всякого интереса, невольно входя в навязанную мне роль инспектора.
слезились, его распирало от упоения доносительства, облеплявшего его губы
беловатым налетом слюны.
обвинений, которые ему предстояло предъявить.
результатов, правила подслушивания нарушаются сплошь и рядом, и в Секции
Высших Предначертаний злоупотребления привели к скандалу, который удалось
кое-как замять лишь благодаря тому, что тайный брат Малькус сумел наладить
отношения с ризничим, которому он в порядке обмена посылает для покаяния
девиц с девятого, разумеется, соответствующим образом настроенных, а
аббат-офицер Орфини вместо того, чтобы уведомить, кого следует, ударился в
мистику, толкует о неземных наказаниях...
столько эффективных приспособлений, благодаря коллегам из Турции... Но
ведь, вдобавок ко всему, тайный брат Малькус направо и налево распускает
слухи о том, что он расшифровал Библию. Вы понимаете, что это означает?
впервой. Речь идет о целом учении! Теологические основы теории святого
отступничества.
Этот тайный брат Малькус... Как все это выглядит? Но, ради Бога, самую
суть.
способ, которым при пении псалмов... Ну, понимаете, брат Альмугенс должен
был иметь с ним дело... мы подсунули ему нескольких штатских... он, лежа
крестом, подавал знаки... ну, нарушение параграфа четырнадцатого... а при
квартальном обыске в ризе его офицера-исповедника были обнаружены вшитые
двойные перекрученные серебряные нити.
вел следствие среди причащающихся...
сориентирован. Вы можете идти.
религиозные обряды вовсе не были побочным, дополнительным занятием,
чем-то, предназначенным для траты свободного времени, но выполняли роль
оболочки нормальной служебной деятельности.
приблизился к гробу. "Надо бы уходить, пожалуй", - подумал я. Но рука,
которую я держал в кармане, внезапно выскользнула оттуда и легла на кисть
старичка. Это прикосновение было почти мгновенным, но оставило у меня в
памяти след ощущения его холодной, иссохшей кожи. И при этом его мизинец,
задетый кончиками моих пальцев, оказался у меня в руке.
знамени, и лег там, как маленькая колбаска. Я не мог его так оставить,
поднял упавший мизинец и поднес к глазам.
имелся даже ноготь. Протез? До меня донеслись звуки шаркающих шагов. Я
спрятал эластичную вещицу в карман.
ленты с золотыми буквами. У алтаря появился священник. Прислужник
поправлял его одеяние. Я оглянулся. Прямо за моей спиной, рядом с
барельефом, изображавшим отступничество святого Петра, виднелась узкая
дверь. За ней оказался коридорчик, сворачивавший налево. В конце его перед
чем-то вроде обширной ниши с тремя ведущими вверх ступенями сидел на
треногом табурете монах в рясе и деревянных сандалиях. Негнущимися,
покрытыми мозолями пальцами он переворачивал страницы требника. При моем
приближении он поднял на меня глаза. Он был очень стар, с бурым, как
земля, пятнышком на лысом черепе.
лицо.
Предо мной предстало нечто вроде темной, сильно захламленной передней.
Повсюду валялись пустые пакеты, засохшая шелуха от лука, пузырьки,
резиночки - все это, перемешанное с бумажным мусором и обилием пыли, почти
сплошь покрывало пол.
поставить ногу, который вел к следующей, словно бы из сказок, из
неотесанных бревен, двери. Проследовав по проходу среди мусора, я добрался
до нее и нажал на огромную, железную, изогнутую ручку. Сначала я увидел и
услышал торопливую возню, громкий шепот, а затем глазам моим в полумраке
помещения, едва освещенного низко горевшей, словно она стояла на полу,
свечой, представилось беспорядочное бегство каких-то личностей, жавшихся
по углам, на четвереньках вползавших под край стола, под нары. Один из
пробегавших задел свечу, и наступила кромешная тьма, полная сварливого
шепота и пыхтения. В воздухе, который я набрал в легкие, стояла удушливая
вонь немытых человеческих тел. Я поспешно отступил к двери.
как во второй раз, то надолго остается.
состоялась, поскольку гроб, флаги и венки исчезли. Мессу тоже отслужили.
На слабо освещенном амвоне стоял потрясавший руками священник. На его
груди под парчой вырисовывалась квадратная выпуклость.
него, но до времени".
свода.
бурлящем под кожею нашей? Может, где-то в природе? Но разве сами мы, о
братия, не являемся частью природы необъятной, разве шум ее деревьев не
отзывается в костях ваших, а кровь, струящаяся в жилах наших, разве менее
солена, чем вода, которой океан омывает полости скелетов своих тварей
подводных? Разве пустоши глаз наших не ищут огонь неугасимый? Разве не
являемся мы в итоге суетной увертюрой покоя, супружеским ложем праха,
космосом и вечностью лишь для микробов, в жилах наших затерянных, которые
изо всех сил мир наш заполонить стараются? Являемся ли мы неизвестностью,
как и то, из чего возникли мы, неизвестностью, из-за которой удавляемся,
неизвестностью, с которой общаемся...
провокационная проповедь! Ничего проделать грамотно не умеет. И это
называется провокатор!
окажется! Не пытайтесь постичь непостижимое! Смиритесь!
непременно должны этим воспользоваться. Будет лучше всего, если вы
доложите о нем, - шипел бледный брат, почти обжигая мне затылок и шею
своим зловонным дыханием. Ближайшие из прихожан стали оборачиваться.
на меня внимание присутствующих. Я хотел было незаметно уйти, но у входа
образовалась толчея. Пока я раздумывал, монах уже появился снова, ведя с
собой священника, разоблаченного до мундира. Он схватил его за рукав,
подтолкнул ко мне, скорчил за его спиной многозначительную гримасу и исчез
в тени колонны.
человек.
напряженное неподвижное лицо аскета, во рту - золотой зуб, блеск которого
напомнил мне о старичке.
неожиданной мыслью, добавил: - Мне нужна лишь некоторая информация.
Лукьяненко Сергей
Березин Федор
Конюшевский Владислав
Шилова Юлия
Семенова Мария
Ильин Андрей