короткое удивленное ржание. Наконец, он сказал:
случиться такое. Должно быть мы в чем-то допустили ошибку. И, по-моему,
выход лишь в том, чтобы работать еще больше. Что касается меня, то отныне
я буду вставать еще на час раньше.
наметил два огромных камня и принялся возиться с ними, решив до
наступления ночи доставить их к стенам мельницы.
лежали, открывался широкий вид на округу. Перед их глазами был почти весь
Скотский Хутор - обширные пастбища, тянущиеся почти до большой дороги,
хлеба, рощи, пруд, пашни, на которых уже густо пошла в рост молодая
зеленая поросль, красные крыши фермы и курящийся над ними дымок из камина.
Был ясный весенний вечер. И трава, и живые ограды были освещены лучами
заходящего солнца. И никогда ранее ферма - с легким удивлением они
осознали, что это их собственная ферма, каждый дюйм которой принадлежит им
- не казалась им столь родной. Глазами, полными слез, Кловер смотрела пред
собой. И если бы она могла выразить свои мысли, то она сказала бы, что не
об этом они мечтали, когда в те далекие годы начали готовиться к свержению
человеческого ига. Не эти сцены, полные ужаса и крови, стояли пред их
глазами в ту ночь, когда старый майор впервые призвал их к восстанию. И
если бы она могла отчетливо представить себе будущее, то это было бы
сообщество животных, навсегда освободившихся от голода и побоев, общество
равных, в котором каждый трудится по способностям и сильный защищает
слабого, подобно тому, как она оберегала заблудившийся выводок утят в ту
ночь, когда говорил майор. А вместо этого - она не знала, почему так
случилось - настало время, когда никто не может говорить то, что у него на
уме, когда вокруг рыщут злобные псы и когда ты должен смотреть, как твоих
товарищей рвут на куски, после того как они признались в ужасающих
преступлениях. У нее не было никаких крамольных мыслей - ни о восстании,
ни о сопротивлении. Она знала, что, несмотря на все происшедшее, им все же
живется лучше, чем во времена Джонса, и что прежде всего надо сделать
невозможным возвращение прежних хозяев. И что бы ни было, она останется
столь же преданной и трудолюбивой, так же будет признавать авторитет
Наполеона. И все же это было не то, о чем мечтала она и все прочие, не то,
ради чего они трудились. Не ради этого они возводили мельницу и грудью
встречали пули Джонса. Именно об этом она думала, хотя у нее не хватало
слов, чтобы высказать свои мысли.
ее, она затянула "Скоты Англии". Остальные, расположившиеся вокруг,
подхватили песню и спели ее три раза - очень слаженно, но тихо и печально,
так, как никогда не пели ее раньше.
появился Визгун и дал понять, что хочет сообщить нечто важное. Он объявил,
что в соответствии со специальным распоряжением товарища Наполеона, "Скоты
Англии" отменяются. Исполнять гимн отныне запрещается.
- "Скоты Англии" - это была песня времен восстания. Но восстание успешно
завершено. Последним действием ее было состоявшееся сегодня наказание
предателей. Враги внутренние и внешние окончательно повержены. В "Скотах
Англии" мы выражали свое стремление к лучшему обществу, которое грядет. Но
мы уже построили его. И, следовательно, ныне эта песня не отвечает своему
назначению.
протестовать, но овцы затянули свое обычное "Четыре ноги - хорошо, две
ноги - плохо!", которое продолжалось несколько минут и положило конец всем
спорам.
другую песню, которая начиналась словами:
слова ее, ни мелодия ничем не напоминали животным их былую песню "Скоты
Англии".
расправой, кое-кто из животных вспомнил - или решил, что помнит - шестую
заповедь, которая гласила: "Животное не может убить другое животное". И
хотя никто не рискнул упоминать о ней в присутствии собак, все же
чувствовалось, что эти убийства как-то не согласовывались с духом
заповеди. Кловер попросила Бенджамина прочесть ей шестую заповедь, но
когда Бенджамин, как обычно, отказался, сказав, что не хочет вмешиваться в
эти дела, Кловер обратилась к Мюриель. Та прочитала ей заповедь. Она
гласила: "Животное не может убить другое животное _б_е_з _п_р_и_ч_и_н_ы_".
Так или иначе, но два последних слова как-то выпали из памяти тех, кто
вспоминал заповедь. Но теперь они убедились, что заповедь не была
нарушена: стало ясно, что теперь есть все основания уничтожать предателей,
подручных Сноуболла.
мельницу, стены которой стали вдвое толще и пустить ее в ход в намеченное
время, не оставляя в то же время постоянную работу на ферме, было
исключительно тяжело. Были времена, когда животным начинало казаться, что
они и работают дольше, и питаются хуже, чем во времена Джонса. Но в одно
воскресное утро перед ними появился Визгун, держа зажатый в копытцах
длинный бумажный свиток и зачитал им, что производство продукции всех
видов выросло за это время на 200, 300 и даже 500 процентов по сравнению с
предыдущим временем. У животных не было никаких оснований не верить ему,
тем более, что они уже очень смутно помнили, каковы были условия жизни до
восстания. К тому же, надо добавить, случались дни, когда они чувствовали,
что скоро работы станет меньше, а еды прибавится.
показывался перед обществом не чаще, чем раз в две недели. Когда он
выходил, его сопровождал не только привычный эскорт из собак, но и
шествовавший впереди черный петух, который играл роль герольда, громко
трубя "Ку-каре-ку!" Перед тем, как Наполеон собирался что-то сказать. Даже
на ферме, как говорилось, Наполеон занимал теперь отдельные апартаменты.
Пищу он принимал в одиночестве, лишь в присутствии сидевших рядом двух
собак, и ел он с посуды фирмы "Кроун Дерби", которая обычно хранилась в
стеклянном буфете в гостиной. Было торжественно оповещено, что теперь,
кроме дней традиционных празднеств, револьвер будет салютовать и в день
рождения Наполеона.
обращении к нему надо было употреблять официальный титул "Наш вождь,
товарищ Наполеон", и свиньи настаивали, чтобы к этому титулу добавлялись и
другие - "Отец всех животных, ужас человечества, покровитель овец,
защитник утят" и тому подобные. В своих речах Визгун, не утирая катящихся
по щекам слез, говорил о мудрости Наполеона, о глубокой любви, которую он
испытывает ко всем животным, особенно к несчастным, которые все еще
томятся в рабстве и в унижении на других фермах. Стало привычным
благодарить Наполеона за каждую удачу, за каждое достижение. Можно было
услышать, как одна курица говорила другой: "Под руководством нашего вождя
товарища Наполеона я отложила шесть яиц за пять дней"; или как две коровы,
стоя у водопоя, восклицали: "Спасибо товарищу Наполеону за то, что под его
руководством вода стала такой вкусной!" Обуревавшие всех чувства нашли
выражение в песне, сочиненной Минимусом. Она называлась "Товарищ Наполеон"
и звучала следующим образом: