такая же галерея, и все.
глубинах их сознания. В противном случае ты бы сюда не смог добраться. Кто
знает, что увидит эта Ночь? Может, торжество брата моего Алгули? Он давно
сгорает от нетерпения в долгом изгнании, - он взмахнул рукой, - если,
конечно, это будет угодно матери.
тут же осекся: смех, отражаясь от стен, вновь возвращался к нему, как
будто зал хохотал над ним.
разберет, пока есть такая возможность. Если здесь появятся его
приверженцы, за жизнь Кэрмоди и гроша ломаного не дадут. Но с другой
стороны: а если это не Иесс, а просто примитивная подставка? Стоит,
пожалуй, выждать. Кроме того, кто может похвастать, что говорил с живым
богом?
добиваться всего сам. Давать и получать - свойства, чуждые моему
характеру.
не страдаешь, - сказал бог и рассмеялся, - так что тебе нужно?
- Я хочу тебя.
в каждом ударе твоего сердца. Зло в самом твоем дыхании.
момент, когда похвастался, что живешь так, как не смеет жить никто. То...
и сказал:
которые многих сделали сумасшедшими.
что получишь то, что имеют немногие. Правда, они, бедняги, позабыли
похвастаться своими приобретениями, а теперь и вовсе не смогут, их нет в
живых.
ты так же беден?
свечи, - ответил Иесс. - Это самая дорогая свеча в мире. Она сделана из
плоти моего предшественника, смешанной с воском божественных пчел. Эти
пчелы освящены моей матерью. Их всего двадцать одна. Это самые прекрасные
пчелы на планете, а может, и во всей Вселенной. За ними ухаживают жрицы
храма на острове Ванбербо. Каждые семь лет накануне Ночи изготавливается
свеча из праха Иесса, умершего 763 года назад, с добавками священного
воска. Она вставляется в этот канделябр и зажигается. А я сижу и жду, пока
миллионы Спящих ворочаются, стонут в наркотическом сне, а рожденные ими
кошмары бродят по улицам и убивают. Когда свеча слегка обгорает и
оплавляется, я нюхаю дым и затем, в соответствии с древним ритуалом,
съедаю ее. Таким образом я вкушаю божественное, соединяюсь с Богом,
возрождаю его начала в себе. Когда-нибудь, возможно, этой ночью, я умру.
Мою плоть и кости растворят, смешают с воском и сделают свечу. И я сгорю,
как жертва моей матери. Дым свечи выйдет из храма и распространится в
ночи. Я буду не только сожжен, но и съеден богом, который придет после
меня. Но только если это будет Иесс. Алгули не ест Иесса, и наоборот. Зло
жаждет зла, а добро - добра.
мозги своим поклонникам, тупым, ограниченным идиотам?
справедливы. Но ты прошел через Ночь - дурное предзнаменование для меня -
и должен знать, что здесь возможно все.
физическими законами, пока нам еще не известными. Но это меня уже не
касается. Я скажу тебе одно: готовься к смерти...
Матери не нужен уставший сын. Я умру, умру этой ночью, вне зависимости от
того, кто победит - добро или зло. Я готов. Если ты не оружие моей смерти,
то будет другое.
свои планы! Только свои!
чтобы убить.
Кровь брызнула фонтаном, плоть разлетелась во все стороны, голова
раскололась на части. Руки взметнулись вверх в последнем бессильном жесте,
а затем упали, ноги дергались в конвульсиях... Затем кресло вместе с его
владельцем рухнуло на пол.
фонариком и перезарядил оружие.
как о художнике, великом художнике преступления. Может быть, величайшем.
Теперь уже никто не будет сомневаться в его славе, никто не смеет обойти
его. Кому еще так повезет? Убить бога!
достиг вершины? Он стал размышлять. В громадной Вселенной явно есть
что-либо потрудней, и оно ждет его. Нужно выбраться из этой каши и искать
новое дело, более сложное, опасное и... почетное.
Истинный шедевр только тогда шедевр, когда он проработан и завершен до
мелочей. Нельзя допускать, чтобы его схватили.
бесцветной жидкостью. Отошел подальше и поджег одежду бога. Тело
вспыхнуло, дым и запах горелого мяса растекся по залу.
своего божества. Теперь он будет окисляться до тех пор, пока не обратится
в пепел, современная химия - вещь надежная.
первые пули настигли его.
огонь, но подумав, Кэрмоди ухмыльнулся и откусил кончик. Свеча имела
горьковатый привкус, но была вполне съедобной. Он улыбнулся при мысли о
том, что съедение этой свечи - тоже уникальное событие. Убийство богов в
этих стенах - дело обычное, но вот свечу, кроме сыновей Бунт, еще никто не
ел. Божественное, однако, занятие.
выхода. В нише за основанием статуи богини он увидел узкий проход. Если он
пролезет в него, то наверняка найти выход из замка у него будет шансов
побольше.
невоздержанность в еде. Живот у него явно великоват для такой щелочки.
Джон попытался протиснуться боком, но ощутил себя пробкой в узком горлышке
бутылки. Он дергался, думая, как же сюда пролезают другие. Затем до него
дошло, что и худой здесь может застрять. А значит, это вовсе и не дверь.
Зачем же эта щель? Ловушка!
сторону. Щель сразу же стала уже. Он не верил своим глазам - она
стремительно смыкалась. Значит, точно ловушка. Как же выбраться отсюда?
и увидел, что дверь, через которую он вошел, теперь распахнута. Через нее
входили люди. Первые из вошедших с ужасом смотрели на охваченное пламенем
тело своего бога.
остановить, но он открыл стрельбу. Кэриены бросились врассыпную. Кэрмоди
бежал за ними. Кашель разрывал его грудь, глаза жгло, из них в два ручья
текли слезы. Но он бежал, пока наконец не вырвался на улицу; здесь стало
легче: легкие очистились от дыма. Только теперь он перешел на обычный шаг.
Через четверть мили он остановился. Что-то преграждало ему путь. Это
"что-то" оказалось статуей местного политического лидера Бэна Дрэмона.
Чем-то он там прославился, но чем? Кэрмоди точно не помнил. Так вот, его
сбросили с пьедестала, но там, где теперь должно было быть пусто, стоял
Бэн Дрэмон. Другой.