало, поскольку я не взял из дома теплой одежды, а купить было не на что, слишком много денег пожирало жилье и еда. Впрочем, я надеялся накопить, но в середине ноября меня уволили, даже не объяснив причины.

Деньги стремительно утекали между пальцев, и скоро я уже не мог позволить себе купить утреннюю газету, а телевизора в номере не было. Я остался без информации, а еще через неделю впервые посетил бесплатную столовую для бедных. Признаться, после рациона виллы Боргезе она произвела на меня удручающее впечатление.

Наступил вечер. Я сел на кровать и закутался в дырявую выцветшую тряпку, которую хозяин притона гордо именовал одеялом. Было холодно и промозгло.

Вдруг в дверь постучали.

- Войдите, открыто, - устало сказал я. Замки здесь не были предусмотрены.

Обшарпанная дверь капризно застонала и распахнулась. На пороге стоял Марк в роскошном, с иголочки, пиджаке и неярком, но явно дорогом галстуке (я раньше не замечал, что мой друг тоже неплохо одевается). В одной руке Марк держал торт, в другой бутылку шампанского и весело смотрел на меня.

- Марк! - воскликнул я. - Заходи! Как ты меня нашел?

Мой друг водрузил торт и бутылку на заплеванный и исписанный стол, который при этом угрожающе покачнулся, и плюхнулся рядом на видавший виды стул.

Я зажмурился. Но стул выдержал, только предостерегающе крякнул.

- Ребята видели тебя в бесплатной столовой, - объяснил Марк.

Я отвернулся к окну.

- Да не стремайся ты, все будет нормально, - сказал он, развязывая торт, и на его рукавах сверкнули алмазные запонки.

- Меня с работы уволили, - проговорил я.

- А где ты работал?

- На автостоянке. Машины мыл.

- А, это у тебя хозяин попался перестраховщик. - Марк открыл торт и разрезал его на аккуратные кусочки.

- Почему?

- У тебя Знака нет.

- Ну и что?

Он удивленно посмотрел на меня:

- Ты что, новостей не знаешь?

- У меня денег нет на газеты.

- А когда работал?

- На пальто копил.

Марк скорбно промолчал.

- Ну, что там произошло? - устало спросил я.

- А произошло вот что. Господь объявил, что до конца февраля все должны принести покаяние и присягу и обрести Знаки Спасения. С первого марта вступает в силу "Закон о погибших". В нем неотмеченные Знаком Спасения объявляются вне закона и нарекаются "погибшими". Тот, кто убьет или ограбит "погибшего", не считается совершившим преступление и не подлежит наказанию. У "погибших" нельзя ничего покупать и им ничего нельзя продавать. Их нельзя брать на работу и подавать им милостыню.

- Марк! Что же тогда можно? Это же бесчеловечно!

Он сурово посмотрел на меня.

- Можно и нужно взять "погибшего" за ручку и отвести в церковь к верному Господу священнику, чтобы "погибший" обрел Знак Спасения и стал "возрожденным". За это куча плюшек приведшему, вплоть до денежной премии, и подъемные "возрожденному". Очень приличные, между прочим.

- Но это же тоталитарное общество!

- Ты еще вспомни безнравственное учение о свободе совести!

- Почему безнравственное?

Марк вздохнул.

- Если мы позволяем человеку верить, как он хочет, мы сознательно толкаем его к гибели. Петр, неужели, если ты увидишь, как слепой движется к пропасти, ты не встанешь у него на пути?

- Но, может быть, это я слеп?

- Вот, Петр. Ты не веришь. Иначе у тебя не возник бы этот вопрос. Правильно тебя Господь наказал.

Я прикусил губу.

- Если бы ты верил, Петр, ты бы сразу понял, что Господь просто хочет спасти как можно больше людей.

Марк возился с бутылкой, сдирая с нее серебристую бумагу и снимая проволочку. На его руке красовался черный Знак Спасения. Я с завистью смотрел на него.

"Конечно, он прав, - думал я. - Господь ведь заботится только о нашем спасении. А я все так же преступен и не пекусь о собственном исправлении".

- Слушай, Марк, а когда я принесу покаяние, как ты думаешь, Знак появится?

- Никаких сомнений.

Пробка шампанского наконец подалась и с грохотом вылетела на волю.

- Давай за это выпьем, - предложил Марк.

Марк навещал меня еще несколько раз и даже подкидывал денег.

- Ты бы что-нибудь посерьезнее принес, - попросил я как-то, тоскливо глядя на очередной торт. - Мяса там и вина. А то ублажаешь, как девицу.

- Будет сделано, - пообещал он.

И в следующий раз торт сменила колбаса. Прибывшее с нею вино называлось "Обитель ангелочков" и было французского происхождения. Вкус оказался куда лучше названия.

- Слушай, а тебе от Господа не влетит за то, что ты меня подкармливаешь? - спросил я.

- Он мне не запрещал.

В начале декабря газеты сообщили о том, что Северная Европа признала власть Эммануила. Я представил себе хипов со Знаками Спасения, покуривающих марихуану на лужайках Амстердама, и мне почему-то стало не по себе.

Спустя неделю Господь посетил островную часть Англо-Французской Федерации: сначала Англию и Шотландию, потом - Ирландию. Визит был мирным, но очень эффективным - Эммануила признали.

Честно говоря, меня беспокоило еще одно обстоятельство. Снег, вопреки ожиданиям, не собирался таять, и температура явно была ниже нуля. Я с содроганием думал о том, как пойду по улице босиком.

- Не дрейфь, Петр, - успокоил мой друг. - Я тебя до собора на машине довезу.

- Господь увидит.

- Ничего, мы остановимся за утлом.

- Ох! Переться через всю площадь!

- А кому сейчас легко? В газетах пишут, в Москве вообще пятьдесят три градуса мороза. Система отопления вышла из строя. Буржуйки топят книгами и мебелью. А ты "босиком по снегу"! Подумаешь!

- Тебе бы так!

- Я "погибших" не выпускал, - Марк уже вовсю пользовался этим термином. - И, если Господь прикажет пройти босиком по снегу, не испугаюсь, не беспокойся. Хоть по раскаленным углям!

- Хвастун!

- Нисколько.

И вот этот день настал. Точнее, холодное хмурое утро двадцать пятого декабря. Как и обещал, Марк довез меня почти до площади Святого Петра и остановил машину на Виа дель Сайт Уффицио.

- Ну, давай, - и Марк подал мне длинную белую рубашку.

Я поморщился.

- Переодевайся, переодевайся. Пятнадцать минут осталось до начала церемонии.

Я переоделся.

- Туфли скидывай!

На тротуаре лежал беспощадный снег. Я с сомнением посмотрел на него.

Марк, не говоря ни слова, наклонился и начал расшнуровывать ботинки.

- Ты-то зачем? - удивился я.