Возможно, в такое благоговейное состояние его привел успех придуманной им
стратегии? Радик был для этого достаточно эгоистичен.
корабль с целым тринарием, который, кстати, заявлял. Один блестящий маневр
- и у нас подавляющее преимущество, воут?
сей раз было правдой. Мастерский удар - так бы назвал это он сам.
пожар и был виден дым с места падения шаттла.
с презрением. Казалось, фотография Баста жжет ему грудь.
если к вам обратятся. Вы не можете делать замечания или задавать вопросы
по своей воле. Это понятно, воут?
ответа, Эйден нарочно промолчал.
его не захочет задать никто из ваших коллег. Воины?
установилась тишина. Спросил же Эйден о том, могут ли его вольнорожденные
рассчитывать на честь занять передовую позицию и встретить врага первыми.
Он знал, что Першоу никогда не позволит "вольнягам" встать впереди
вернорожденных, так что его просьба была обдуманным оскорблением. На этот
вопрос он мог получить только отрицательный ответ. Задал же его Эйден с
целью напомнить о том, что его воины совсем не плохи, хотя все остальные и
были о них самого низкого мнения. Но в его подразделении непременно узнают
об этом вопросе, и тогда его авторитет среди воинов возрастет.
мрачную тишину. Объявленная Каэлем Першоу новость о том, что значительная
часть их сил, так и не успев вступить в бой, уничтожена Кланом Волка,
никак не способствовала появлению обычного перед боем энтузиазма.
Несколько человек продолжали пристально смотреть на Эйдена, который
чувствовал, что краснеет. Это было даже позорнее, чем Черная Лента на его
груди.
зала. Затем командир базы громко сказал:
стул и со спокойной угрозой в голосе проговорил:
направлению к стулу. Это случилось так неожиданно, что Эйден чуть не упал.
Восстановив равновесие и услышав повторный приказ сесть, он повиновался.
Бросить вызов, оставшись стоять, было бы глупостью, поскольку тогда
командир базы принялся бы толкать его по всей комнате, а он бы никак не
смог бы ответить этому мерзавцу.
Эйдена сверху вниз и тем самым как бы подчеркивало его власть. Полковник
славился способностью подавлять подчиненных.
гнева, который должны были вызвать его слова. Однако лицо Эйдена осталось
спокойным и непроницаемым.
пожар и ему стоило больших усилий спокойно усидеть на стуле. То, что
Першоу давал другое задание, особенно теперь, когда так не хватало людей,
лишний раз говорило о крайне низком престиже вольнорожденных на станции.
ослаблены, и...
за пару шагов, проговорил:
Вольнорожденный и в обычной ситуации не должен возражать своему
начальнику, не спросив у него разрешения, что тем более невозможно, если
он носит Ленту. Однако я посмотрю на это сквозь пальцы и отвечу на ваш
очевидный протест. Конечно, я сделаю все, чтобы выиграть сражение, но,
честно говоря, я скорее бы послал против тринария Двилта Радика звено
вернорожденных, чем допустил на поле боя хотя бы одного "вольнягу". Вы
поняли? Ведь вы "вольняга", не правда ли?
"вольняга", Першоу особо выделял его. Так он старался еще больше оскорбить
Эйдена, которому стоило огромного труда не выложить полковнику всю правду.
Удерживала его только та мысль, что если уж рассказывать кому-нибудь о
своем верном рождении - а последствия могли быть просто ужасны, - то не
этому отвратительному типу.
позволяет себе эмоции, несовместимые с честью воина Клана. Воины часто
возмущались поведением друг друга, но истинная ненависть встречалась
редко. Воины Клана старались не поддаваться низменным инстинктам, зная,
что это может нарушить согласованность действий в бою. Гордость за свое
подразделение являлась важным объединяющим фактором, а любая ненависть
никак ей не способствовала. Во время воинского обучения колетов специально
тренировали подавлять в себе ненависть. Если же все-таки какая-нибудь
ссора возникала между воинами, то конфликт решался в Кругу Равных. В
случае, когда оба воина оставались после поединка в живых, их побуждали
исполнить Шуркай, чтобы у них не оставалось уже никаких злобных чувств.
