- Как давно я тебя не видел!
демон или нечистый дух, невозможно было представить, чтобы кто-то мог
бояться этого щуплого и маленького человечка, ростом чуть меньше самой
Элистэ, с высохшей и бледной кожей лица, бесцветными, немного навыкате
глазами, как и подобало ночному жителю. В тусклом свете лампы дядюшка Кинц
казался чахлым и хрупким, как мотылек. Впечатление монотонной серости
усиливалось бесформенными просторными одеждами мышиного цвета, а также
копной белоснежных, по-детски мягких волос, обрамлявших узкое лицо. Лоб у
дядюшки был высокий, бугристый и почтит без морщин, нос длинный и
легкомысленно вздернутый; лишенный каких-либо признаков растительности
подбородок - аккуратный и заостренный; глаза, и без того большие, казались
еще крупнее под толстыми стеклами очков в проволочной оправе. Огромные
оттопыренные уши торчали меж седых косм - дядюшка обладал восхитительной
способностью шевелить ими как вместе, так и по отдельности. Руки у старика
- искусные и ловкие, однако двигались осторожно, даже робко. Лицо всегда
сохраняло мягкое, добродушное, можно сказать, слегка смущенное выражение.
Возраст дядюшки оставался неопределенным, но он явно был куда старше, чем
казался. "Дядюшка" Кинц на самом деле приходился Элистэ вовсе не дядюшкой
- он был младшим братом ее прадедушки с отцовской стороны, давно умершего.
поцелуями, что Кинц под этим натиском даже пошатнулся. Восстановив
равновесие, он с удовольствием, хоть и несколько смущенно, обнял девушку,
потом взял ее за руку и повел прямо к скале.
приятно. Мы выпьем сладкого сидра, поболтаем о том о сем, а затем, если ты
будешь очень настойчива, я, так и быть, сыграю с тобой в "Голубую
кошечку".
покачала головой Элистэ. - Я, знаете ли, уже не ребенок!
любил эту игру. А как насчет "Позвони-в-звоночек"? Эта игра почти столь же
замечательная, как и "Голубая кошечка".
кошечке"?
Кинц встревоженно оглядел свою родственницу. - Когда это произошло? А мне
казалось, ты выглядишь точно так же.
меня в аквамариновых шелках, вы бы сразу поняли, как я выросла.
- Тут дядюшку Кинца посетила еще одна тревожная мысль: - И это означает,
что мне тоже нельзя играть в "Голубую кошечку"? По-моему, это нечестно.
расскажешь мне о некоторых тонкостях этой игры. Тебя не будет мучить
совесть...
самое плечо погрузилась в гранитную поверхность скалы.
этот трюк. - Она приложила ладонь к скале и ощутила грубую, жесткую
поверхность. - Готова поклясться, что скала настоящая. Как вам удается
делать ее такой твердой?
того, чтобы оградить от посторонних мою частную жизнь. Я рад, что эти
маленькие хитрости тебя забавляют. Ну давай же, закрой глаза, и твой
дядюшка благополучно проведет тебя внутрь.
сделать, чтобы на твоем личике вновь появилась улыбка?
серфов... Он попал в беду. Хуже чем в беду - ему угрожает страшная
опасность. Вы помните серфа по имени Дреф сын-Цино?
мальчик, просто поразительный. Он что, заболел?
вы ему не поможете, он пропал. Я не преувеличиваю - Дреф действительно
погибнет. Он ударил моего отца - должно быть, тронулся рассудком. Ударил
своего сеньора! Опрокинул его на землю, разбил нос! Я думала, что отец
прикажет засечь Дрефа до смерти, по он не сделал этого, потому что ему в
голову пришло нечто похуже. Дрефу отрубят язык и правую руку.
отогнать от себя столь ужасную картину.
преподать мальчишке урок.
Все это так несправедливо, так ужасно и... - Элистэ запнулась, не в силах
подыскать нужного слова, - и невыносимо жестоко.
разлохматились еще больше. - Сын моего племянника Убера, твой отец,
унаследовал от деда жестокое сердце. Когда он был мальчиком, то нарочно
занимался разведением дефективных мышей, чтобы вывести маленьких
двухголовых чудовищ. Я еще тогда беспокоился за него. Надо же, я думал,
что с возрастом нрав его смягчится, и, похоже, ошибся...
Дрефу бежать. Его заперли в конюшне, а двери охраняет громадный кузнец. В
одиночку я не смогу помочь Дрефу. Но вы, с вашими колдовскими чарами,
наверняка сможете что-нибудь предпринять, если захотите. Пожалуйста,
дядюшка, скажите, что вы согласны!. Иначе завтра утром Дрефу отрежут и
язык... и руку... его правую руку... - Элистэ изо всех сил старалась
говорить спокойно, но у нее ничего не получалось. Слова застревали в горле
и не желали выходить наружу. Лицо девушки скривилось, глаза заблестели, и
по щекам потоком хлынули слезы.
племянницу по плечу, неуклюже погладил по полосам и пролепетал: -
Пожалуйста, не надо. Вдвоем мы поможем мальчику. Обещаю, что ничего
плохого с ним не случится. Я справлюсь с кузнецом, и нынче же ночью мы
вытащим твоего дружка из конюшни. Пожалуйста, поверь мне, моя бедная
девочка, и больше не плачь, а то я тоже разревусь.
от слез.
рубашки и прошептала:
тобой предстоит сегодня сделать столько дел, то пора начинать, не так ли?
До конюшни путь неблизкий, а я уже не так проворен, как в прежние времена.
Пойдем, девочка, у нас мало времени. В путь! И, пожалуйста, старайся
улыбаться. Все будет чудесно, нас ожидает замечательное приключение!
вниз по тропинке.
туда по воздуху? - спросила она, спотыкаясь на каменистой дорожке.
признаться, что твой старый дядюшка не настолько могут. Я умею создавать
наваждения, и еще иногда пробуждать в живых тварях и предметах то, что
спрятано глубоко в их сознании. Однако, детка, никому не дано нарушить
закон природы, воспрещающий человеку летать по воздуху.
шарами?
шары, которые накачивают горячим воздухом. Если шар достаточно велик, он
может поднять корзину, в которой сидят люди, и они полетят по воздуху.
настоящее чудо. Я просто потрясен! Как чудесно, как замечательно, как
необыкновенно! Милая моя, в это трудно поверить!. Воздушный шар! Ты точно
знаешь?
ярко раскрашены? Как чудесно! Наверное, это восхитительное зрелище! А я
ведь даже не догадывался! В своем уединении я пропускаю массу интересных
вещей. Да, мир не стоит на месте.
ко мне в гости почаще? Или, того лучше, поселитесь у нас в Дерривале. Все
будут просто счастливы.
Дерривале своей наукой? Все будет меня там отвлекать, я не сумею
сосредоточиться. Там шум, суета, кто-то уходит, кто-то приходит - нет,
работать там невозможно. Лишь в уединении, в тихой обители, безо всяких
помех - только так можно обрести душевный покой, без которого моя работа и
жизнь немыслима.