Чтение 11–й страницы книги ~Лунное сердце~

- Я даже не знаю, как рассказать тебе о тех местах, откуда я пришла, - сказала она наконец. - Мне бы надо объяснить, как я сюда попала, но, боюсь, в твоем языке даже таких слов нет. Пока еще нет.

Талиесин задумчиво кивнул, потом взглянул на ее кольцо.

- Может быть, стоит начать с этого, - сказал он. - Мне кажется, это кольцо точно такое же, как у меня. На самом деле оно могло быть моим.

Сара перевела глаза со своего пальца на его кольцо и покачала головой.

- Вряд ли они одного размера, - возразила она.

- У моего кольца странная особенность. - Талиесин снял кольцо с пальца. - Оно подходит к любому пальцу, на какой его ни надень. Это подарок от одного из моих учителей. Его зовут Мирддин. А твое?

- Мое я получила в наследство.

- Можно я взгляну на него? - попросил Талиесин.

Когда Сара сняла кольцо с пальца и протянула ему, он дал ей свое. Она примерила его на свой палец, а Талиесин - на свой. Сара думала, что его кольцо окажется в два раза шире ее пальца, но оказалось, что оно ей как раз впору. А ее кольцо... подошло Талиесину так, будто было сделано специально для него. Талиесин снял его и стал внимательно рассматривать. Когда он снова поглядел на Сару, взгляд у него был странный.

- Кольцо могло быть моим, - медленно произнес он. - Конечно, оно износилось за минувшие годы. От него исходит такая же... сила, как от моего, только твое старше. Меня это... беспокоит.

- Почему?

- Сам не знаю.

Они снова обменялись кольцами и молча сидели, размышляя.

- Расскажи мне свою историю, - попросил Талиесин. - Для того, о чем ты думаешь, ты не подберешь в нашем языке подходящих слов. А вот если мы расскажем друг другу о себе, мы можем найти объяснение, почему нам суждено было встретиться на этом пустынном берегу.

"Где я это уже слышала?" - подумала Сара и решила, что арфист не такой, как Киеран. Кажется, он искренне хочет узнать про нее. И она рассказала ему все, начиная с того, как нашла кольцо, и до настоящего момента. На это ушло еще две сигареты и еще одна кружка чая - и, как ни удивительно, ее запаса слов хватило на этот рассказ.

- А до этого? - спросил Талиесин. - До того как ты нашла кольцо? Какой была твоя жизнь? Она подготовила тебя к тому, что произошло?

- Нет. Во всяком случае, специально меня никто не готовил, в этом я уверена. Хотя... Нет, не знаю.

Она рассказала Талиесину про Дом Тэмсонов, невзирая на то что это была трудная тема для человека, который знал только дымные залы, хижины из торфа и кожаные палатки. Рассказала о своем дядюшке Джеми. Потом припомнила легенды, связанные с поэтом Талиесином, которые дошли до ее времени, - начиная от предания о Гвионе Бахе и волшебном котле и кончая рассказом о том, как при дворе Мэлгвина Талиесин посрамил всех королевских бардов.

- Удивительно, что делает время с историей человека, - заметил Талиесин, когда она закончила.

- Неужели все эти истории - неправда? - с некоторым разочарованием спросила Сара.

- Не то чтобы неправда, скорее - искажение.

- Значит, не ты написал "Войну деревьев"?

- Сmd Godden? - повторил Талиесин по-кельтски, и эти слова так и повисли без перевода. - Эту книгу написал не я, но я ее хорошо знаю. В этих стихах, Сара, в их полных загадок строчках содержатся все секреты бардовского творчества. В этих стихах заключена вся магия мира, его тайна.

- Но что это значит?

- "Я был во многих обличьях, пока меня не освободили", - процитировал Талиесин. - В первой строке этой книги все сказано. Таков Путь, который мы проходим за жизнь. Множество обличий. Знания, полученные в каждом из них. А в один прекрасный день приходит освобождение, то есть гармония, обретенная, когда ты сливаешься со всем, что тебя окружает.

- Не уверена, что понимаю все это.

- Если бы понимала, - улыбнулся Талиесин, - тебе не пришлось бы спрашивать. А раз спрашиваешь, значит, эти стихи так и остаются загадкой. Таков Путь барда, Сара. Сначала становишься мастером загадок, потом идешь дальше.

- И это касается и тебя? Ты этого достиг?

- Нет. Но стараюсь. Давай я расскажу, с чего начинал, ведь мы пообещали рассказать друг другу наши истории. И тогда мы можем попробовать разгадать, какое значение для нашей встречи имеет "Cmd Godden". Я расскажу тебе правду о своей жизни, расскажу не так, как об этом говорят легенды. Ты не очень устала?

