Чтение 11–й страницы книги ~Вы сотворили нас~

руку.

- Слышал, вы уже устроились, - проговорил он. - Я так и знал, что вам
там понравится. Я позвонил Стритеру и попросил позаботиться о вас. А он
сказал, что вы отправились на рыбалку. Поймали что-нибудь?

- Несколько окуней. Сперва надо получше познакомиться с рекой, а вот
тогда...

- По-моему, они сейчас начнут. Так что позже увидимся. Кстати, здесь
немало тех, кто хотел бы поприветствовать вас.

И действительно, вскоре начался концерт. Дети пели песенки под
аккомпанемент старой, разбитой и расстроенной фисгармонии, за которой
сидела учительница, Кэти Адамс, декламировали стихи, а группа
восьмиклассников даже разыграла маленькую пьеску - собственного, как гордо
объявила мисс Адамс, сочинения.

Невзирая на неизбежные накладки, все это было очаровательно, и мне
вспомнились годы, когда я ходил в школу - в это же самое старое здание - и
принимал участие в точно таких же вечерах. Я попытался припомнить имена
своих учителей, но лишь к концу программы вспомнил одну из них, мисс Стайн
- странную, угловатую, капризную женщину с пышными рыжими волосами, легко
расстраивавшуюся из-за наших вечных проказ. Интересно, где она может быть
сейчас и как обошлась с нею жизнь? Я от души надеялся, что лучше, чем
обходились с нею в мое время многие ученики...

Линда Бейли потянула меня за руку и громко прошептала:

- Хорошие дети, правда?

Я кивнул.

- И мисс Адамс хорошая учительница, - все так же шепотом продолжала
Линда Бейли. - Боюсь, она не задержится здесь надолго. Такая маленькая
школа, как у нас, не может рассчитывать на хороших учителей.

Концерт подошел к концу, и Джордж Дункан протолкался ко мне, взял на
буксир и потащил представлять. Кое-кого из тех, к кому он меня подводил, я
помнил, других - нет, но все они, казалось, никогда меня не забывали, и я
делал вид, что тоже.

Когда процедура была в самом разгаре, мисс Адамс взобралась на
небольшое возвышение в передней части зала и позвала Дункана.

- Вы забыли, притворяетесь, что забыли, или хотите избавиться? Но
ведь вы обещали быть сегодня нашим аукционером!

Джордж запротестовал, но я видел, что ему приятно. С первого взгляда
было понятно, что в Пайлот-Нобе он - важная персона. Владелец магазина,
почтмейстер, член школьного совета, он мог выполнять и многие другие
маленькие гражданские обязанности - быть аукционером на благотворительной
распродаже корзиночек, например. Он был тем, к кому жители Пайлот-Ноба
всегда обращались, как только возникала необходимость.

Поднявшись на помост, он повернулся к столу, на котором было
расставлено множество декоративных корзиночек и шкатулок, и поднял одну из
них так, чтобы все могли получше рассмотреть. Но прежде чем открыть
распродажу, он произнес маленькую речь.

- Все вы знаете, - начал он, - ради чего мы это устраиваем. Деньги,
вырученные за корзиночки, пойдут на приобретение новых книг для школьной
библиотеки, так что вы можете быть удовлетворены, зная, что потраченное
вами будет израсходовано на доброе дело. Вы не просто приобретете
корзиночку и право пообедать с леди, карточку с именем которой найдете
внутри; вместе с тем вы исполните и свой почетный гражданский долг. И
потому, друзья, я призываю вас тряхнуть кошельками и потратить часть
денег, осевших у вас в карманах. - Он поднял корзиночку повыше. - Вот как
раз одна из таких, и я рад предложить ее вам. Поверьте, друзья, она весьма
увесиста. В ней скрыто немало отменных кушаний, а уж о том, как она
украшена, я и не говорю. Леди, потрудившаяся над ней, уделяла равное
внимание тому, что лежит внутри, и тому, как это смотрится снаружи. Может
быть, вам любопытно будет узнать, что я, кажется, чую запах отлично
зажаренной курицы. Итак, - спросил он, - что вы мне предложите?

- Доллар, - сказал кто-то, и кто-то немедленно предложил два, а из
глубины зала уже слышалось:

- Два с половиной!

- Два доллара пятьдесят центов, - с обиженным видом сказал Дункан. -
Неужели вы, ребята, остановитесь на двух с полтиной? Вы не находите, что
это слишком дешево? Итак, услышу ли я?..

Кто-то предложил три доллара, а Дункан выбил сперва еще полтинник,
потом добавил к ним четвертак - и так догнал цену до четырех семидесяти
пяти, после чего объявил корзиночку проданной.

