опытный солдат, обвешанный гранатами, с микроскопическим и мертвым
противником? Не больше, чем врач, который решил бы сражаться с микробами
холеры при помощи молотка. Среди туч микрооружия, самонаводящегося на
заданные цели, оружия биотропического, то есть-уничтожающего все живое,
человек в мундире был беспомощен так же, как римский легионер со своим щитом
и мечом под градом пуль.
рассредоточению боевых сил, а маневренная война потребовала от них еще
большего рассредоточения. Но линии фронтов существовали еще и тогда. Теперь
же они исчезли. Микроармии без труда проникали через линии обороны и
вторгались в глубокий тыл неприятеля. В то же время крупнокалиберное атомное
оружие все очевиднее оказывалось бессильным: его применение попросту не
окупалось. Эффективность борьбы с вирусной эпидемией при помощи термоядерных
бомб, разумеется, мизерна. На пиявок не охотятся крейсерами.
оказалось различение своих и чужих. Эту задачу, обозначавшуюся FOF (Friend
Or Foe), прежде решали электронные системы, работавшие по принципу "пароль и
отзыв". Спрошенный по радио самолет или автоматический снаряд сам, по своему
передатчику, должен был дать правильный отзыв, иначе он подвергался
нападению как вражеский. Но в XXI веке этот метод становился анахронизмом.
Новые оружейники заимствовали образцы в царстве жизни -- у растений,
бактерий и животных. Способы маскировки и демаскировки повторяли способы,
существующие в живой природе: иммунитет, борьба антигенов с антителами,
тропизмы, а кроме того, мимикрия, защитная окраска и камуфляж. Неживое
оружие нередко прикидывалось невинными микроорганизмами или даже пыльцой и
пухом растений; но за этой оболочкой крылось смертоносное, всеразрушающее
содержимое. Кроме того, возросло значение информационного противоборства --
не в смысле пропаганды, но в смысле проникновения в систему неприятельской
связи, чтобы поразить ее или (при налетах атомной саранчи, например)
вынудить слиться в критическую массу раньше времени и тем самым не допустить
к охраняемой цели. Автор книги описывал таракана, послужившего образцом
одной из разновидностей микросолдат. Этот таракан имеет на оконечности
брюшка пару тоненьких волосков. Они соединены с его задним нервным узлом,
отличающим обычное дуновение воздуха от колебаний, вызванных нападением
врага; едва почуяв такие колебания, таракан бросается в бегство.
мундира, знамен и медалей за храбрость. Новая эра в военном деле была для
них сплошной обидой и поношением, изменой возвышенным идеалам. Автор называл
этот процесс "эволюцией вверх ногами" (upside-down), потому что в природе
сперва появились микроскопические организмы, из которых постепенно возникали
все более крупные по размерам виды; в эволюции вооружений, напротив,
возобладала тенденция к микроминиатюризации, а большой человеческий мозг
заменили имитации нервных ганглиев насекомых. Микроармии создавались в два
этапа. На первом этапе неживое оружие конструировали и собирали люди. На
втором этапе неживые дивизии проектировались, испытывались в боевой
обстановке и направлялись в серийное производство такими же неживыми
компьютерными системами. Люди устранялись сначала из армии, а затем и из
военной промышленности вследствие так называемой "социоинтеграционной
дегенерации". Дегенерировал отдельный солдат: он становился все меньше и все
проще. В конце концов, разума он имел столько же, сколько муравей или
термит. Тем большее значение приобретала социальная совокупность
мини-бойцов. Мертвая армия была несравненно сложнее, чем улей или
муравейник; в этом отношении она соответствовала скорее "большим биотопам"
природы, то есть целым пирамидам видов, хрупкое равновесие между которыми
поддерживается благодаря конкуренции, антагонизму и симбиозу. В такой армии,
понятно, сержанту или капралу нечего было делать. Чтобы объять мыслью это
целое -- хотя бы при инспектировании, не говоря уж о командовании,-- не
хватило бы мудрости целого университета. Поэтому, кроме бедных государств
"третьего мира", больше всего пострадало от великой революции XXI века в
военном деле кадровое офицерство. Под неумолимым напором тенденции к
обезлюживанию армии пали почетные традиции маневров, смен караула,
фехтования, парадных мундиров, рапортов и муштры. На какое-то время удалось
сохранить за людьми высшие командные должности, прежде всего штабные, но,
увы, ненадолго. Вычислительно-стратегическое превосходство
компьютеризированных систем командования наконец лишило работы самых
мозговитых военачальников, до маршалов включительно. Сплошной ковер из
орденских ленточек на груди не спас даже самых прославленных генштабистов от
ухода на досрочную пенсию. Тогда развернулось оппозиционное движение
кадровых офицеров: профессионалы-военные в ужасе перед безработицей уходили
в террористическое подполье. Поистине мерзкой гримасой судьбы было
"просвечивание" этих заговоров микрошпиками и мини-полицией,
сконструированной по образцу вышеупомянутого таракана, ибо ему не были
помехой ни ночь, ни туман, ни любой камуфляж, к которому прибегали
отчаявшиеся традиционалисты, верные до гроба идеям Ахиллеса и Клаузевица.
