Чтение 11–й страницы книги ~Пария~

- Чарли, не рассердитесь, если задам один вопрос?

- Смотря какой.

- Да вот, хотел спросить, было ли у вас после смерти Нийла такое
ощущение...

Чарли внимательно смотрел на меня, но молчал. Он ждал, в то время как
я пытался найти слова, чтобы описать свои недавние переживания и хоть
косвенно узнать, не появились ли у меня галлюцинации, не свихнулся ли я
или я просто так сильно переживаю свой траур.

- Спрошу иначе. Было ли у вас когда-нибудь такое чувство, будто Нийл
все еще с вами?

Чарли облизал губы, словно чувствовал на них вкус соли. Потом он
заговорил:

- Это и есть ваш вопрос?

- Ну, скорее, это частично вопрос, а частично признание. Но если у
вас когда-нибудь было такое чувство... то есть, не казалось ли вам, что
он, может, и не совсем...

Чарли всматривался в меня, наверно, целую вечность. Но наконец он
опустил взгляд, склонил голову, посмотрел на свои мясистые руки, лежащие
на прилавке.

- Видите эти руки? - спросил он, не поднимая головы.

- Вижу, конечно. Это добрые руки. Сильные.

Он поднял их вверх. Большие красные куски бекона, заканчивающиеся
толстыми ороговевшими пальцами.

- Я должен был их себе отрубить, эти чертовы руки, - сказал он.
Впервые я услышал, чтобы Чарли ругался, и волосы у меня на загривке стали
дыбом. - Все, чего коснулись эти руки, превращалось в дерьмо. Король Мидас
наоборот. Была же такая песенка, да? "Я король Мидас наоборот".

- Я никогда ее не слышал.

- Но это правда. Только взгляните на эти руки.

- Крепкие, - повторил я. - И ловкие.

- О, да, конечно. Крепкие и ловкие. Но недостаточно крепкие, чтобы
притащить назад мою жену, и недостаточно ловкие, чтобы воскресить сына.

- Нет, - поддакнул я, смутно сознавая, что уже дважды за сегодняшний
день услышал о восстании из мертвых. В конце концов, мы не очень часто
слышим это выражение, разве что в воскресные утра по телевизору.
"Восстание из мертвых" для меня всегда было связано с запахом кожаной
обуви, поскольку отец объяснял мне про это в сапожной мастерской, где я
помогал ему. Восстание из мертвых на небе для праведников, восстание из
мертвых перед судом для грешников. В детстве я долго не понимал смысла
этих слов, поскольку отец старался привить мне христианскую мораль весьма
своеобразными методами. "Я выдублю тебе шкуру, если в день восстания из
мертвых найду тебя среди грешников", - говаривал он.

Я помолчал еще немного, а потом заговорил:

- У вас никогда не было чувства, что... ну, в общем, вам никогда не
казалось, что Нийл иногда к вам возвращается? Что он говорит с вами? Я
спрашиваю только потому, что у меня самого было такое чувство и мне
интересно, не...

- Возвращается ко мне? - повторил Чарли. Его голос был необыкновенно
тих. - Ну, ну. Возвращается ко мне.

- Послушайте, - сказал я. - Не знаю, не свихнулся ли я, но я
постоянно слышу, что кто-то зовет меня, шепчет мое имя голосом Джейн. Мне
кажется, что в доме кто-то есть. Это трудно объяснить. А прошлой ночью я
мог бы поклясться, что слышу ее пение. Вы думаете, все это нормально? Я
хочу сказать, с вами это бывало? Вы слышали голос Нийла?

Чарли смотрел на меня с таким выражением, будто хотел что-то сказать.
Секунду он казался неуверенным и озабоченным. Но неожиданно он улыбнулся,
поставил передо мной сумки с покупками, покачал головой и сказал:

- Никто не возвращается, мистер Трентон. Каждый, кто потерял дорогого
человека, убеждается в этом на собственном опыте. Оттуда нет возврата.

- Конечно, - поддакнул я. - Все равно, спасибо, что выслушали. Всегда
хорошо с кем-то поговорить.

- Вы просто устали и измучились. У вас разыгралось воображение.
Почему бы вам не купить снотворное - например, найтол?

- У меня еще осталась куча таблеток нембутала от доктора Розена.

- Ну так принимайте их и получше питайтесь. От мороженых продуктов от
вас останется только кожа да кости.

- Хватит, Чарли, ты же не его мать, - вмешался Ленни Данартс, хозяин
магазина подарков - он нетерпеливо ждал, чтобы его обслужили.

Я взял с полки программу телевидения, помахал на прощание Чарли и с
кучей покупок побрел к выходу. Все еще дуло, но дождь как будто утих. Я
чувствовал свежий запах моря и влажной каменистой земли. Обратный путь -
до Аллеи Квакеров и вниз, под гору, между рядами вязов - неожиданно
показался мне очень длинным. Но у меня не было выбора. Я поправил сумки и
двинулся через стоянку.