Я посмотрел на собравшихся в зале. Это были дружелюбные люди, они
проводили вечер в обществе соседей и при этом чувствовали себя
превосходно. Сейчас они полностью сосредоточились на распродаже, но
попозже настанет время для разговоров, причем можно поручиться, что
серьезных тем будет немного. Обсудят виды на урожай; поболтают о рыбалке;
о новой дороге - неиссякаемом предмете для дискуссий вот уже добрых два
десятка лет, причем дальше слов так пока и не пошло; посудачат о последнем
скандале - ведь всегда найдется хоть какой-нибудь скандал, пусть даже
самого невинного свойства; обменяются впечатлениями от воскресной
проповеди или перемоют косточки недавно почившего и всеми любимого
джентльмена. Наговорившись всласть, они разойдутся по домам, где в этот
теплый весенний вечер им предстоит столкнуться с массой повседневных
домашних забот, но никому из них не придется ломать голову над проблемами
всеобщими или государственными.

И это замечательно, сказал я себе, - оказаться в таком местечке, где
никто не ощущает гнета подавляющих, мрачных тревог.

Я почувствовал, как кто-то тянет меня за рукав, и, обернувшись,
увидел Линду Бейли.

- Вы должны купить вон ту корзиночку, - сказала она. - Ее сделала
дочь проповедника. Очень хорошенькая. Вам будет приятно с ней
познакомиться.

- Откуда вы знаете, что это именно ее корзиночка?

- Знаю и все, - заявила она. - Покупайте.

Начальная цена составляла три доллара. Я накинул полтинник, но кто-то
из задних рядов немедленно предложил четыре. Взглянув в ту сторону, я
увидел троицу молодых людей, стоявших привалясь к стене; на вид им было
лет по двадцать. Все трое уставились на меня, и в их взглядах мне
почудилась злобная насмешка. И тут же меня снова дернули за рукав.

- Покупайте, - настаивала Линда Бейли. - Двое из них - парни
Болларда, а третий - Уильямса. Жутко стоеросовые. Если хоть один из них
купит ее корзинку, Нэнси умрет на месте.

- Четыре пятьдесят, - не задумываясь, выпалил я, а Джордж Дункан
повторил с помоста:

- Итак, у нас четыре пятьдесят! Даст ли кто-нибудь пять? - Он
повернулся к подпиравшей стенку троице, и один из них немедленно предложил
пятерку.

- Теперь мы имеем пять, - заливался Джордж. - Предложит ли кто-нибудь
шесть?

Он посмотрел на меня, но я покачал головой, и корзиночка ушла за
пятерку.

- Почему вы так поступили? - возмутилась Линда Бейли своим
смахивающим на ржание шепотом. - Вы могли продолжать торг!

- Честное слово, я приехал сюда не для того, чтобы в первый же вечер
помешать какому-то мальчишке купить приглянувшуюся ему корзиночку. А вдруг
здесь замешана девушка? Она могла сказать, как узнать ее корзинку.

- Но Нэнси - не его девушка, - заявила Линда Бейли, сразу
разочаровавшись во мне. - У нее вообще нет парня. Она будет обижена.

- Вы сказали, что это Болларды. Не те ли, что поселились на бывшей
нашей ферме?

- Они и есть. Старики у них неплохие. Но два их парня! Ужасные дети!
Все девушки их боятся. Ходят на танцы, сквернословят и вечно навеселе.

Я взглянул в другой конец зала: троица по-прежнему наблюдала за мной,
и у всех на лицах был написан триумф. В городе я был пришельцем, и они
посмеялись надо мной, перебив покупку. Глупость, разумеется,
самоочевидная, однако в таких городишках маленьким победам и поражениям -
за неимением больших - придают преувеличенное значение.

"Боже, - подумал я, - ну зачем было встречаться с этой женщиной?
Появление Линды Бейли всегда предвещало неприятности, и с тех пор она
ничуть не переменилась. Вечно лезет не в свое дело, а это не приводит к
добру."

Корзиночки быстро распродавались, оставалось уже совсем немного.
Джордж устал, и торговля шла вяло. Я подумал, что, может быть, следует все
же купить какую-нибудь - дабы продемонстрировать, что я здесь не пришелец,
что я вернулся в Пайлот-Ноб и собираюсь пожить здесь.

Я огляделся по сторонам, но Линды Бейли нигде не обнаружил. Скорее
всего, она ушла, разочаровавшись во мне. При мысли о ней я ощутил легкое
раздражение. Какое она имела право требовать, чтобы я защищал дочку
священника, какую-то неизвестную мне Нэнси, от невинных, скорее всего, -
или, по крайней мере, бесплодных - замыслов неуклюжих деревенских парней?

Оставалось только три корзинки, и Джордж взял одну из них - маленькую
и без всяких украшений. Подняв ее, Дункан завел свою аукционерскую
песенку.

Прозвучало два или три предложения, кто-то дал три с полтиной; я
поднял цену до четырех.

От задней стены кто-то выкрикнул: "Пять!"; я посмотрел в том
направлении - все трое по-прежнему были там и скалились, глядя на меня;
сроду не видывал таких гнусных и злобных шутовских ухмылок.

- Шесть, - сказал я.

- Семь, - бросил средний в этом трио.

- У нас уже есть семь, - объявил Джордж, несколько озадаченный,
поскольку это была самая высокая цена за весь вечер. - Услышу ли я семь
пятьдесят? Или кто-нибудь даст восемь?