Чтение 11–й страницы книги ~Галька в небе~

Раздался общий взрыв смеха, к которому не замедлила присоединиться и
пожилая чета. Авардан, однако, почувствовал приступ ужаса, вызванного
ясным и невыносимым подозрением.

- Эти шестьдесят, - обратился он к сидящему рядом мужчине, - о
которых они говорят, имеется в виду, что человека, достигшего шестидесяти,
убивают?

В голосе Авардана было что-то, заставившее соседа с подозрением
посмотреть на него. Наконец он сказал:

- Ну, а вы что думали?

Авардан сделал рукой неопределенный жест и довольно глупо улыбнулся.
Ему был известен этот обычай, но лишь по книгам, по обсуждению в научных
статьях. Но теперь его окружали люди, которые по закону могли жить только
до шестидесяти.

Мужчина все еще смотрел на него.

- Слушай, парень, откуда ты? У вас что, не знают о Шестидесяти?

- Мы называем это "время", - с трудом выговорил Авардан. - Я оттуда.
- Он неопределенно показал большим пальцем назад, и после минутного
колебания собеседника отвел от него свой жесткий изучающий взгляд.

Тем временем пожилой мужчина заговорил вновь.

- Она идет со мной, - сказал он, кивая на свою добродушную жену. - У
нее еще остается три месяца, но она предпочитает уйти со мной.

Вскоре, казалось, все пассажиры погрузились в вычисления времени,
оставшегося каждому из них.

Низкий мужчина в облегающей одежде, с решительным выражением лица,
твердо произнес:

- У меня осталось двенадцать лет, три месяца и четыре дня, и никуда
от этого не деться.

- Они могут вычислить это с точностью до дня, - проговорил стройный
молодой человек. - А есть люди, живущие дольше своего времени.

- Точно, - сказал другой, вызвав общее согласие и возмущение.

- Я, - продолжал молодой человек, - не вижу ничего странного в том,
что человек желает продлить свою жизнь, особенно, если у него есть дела,
требующие завершения. Но эти паразиты, пытающиеся протянуть до следующей
Проверки, пожирают еду следующего поколения...

- Но разве возраст всех не зарегистрирован? - мягко вмешался Авардан.
- Они не смогут долго скрываться, не так ли?

Все замолчали, немало смущенные выражением столь глупого идеализма.

Наконец кто-то, как будто пытаясь перевести разговор на другую тему,
дипломатично произнес:

- Не думаю, чтобы жизнь после шестидесяти имела какой-то смысл.

- Для фермера никакого, - согласился с ним другой. - Нужно быть
сумасшедшим, чтобы после полувековой работы на полях не радоваться ее
окончанию. Но что вы скажете относительно чиновников и администраторов?

Наконец пожилой мужчина, сорокалетие свадьбы которого вызвало этот
разговор, осмелился высказать свое мнение, ободренный, вероятно, тем, что
ему как очередной жертве Шестидесяти, терять было нечего.

- Разное бывает, знаете ли, - подмигнул он с лукавым намеком. - Я
знал человека, которому исполнилось шестьдесят во время Проверки восемьсот
десятого года, а он продолжал жить до восемьсот двадцатого. До шестидесяти
девяти лет! Представляете!

- Как же ему это удалось?

- У него были какие-то деньги, а брат его был членом Совета
Старейших. Для такой комбинации нет ничего невозможного.

Замечание вызвало общее согласие.

- Слушайте, - сказал все тот же молодой человек. - У меня был дядя,
который прожил лишний год, всего год. Это был один из тех себялюбцев,
которые, знаете, не особенно желают уходить. Какое ему было дело до
остальных... Случилось так, что я не знал об этом, иначе я, конечно же,
сообщил бы о нем, уверяю вас, потому что каждый должен уйти в свое время.
Так или иначе, обман обнаружился. Братство вызвало меня и брата и пожелало
узнать, почему мы не сообщили о нем. Я ответил, что ничего не знал, и
никто в семье не знал об этом. Я сказал им, что мы не виделись десять лет.
И все равно пришлось заплатить кругленькую сумму в пять сотен кредитов.

Выражение беспокойства на лице Авардана усилилось. Уж не сумасшедшие
ли эти люди, которые воспринимают смерть как должное и отказываются от
своих друзей и родственников, которые пытаются избежать смерти? Не попал
ли он случайно на самолет, перевозящий сумасшедших? Или это были просто
земляне?

А его сосед вновь хмуро посмотрел на него. Голос его прервал
размышления Авардана.

- Эй, парень, где это "оттуда"?

- Извините?

- Я спрашивал, откуда ты. Ты сказал "оттуда". Что это за "оттуда"? А?