Посреди стоянки меня догнал кремовый "бьюик". Водитель нажал на
клаксон. Я наклонился и увидел старую миссис Саймонс, легкомысленную и
немного с причудами вдову Эдгара Саймонса, жившую за Аллеей Квакеров в
большом доме, построенном самим Самуэлем Макинтайром [Самуэль Макинтайр
(1757-1811) - известный американский архитектор и строитель], чему я
всегда завидовал. Она опустила стекло и предложила:

- Может, вас подвезти, мистер Трентон? Ужасная погода, а вы вынуждены
возвращаться домой пешком с тяжелыми сумками.

- Буду крайне признателен, - искренне ответил я.

Она открыла багажник, чтобы я мог спрятать покупки. Я положил сумки
рядом с запасным колесом, потом сел в машину. Внутри ее пахло кожей и
лавандой, выветрившимися духами, но, пожалуй, все же приятно.

- Прогулки в магазин - это моя единственная гимнастика, - объяснил я
миссис Саймонс. - В последнее время у меня нет возможности даже поиграть в
сквош. Собственно, у меня ни на что нет времени, кроме работы и сна.

- Может, это и хорошо, что у вас ни на что нет времени, - заявила
миссис Саймонс, поглядывая назад, через длинный, покрытый каплями воды
багажник автомобиля. - Ничего не едет с вашей стороны? Я могу ехать? Эдгар
всегда кричал на меня, что я еду, не глядя, свободна дорога или нет.
Однажды я наехала прямо на коня. На коня!

Я посмотрел на шоссе.

- Можете ехать, - проинформировал я ее. Она выехала со стоянки, пища
мокрыми шинами. Езда с миссис Саймонс всегда была интересным и
нестандартным переживанием. Человек никогда не знал заранее, сколько это
продлится и доберется ли он вообще до цели.

- Не подумайте, что я ужасная сплетница, - начала миссис Саймонс, -
но я невольно подслушала, о чем вы говорили в лавке с Чарли. В последнее
время мне не с кем поговорить, и я начинаю лезть не в свои дела. Надеюсь,
вы не сердитесь? Скажите же, что вы не сердитесь.

- А почему я должен на вас сердиться? Ведь мы же не о государственных
тайнах разговаривали.

- Вы спросили у Чарли, не возвращается ли его сын, - продолжала
миссис Саймонс. - Удивительное совпадение, но как раз я точно знаю, что вы
имели в виду. Когда умер мой дорогой Эдгар - десятого июля будет как раз
шесть лет - я переживала то же самое. Целыми ночами я слышала его шаги на
чердаке. Поверите? А иногда я слышала его кашель. Вы, конечно, не знали
моего дорогого Эдгара, но он так характерно покашливал, как будто хмыкал.

- И вам и теперь все это слышится? - спросил я.

- Время от времени. Раз или два в месяц, а иногда и чаще. Иногда я
захожу в комнату, и мне кажется, что Эдгар в ней был секунду назад и
только что вышел через другую дверь. Вы знаете, как-то раз мне показалось,
что я его видела, но не дома, а на Грейнитхед-сквер. Он был одет в чудной
коричневый плащ. Я остановила машину и побежала за ним, но он исчез в
толпе.

- Значит, спустя целых шесть лет с вами все еще бывает такое? Вы
говорили об этом кому-нибудь?

- Конечно, я советовалась со своим врачом, но он помог немногим.
Выписал таблетки и сказал, чтобы я перестала впадать в истерику. Самое
удивительное, что эти ощущения бывают то сильнее, то слабее. Не знаю,
почему. Иногда я ясно слышу Эдгара, а иногда слабо, словно далекую
радиостанцию. Кроме того, все это меняется в зависимости от времени года.
Летом я слышу Эдгара чаще, чем зимой. Иногда летними ночами в тихую погоду
я слышу, как он садится на садовую стену, поет или что-то говорит мне.

- Миссис Саймонс, - прервал я ее. - Вы на самом деле верите, что это
Эдгар?

- Раньше не верила. Раньше я пыталась внушить себе, что это избыток
воображения. Ох... вы только поглядите, что за идиотка, даже не обернется.
В конце концов попадет под машину, если будет так невнимательна.

Я поднял взгляд и в свете фар увидел на мгновение темноволосую
девушку в длинном развевающемся плаще, идущую по обочине дороги. В этом
месте шоссе делало поворот, огибая Аллею Квакеров с западной стороны,
поэтому машина ехала относительно медленно. Я вывернулся на сиденье, чтобы
присмотреться к девушке, мимо которой мы как раз проезжали. Снова полил
дождь и стало очень темно, поэтому я мог легко ошибиться. Но долю секунды,
пока я видел ее через затемненное стекло автомобиля, я не сомневался, что
узнал ее лицо. Белое, бледное как мел, с темными пятнами глаз. Такое же
неясное, как лицо в стекле окна. Такое же, как лицо девушки, которая
неожиданно повернулась, когда я фотографировал Джейн около памятника
Джонатану Поупу. Такое же, как лицо секретарши из бара в Салеме.

Я почувствовал укол непонятного страха. Могла ли это быть она? А если
да, то что бы это могло значить?

- Эти прохожие вообще раззявы, - пожаловалась миссис Саймонс. -
Шляются, будто вся дорога принадлежит им. А когда попадут под машину, то
чья будет вина? Даже если они сами влезут под колеса, виноват всегда будет
только водитель.

Я всматривался в девушку, пока она не исчезла из вида за поворотом.