такое настоящая ненависть. Он ненавидел своего офицера-наставника,
Сокольничего Джоанну. Если бы он увидел ее сейчас, то вместо приветствия,
наверное, задушил бы. Однако еще больше ему хотелось сомкнуть руки вокруг
шеи другого офицера из далекого кадетского прошлого. Им был командир
Сокольничих Тер Рошах, тот самый человек, которого он, Эйден, по иронии
судьбы должен был благодарить за то, что вообще стал воином. Рошах
предоставил ему вторую попытку на Аттестации после провала на первой. К
несчастью, чтобы совершить такой из ряда вон выходящий поступок, Тер
Рошаху пришлось подстроить гибель подразделения вольнорожденных. После
этого он заставил Эйдена взять имя одного из них. Погибший кадет по имени
Хорхе обладал большими способностями и, без сомнения, мог хорошо пройти
Аттестацию. Убийство, сегодняшний позор, все то, что произошло, заставляло
Эйдена ненавидеть Рошаха еще больше, чем Першоу или Джоанну, даже больше,
чем врага на поле боя, - настоящий грех для истинного воина Клана.
определенно, перестал бы быть воином. Правда, и Рошаха утянул бы за собой.
Однако Эйден не считал, что радость увидеть Рошаха осужденным и казненным
стоит риска потерять жизнь самому. Самое малое наказание, на которое он
мог рассчитывать, - это перевод в низшую касту. Он уже некоторое время
работал техником после того, как провалился на первой Аттестации, перед
тем, как стал жить под чужим именем. Эйден знал, что никогда не сможет
вновь вернуться на этот уровень общества Клана. Это тоже отличало его от
обычного воина. В обычаях Клана было получать удовлетворение от любой
работы или занятия. Неудовлетворенным просто не находилось места. И,
честно говоря, очень немногие люди были недовольны своей жизнью в Клане.
Эйден временами думал, что его преследует какой-то злой рок, и это тоже
было не в духе Клана. Такие мысли стали приходить ему в голову после
тайного чтения книг. Рок наделил его склонностью к размышлениям,
врожденным беспокойством и - в завершение - сделал лже-вольнорожденным.
"Вольнягой", как беспрестанно повторял Першоу.
бесплодным дорогам, сотворила чудо, подобное тем, о которых он читал в
мифах. В одном рассказе скульптор создал статую женщины, и она ожила. Что
касается Эйдена, то судьба своими умелыми руками вылепила из него
вольнорожденного. Наверное, теперь он и есть настоящий вольнорожденный. И
ему никогда не вернуть свой прежний статус. Как будто он ожил в чужой
касте и окаменеет, если вернется в свою.
столько прожил с ними, что стал ими даже восхищаться: особенно его
радовала их способность отлично сражаться, несмотря на все презрение
вернорожденных, лившееся на них дождем после каждой битвы. Их стремление к
усовершенствованию своих боевых качеств, их способность управлять боевыми
роботами порой просто поражали. И единственной наградой за все, что они
делали лучше многих вернорожденных, были несколько небрежно написанных
слов в похвальной грамоте. Чтобы создать хоть какой-то противовес
холодному презрению вернорожденных, вольнорожденные поддерживали между
собой теплые, дружеские отношения, и это все больше нравилось Эйдену.
Вольнорожденные не так сдержанны в общении друг с другом, как
вернорожденные. Кроме того, они всегда находили повод пропустить рюмочку
или ущипнуть деревенскую девчонку - гораздо чаще, чем ограниченные своей
социальной ролью вернорожденные. Клан на все это смотрел сквозь пальцы.