Сара покачала головой. Она знала, что он не станет похваляться, как Киеран, и от этой мысли у нее поднялось настроение. Как если бы она обрела нового друга. Талиесин вытянул на песке длинные ноги и, положив руку на голову собаки, стал теребить густую шерсть между ее ушами.

- Я - Талиесин, - начал он. - Я был главным бардом на западе, родом я из Края Летних Звезд. Говорят, я был подкидышем, меня подбросил на берега Гвинедда повелитель волн и сын Аранрхода Дилан Эйл Тон, который знает море, как никто его не знает. - Талиесин смолк и посмотрел на Сару. - Почему ты улыбаешься?

- Не знаю, все это звучит так пышно.

Талиесин смущенно усмехнулся:

- Я привык рассказывать эту историю в королевских покоях, а не близким друзьям. Постараюсь избегать бардовских красивостей.

Он поведал Саре, как Элфин, сын Гвидиона, нашел его на берегу в лодке из ивовых прутьев и кожи, как он принес младенца домой и как они с женой вырастили найденыша, словно собственного сына.

- Если когда-нибудь меня и называли Гвион Бах, - сказал Талиесин, - как об этом говорится в легендах, то я про это давно забыл. Я многому научился, но на учение ушел двадцать один долгий год. Учил меня бард Мирддин. Это он сделал меня таким, каким я стал. Учение было тяжелое, не то чтобы меня просто окропили тремя каплями из волшебного котелка. Мальчишка я был ленивый, предпочитал бродить по лесам, а не учиться в священных рощах. Много дней и ночей я просидел под ветвями Главного Дерева в роще Мирддина, эта роща была посвящена Матери Луне и ее Рогатому Возлюбленному. И еще много лет шагал я с Мирддином по дорогам от шотландских вересковых пустошей до реки Аск в Уэльсе. И продолжаю учиться по сей день.

Талиесин прожил долгую, полную волшебных приключений жизнь, где он только не побывал - и в Среднем Королевстве в царстве фей, и в крытых соломой постоялых дворах в обществе разбойников и воров; странствия приводили его и в королевские дворцы, и на безлюдные пустоши. Рассказал Талиесин Саре и о том, как вызвал к себе вражду Мэлгвина.

- Это состязание, - объяснил Талиесин, - не было справедливым. Королевских бардов нельзя было считать настоящими бардами в истинном значении этого слова. Они не следовали по Пути. Их поэзия не была освящена Матерью Луной, скорее она была связана с историей, иногда с вымышленной историей, в их стихах и песнях не было даже искры волшебного лунного света. Мать Луна была рядом со мной в тот день, когда я пел так, что те барды даже языки проглотили, и пальцы их не могли двигаться по струнам, но привело это к тому, что, когда я устал скитаться по дорогам и захотел осесть в единственной стране, которую считал своей, Мэлгвин заставил своих друидов связать меня и вместе с арфой и собакой бросил в море.

- И вот ты здесь.

- Я здесь. Я снова стал найденышем, выброшенным на берег.

- Как же ты вынес такое путешествие? - спросила Сара.

- Меня поддерживала моя магия. Я обратил свои мысли внутрь себя, сосредоточился на самом главном в себе - на моей "тоу" - на внутреннем покое, который сам по себе - магия. Эта внутренняя тишина скорей подобна даже не музыке, а промежуткам между нотами.

- Ну и ну! - пробормотала Сара. - Не испытай я на себе все эти колдовские фокусы, мне было бы трудно тебе поверить.

Некоторое время они молчали, Сара смотрела на океан и старалась представить себе, как плыл Талиесин, но в конце концов только покачала головой, не понимая, как ему удалось выжить.

- На что похожа, - наконец спросила она, - на что похожа эта самая "тоу"?

- Ты играешь на каком-нибудь инструменте? - спросил Талиесин.

- Немного. Но не вкладываю в это душу. По-моему, я ни во что ее не вкладываю.

- А бывало ли так, чтобы ты почувствовала, будто ты и твой инструмент - одно целое? Будто ты можешь сыграть все, что твое сердце просит?

- Пожалуй... несколько раз.

Талиесин улыбнулся:

- Вот и с "тоу" так же. Когда ты сможешь сливаться с "тоу", ты далеко продвинешься по Пути бардов. Но чтобы постичь внутреннюю магию и всегда в нужный момент призвать "тоу" на помощь, надо неуклонно стремиться к своей цели, вкладывая в это всю душу. Твое призвание - не обязательно музыка. Музыка ведет к Пути только бардов. У остальных, идущих по Пути, свои занятия. Но для меня, - продолжал Талиесин, - гармония между исполнителем и инструментом всегда была ключом, выпускающим на волю мою внутреннюю магию. Магию, которая звучит в моей музыке и ведет меня по жизни. Ощущать эту магию, Сара, все равно что касаться сердца Луны. С этим ничто не может сравниться. Представь себе, как Луна - этот небесный корабль - поднимается над лесом. В тот первый миг, когда она оказывается над деревьями... Этот миг наполнен обещанием, порывом и мощной магией... Вот так же и моя жизнь, раз я иду по Пути. И это ощущение возникает из-за моей "тоу".