силой, то есть лишь с таким же анахроничным, как и сами они, противником.
Тот, кому не на что было автоматизировать армию, должен был сидеть тихо, как
мышка.
по-старому стало невозможно. Граница между войной и миром, уже давно не
слишком отчетливая, теперь совершенно стерлась. Двадцатый век покончил со
стеснительным ритуалом открытого объявления войны и ввел в обиход такие
понятия, как пятая колонна, массовый саботаж, холодная война и война per
procura (По доверенности (лат.). Речь идет о войне, которую одно государство
ведет в интересах другого, более сильного.); и все это было лишь началом
дальнейшего стирания различий между войной и миром. Нескончаемые переговоры
на конференциях по разоружению имели целью не только достижение соглашения,
установление равновесия сил, но и прощупывание слабых и сильных сторон
противника. На смену альтернативе "война или мир" пришло состояние войны,
неотличимой от мира, и мира, неотличимого от войны.
лозунгов. Она просочилась в политические, религиозные и общественные
движения, не исключая такие почтенные и невинные, как движение за охрану
среды; она разъедала культуру, проникла в средства массовой информации,
использовала иллюзии молодежи и стародавние убеждения стариков. На этом
втором этапе усилилась криптовоенная диверсия; та уже мало чем отличалась от
настоящей войны, но распознать ее истинную сущность было нельзя. Кислотные
дожди были известны уже в двадцатом столетии, когда при сгорании угля,
загрязненного серой, облака превращались в раствор серной кислоты. Теперь же
полили дожди до того едкие, что они разъедали крыши домов и заводов,
автострады, линии электропередач, и невозможно было установить, чье это
дело: отравленной природы или врага, наславшего ядовитую облачность при
помощи направленного в нужную сторону ветра. И так было во всем. Начался
массовый падеж скота -- но как узнать, естественные это эпизоотии или
искусственные? Океанский циклон, обрушившийся на побережье,-- случайный, как
прежде, или же вызванный умелым перемещением воздушных масс? Гибельная
засуха -- обычная или опять-таки вызванная тайным отводом дождевых облаков?
Климатологические и метеорологические контрразведки, сейсмический шпионаж,
разведслужбы эпидемиологов, генетиков и даже гидрографов трудились не
покладая рук. Военные службы, занятые различением искусственного и
естественного, подчиняли себе все новые отрасли мировой науки, и все же
результаты этой разведывательно-следственной деятельности становились все
менее ясными. Обнаружение диверсантов было детской забавой до тех пор, пока
они были людьми. Но когда диверсию можно усматривать в урагане, градобитии,
болезнях культурных растений, падеже скота, росте смертности новорожденных и
заболеваемости раком, а в конце концов даже в падении метеоритов (мысль о
наведении астероидов на территорию противника появилась еще в XX веке),--
жизнь стала невыносимой. И не только жизнь обыкновенных людей, но и
государственных деятелей, беспомощных и растерянных, ведь они ничего не
могли узнать от своих столь же растерянных советников. В военных академиях
читали такие новые дисциплины, как крип-тонаступательная и
криптооборонительная стратегия и тактика, криптология контрразведки (то есть
отвлечение и дезинформация разведок, контрразведок и так далее, во все
возрастающей степени), криптография, полевая энигматика и, наконец,
СЕКРОСЕК-РЕТИКА, которая под большим секретом сообщала о тайном применении
тайного оружия, неотличимого от невинных явлений природы.
антагонизмами. Для очернения другой стороны в глазах ее собственного
общества спецслужбы изготовляли фальсификаты стихийных бедствий на своей
территории, так чтобы их ненатуральность бросалась в глаза. Было доказано,
что некие богатые государства, оказывая помощь более бедным, в поставляемую
ими (по весьма дешевой цене) пшеницу, кукурузу или какао добавляли
химические средства, ослабляющие потенцию. Это была уже тайная
антидемографическая война. Мир стал войной, а война -- миром. Хотя
катастрофические последствия такого развития, а именно, обоюдная победа,
равнявшаяся обоюдному уничтожению, были очевидны, политики по-прежнему гнули
свое; заботясь о благосклонности избирателей и обещая во все более туманных
выражениях все более благоприятный поворот в недалеком будущем, они все
меньше способны были влиять на реальный ход событий. Мир стал войной не
из-за тотальных происков (как представлял себе некогда Оруэлл), но благодаря
достижениям технологии, стирающей границу между естественным и искусственным
в каждой области жизни и на каждом участке Земли и ее окружения,-- ибо в
околоземном пространстве творилось уже то же самое.
XXI века",-- где нет больше разницы ни между естественным и искусственным
белком, ни между естественным и искусственным интеллектом, нельзя отличить
несчастья, вызванные умышленно, от несчастий, в которых никто не повинен.
Как свет, увлекаемый силами тяготения в глубь Черной Дыры, не может
выбраться из гравитационной ловушки, так человечество, увлекаемое силами
взаимных антагонизмов в глубь тайн материи, угодило в технологическую
Корнев Павел
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Андреев Николай
Мурич Виктор
Афанасьев Роман