Авардан почувствовал, что окружающие подозрительно смотрят на него.
Не приняли ли его за члена их Совета Старейших? А может его считают
провокатором?

И он ответил им вспышкой откровенности.

- Я не с Земли. Меня зовут Бел Авардан, и я из сектора Сириуса. А
ваше имя? - И он протянул руку.

Его ответ прозвучал как брошенная в салон самолета атомная капсула.

Возникший испуг землян быстро перешел в яростную, злобную
враждебность, направленную на него. Мужчина, сидевший рядом с ним,
поднялся и пересел на другое место.

Все отвернулись. Плечи плотно сомкнулись вокруг него. На мгновение в
Авардане вспыхнуло негодование. Земляне смеют так обращаться с ним!
Земляне! Он протянул им руку дружбы. Он снизошел до них, и вот чем они ему
ответили.

Преодолев усилие, он расслабился. Ясно, что предубеждение не могло
быть односторонним, ненависть порождала ненависть.

Остальную часть путешествия он провел в молчаливом одиночестве, не
обращая внимания на разговоры за спиной и бросаемые на него время от
времени взгляды.

Приземление в Чике было воспринято им с радостью, хотя Авардан
мысленно усмехнулся, взглянув из самолета на "лучший город" Земли.

Его багаж был перенесен в автомобиль. Здесь он, по крайней мере, был
единственным пассажиром, так что вряд ли можно было ожидать каких-либо
неприятностей.

- В посольство, - сказал он шоферу, и машина тронулась с места.

Так Авардан впервые оказался в Чике, и произошло это в тот день,
когда Шварц сбежал из Института Ядерной Физики.

8. ВСТРЕЧА В ЧИКЕ

Доктор Шект в двадцатый раз посмотрел свои записи и поднял глаза на
Полу, входящую в его кабинет. Нахмурившись, она сняла свой рабочий халат.

- Итак, отец, ты до сих пор не ел?

- А? Конечно, я ел... Что это?

- Это обед. По крайней мере, это было обедом. То, что ты ешь, скорее
напоминает завтрак. Какой смысл в том, что я приношу обед сюда, если ты
его не ешь?

- Не нервничай. Я съем. Ты же знаешь, что я не могу прерывать важный
эксперимент ради приема пищи.

Он вновь взглянул на заметки.

- Ты не представляешь, что за человек этот Шварц. Я рассказывал тебе
о его черепе?

- Он имеет примитивную форму. Ты говорил.

- Но это не все. У него тридцать два зуба, в том числе один, должно
быть, вставленный искусственно, да еще так странно. По крайней мере, я еще
не видел зуба, который бы крепили к соседним, вместо того, чтобы вживлять
в челюстную кость. Ты когда-нибудь видела человека с тридцатью двумя
зубами?

- Я не занимаюсь подсчетом чьих-либо зубов, отец. Сколько их должно
быть, двадцать восемь?

- Именно. Но я еще не закончил. Вчера мы провели внутренний анализ.
Как ты думаешь, что мы нашли?.. Угадай!

- Кишки?

- Пола, ты стремишься меня разозлить, но это тебе не удастся. Можешь
не гадать, я тебе скажу. Шварц имеет открытый аппендикс три с половиной
дюйма длиной. Великая Галактика, это совершенно беспрецедентный случай. Я
консультировался у медиков, - со всеми предосторожностями, конечно, -
аппендикс не бывает длиннее, чем половина дюйма и никогда не открыт.

- Ну, и что это значит?

- То, что этот человек - настоящее живое ископаемое. - Он поднялся с
кресла. - Слушай, Пола, я думаю, мы не должны отдавать Шварца. Он
представляет собой слишком ценный образец.

- Нет, нет, отец, - быстро проговорила Пола, - ты не можешь этого
сделать. Ведь ты обещал фермеру вернуть Шварца и ты должен это сделать.
Это необходимо самому Шварцу. Мне кажется, он несчастен.

- Несчастен! И это когда мы обращаемся с ним как с богатым чужаком.

- Какое это имеет значение? Бедняга привык к своей семье, к своей
ферме. Там он прожил всю свою жизнь. И вот теперь ему пришлось пережить
страх и страдания, и рассудок его стал работать иначе. Трудно ожидать,
чтобы он все понял. Мы должны вспомнить о его человеческих правах и
вернуть его семье.

- Но, Пола, интересы науки...

- Чепуха! Как ты думаешь, что скажет Братство, когда услышит об
экспериментах, проведенных без их разрешения? Думаешь, их беспокоят
интересы науки? Позаботься о себе, если не хочешь заботиться о Шварце. Чем