- Ты так красиво это описываешь, - вздохнула Сара. - Хотела бы я быть в таком же ладу с собой.

- А почему ты решила, что это невозможно? - Талиесин показал на кольцо у нее на пальце. - Такое кольцо - это дарственное кольцо. Мне мое кольцо дал мой учитель Мирддин. Такое кольцо может попасть на палец только тому, кто внушает надежды, что способен пойти по Пути.

- Но мне его никто не дарил. Я нашла его в коробке, она стояла в лавке у моего дяди.

"И коробка оказалась с сюрпризом, - подумала Сара. - С бесплатным выигрышем внутри".

Но Талиесин покачал головой.

- Все равно это подарок, - сказал он, - неважно, как он попал к тебе. Такие кольца наделены чутьем, они чувствуют, что человек, который их носит, имеет на это право.

- Ну, не знаю. По-моему, это просто случай, что я его нашла. И что я здесь. Зачем? Я не вижу в этом никакого смысла. Взять хотя бы тебя - ты обладаешь способностями к магии, ты - важная персона.

- Магия - это боковая дорожка, ведущая к Пути.

- И довольно причудливая боковая дорожка. Я просто обманываю себя и сама об этом знаю. Происходит что-то удивительное, и я уверена, ты играешь в этом какую-то роль. А я? По-моему, я попала сюда совершенно случайно.

Талиесин нахмурился:

- Так говорит твой друг Киеран.

- Он мне не друг.

- И все-таки ты просто повторяешь слова, которые, как ты мне сама сказала, он говорил тебе. Я знаю, Сара: случайностей не бывает. Хотя мы и принимаем решения сами, мы принимаем их потому, что есть некая высшая неведомая сила, она подсказывает их нам. Тут мы не властны. Но в нашей власти решить, по какой дороге мы пойдем. Если сейчас ты отойдешь в сторону... - он вздохнул, - ты так ничего и не узнаешь. - И что, по-твоему, я должна сделать?

- Должна выбрать сама.

- Тогда хотя бы скажи мне, что, по-твоему, со мной происходит? Зачем я здесь? И что мне выбрать?

- Помню, когда я задал такой вопрос Мирддину, - сказал Талиесин, - он взглянул на меня и ответил, что мне нужно выбрать одно из двух. Принять вызов и стремиться применить на деле все, что во мне заложено, или провести остаток дней, пытаясь понять, мимо чего я прошел. - Талиесин покачал головой. - По-моему, я наговорил слишком много.

- Нет, ты сказал то, что надо. Я... я пойду по этой дороге и посмотрю, куда она меня приведет.

- Но нельзя идти вслепую, - предостерег ее арфист. - Иди с открытыми глазами и с готовностью к познанию.

- Я запомню твои слова.

Над их головами прокричала пустельга, и, проводив ее взглядом, Сара снова повернулась к Талиесину.

- Сколько же тебе лет? - спросила она. - Выглядишь не больше чем лет на сорок, но, судя по твоим рассказам про то, что ты успел сделать... А на том рисунке, который я нашла, ты вообще гораздо старше.

Талиесин пожал плечами:

- Время - необъяснимый властелин, а для тех, кто бывает в Средних Королевствах - во всех этих Иных Мирах, - оно имеет обыкновение оборачиваться вспять. Оно течет то вперед, то назад, так что не поддается исчислению. Когда я собирался осесть в Гвинедде, я был старше, чем сейчас. Ты упомянула рисунок. А я никогда не видел человека, изображенного рядом со мной. Во всяком случае, я не узнал его по твоему описанию - ни его лица, ни одежды. Я давно перестал следить за проделками времени. Мирддин как-то сказал мне, что живет, будто двигаясь назад, ибо больше знает о том, что было. Тогда я решил, что это - одна из его загадок. Но сейчас, по-моему, я понимаю его лучше.

"Мирддин, он же - Мерлин. Король Артур. Уэльский бард Талиесин. Герои легенд ожили, - думала Сара. - Мы обсуждаем их, как людей из плоти и крови, и один из них сидит сейчас у костра, напротив меня. Если все это не сон..."

Сара затрясла головой.

- На каком инструменте ты играешь? - внезапно спросил Талиесин. - На арфе?

- Нет. Я бы хотела... Я просто балуюсь с гитарой.

- Гит-ар?

- Это... - Ну вот, они опять вернулись к тому, что нужно рассказать о предмете, для которого в его языке слов нет.

