нет! Отставить! -- скомандовал он.
болталась связка золотых колец. "Удивительно реалистично!" --
подумал я.
так знаете.
-- сказал тот, с усиками, и взвел спусковой крючок через
полиэтиленовую оболочку.
дурень, а где взять другой? Ножом его.
руки, -- но мне все же хотелось бы пулю.
размышлял я. -- А то все кончилось бы слишком быстро". Офицер
бросил окурок на бетон, с гримасой отвращения раздавил его
ластой, сплюнул и приказал:
упрашивает, каналья! А может, пальцы ему отрезать и нос? --
переговаривались они.
-- ободрял я их.
ремень, достал из внутреннего кармана плоский револьвер, дунул в
ствол, подбросил оружие, как ковбой в заурядном вестерне, и
выстрелил мне в спину. Нестерпимая боль пронзила грудную клетку.
Я начал сползать по стене; он схватил меня сзади за плечи,
повернул лицом к себе и выстрелил еще раз, с такого близкого
расстояния, что вспышка ослепила меня. Звука я уже не услышал.
Потом была кромешная тьма, я задыхался -- долго, очень долго,
что-то тормошило меня, подбрасывало, хорошо бы, не "скорая
помощь" и не вертолет, думал я; окружающий мрак стал еще чернее,
наконец эта тьма растворилась, и не осталось совсем ничего.
застланной кровати, в комнате с низким окном; стекло было
замазано белой краской. Я тупо уставился на дверь, словно ожидая
кого-то. Я понятия не имел, где я и как я здесь очутился. На
ногах у меня были туфли на плоской деревянной подошве, на теле --
пижама в полоску. "Слава Богу, хоть чтото новенькое, --
подумалось мне, -- хотя, похоже, ничего интересного на этот раз
не предвидится". Дверь распахнулась. В дверном проеме стоял,
окруженный молодыми людьми в больничных халатах, приземистый
бородач. На нем были золотые очки, седеющая шевелюра торчала
ежиком. В руке он держал резиновый молоток.
любопытный, почтеннейшие коллеги. Четыре месяца назад наш пациент
отравился значительной дозой галлюциногенов. Их действие давно
прекратилось, но он не может в это поверить и продолжает считать
все окружающее галлюцинацией. В своем помрачении он зашел так
далеко, что сам просил солдат генерала Диаса, бежавших по каналам
из занятого мятежниками президентского дворца, расстрелять его.
Смерть, думал он, на самом деле окажется пробуждением от бредовых
видений. Его удалось спасти благодаря трем сложнейшим операциям
-- из желудочков сердца мы извлекли две пули, -- а он не верит,
что живет наяву.
смогла протиснуться к моей кровати и вытягивала шею за спинами
товарищей.
связанного, несомненно, с применением галлюциногенов. Случай
абсолютно безнадежный -- до такой степени, что мы решили
витрифицировать пациента.
места от любопытства.
замораживать в жидком азоте на срок от сорока до семидесяти лет.
Пациента помещают в герметичный контейнер -- наподобие сосуда
Дьюара -- вместе с подробной историей болезни; по мере появления
новых открытий, в азотных хранилищах проводят переучет и тех,
кому можно помочь, воскрешают.
спросила меня студентка, просунув голову между двумя высокими
практикантами. Ее глаза горели исследовательским энтузиазмом.
большее, могу сказать, как вас зовут: Галлюцина.
студентки: "Ледяной сон! Витрификация! Да это же путешествие во
времени, ах, до чего романтично!" Я был иного мнения, но что мне
оставалось, кроме как подчиниться иллюзорной действительности?
операционную. Здесь стояла стеклянная ванна, над ней поднимался
пар -- такой ледяной, что перехватывало дыхание. Мне сделали
множество уколов, уложили на операционный стол и напоили через
трубочку сладковатой прозрачной жидкостью -- глицерином, как
объяснил старший санитар. Он хорошо ко мне относился. Я называл
его Галлюцианом. Когда я уже засыпал, он наклонился, чтобы еще
раз крикнуть мне в ухо: "Счастливого пробуждения!"
время -- долгие недели! -- я боялся, что они чересчур поспешат и
опустят меня в ванну раньше, чем я потеряю сознание. Как видно,
они все же поторопились -- последним звуком, донесшимся до меня
из этого мира, был всплеск, с которым мое тело погрузилось в
жидкий азот. Неприятный, скажу я вам, звук.
обстоятельствах я решил бы, что ничего.
холодно.
А в костях? Костный мозг? Какой там мозг -- чистый, прозрачный
лед. Холодный и жесткий.