- Ты оставила ее там, когда переместилась сюда?

Сара кивнула:

- Да, у себя в комнате. У нее такая форма. - И она двумя руками начертила в воздухе восьмерку. - Во всяком случае, такой у нее корпус. Потом у нее есть шейка, она выходит вот отсюда. - Сара подняла палочку и нарисовала гитару на песке. - Струны, их шесть, прикреплены к колкам вот здесь, а звук резонирует в корпусе и выходит вот из этого отверстия.

- Хотелось бы посмотреть на нее, - сказал Талиесин.

- Принесу, когда приду в следующий раз, - произнося это, Сара не могла не улыбнуться.

- Нет, - сказал Талиесин. - Ты подумай о ней сейчас, и я тебе ее доставлю.

- Ты и такое можешь сделать?

Талиесин кивнул. Он потянулся к арфе и положил ее к себе на колени. Ключом, висевшим у него на шее, он настроил ее. Проведя пальцами по струнам, он пробудил целый каскад звуков, казалось, они, словно искры, вспыхивают между ним и Сарой. Сара зажмурилась от удовольствия.

- Представь себе свой инструмент, - сказал Талиесин. - Все время держи его в уме.

Сара вызвала в памяти свою классическую гитару... Чем сосредоточенней она думала о ней, тем больше ей хотелось, чтобы гитара оказалась у нее в руках. Такое чувство она испытывала всегда, когда слушала, как играют другие. У нее начинало даже покалывать в пальцах.

Сара открыла глаза, ощутив, что на коленях у нее что-то лежит. Почти со страхом она посмотрела вниз и увидела футляр своей гитары. Сара провела рукой по гладкой поверхности и улыбнулась Талиесину, глаза у нее сияли.

- Тебе удалось! - воскликнула она.

Щелкнув зажимами, она положила футляр рядом с собой и вынула гитару.

- Не знаю, настроена ли она... - начала было Сара, но гитара оказалась настроенной.

Талиесин отложил арфу в сторону и взял в руки гитару; держал он ее довольно неумело. Коснулся одной струны, другой, держа пальцы на ладах, как Сара, когда она проверяла, настроен ли инструмент. Потом Талиесин покачал головой и вернул ей гитару.

- Мне уже поздно учиться играть на новом инструменте, - сказал он. Вынул небольшой костяной свисток с шестью отверстиями и положил его на песок перед собой. Потом снова положил арфу на колени. - Свистка и арфы хватит. Но мне бы хотелось послушать, как ты играешь.

- Я не знаю ничего... ну, в общем, никаких хороших мелодий. - Сара вдруг снова застеснялась.

- Попробуй эту, - предложил арфист. Он заиграл какую-то простую мелодию, и Сара неуверенно стала подыгрывать ему, стараясь попасть в такт. Он терпеливо повторял, пока она не освоила мотив.

- А теперь, - сказал арфист, - посмотрим, насколько ты способна пойти по Пути бардов. Сейчас я покажу тебе лишь немногое, но этого будет достаточно, чтобы ты могла начать свой путь. Эта мелодия, сочиненная нами с тобой сейчас, на этом берегу, удаленном на много лиг* [Лига - морская лига, равна 5, 58 км.] от моей страны и на много лет от твоей, станет твоим ключом. Назовем этот мотив "Лоркалон" - "Лунное сердце", потому что придет время, и ты им станешь, Сара, станешь Лунным сердцем. Путником, идущим по Пути. Этот мотив принесет тебе два дара. Во-первых, он поможет тебе обрести внутренний покой, найти свою "тоу". И защитит от тех, кто попытается повлиять на тебя своим колдовством. А волшебники так и поступают - они воздействуют на тебя своими глазами, своими мыслями и подчиняют своей воле. Против сильного волшебства "Лоркалон" тебе мало поможет. Но против обычного тебе достаточно будет вспомнить этот мотив, и твоя воля останется при тебе. Давай сыграем эту мелодию еще раз вместе.

Талиесин отложил арфу и стал на свистке аккомпанировать Саре, наигрывавшей мелодию на гитаре. Саре казалось, что ее пальцы медленно танцуют на струнах. Мелодия была простая, но она проникала глубоко в душу и будила чувства, о которых Сара раньше не подозревала. Мотив захватил ее. Ее пальцы наигрывали его, уши слышали, глаза словно видели танцующие в такт золотые и зеленые ноты. Она ощущала запах цветущих яблонь, сильный и опьяняющий, и ее сердце билось в унисон с гитарой.

- Прощай! - донесся до нее издалека голос Талиесина. И ей снова показалось, что этот голос возник у нее в мозгу, минуя уши. - Твое время призывает тебя! Возвращайся ко мне, когда и как сможешь. Я буду ждать.

Саре захотелось крикнуть: "Нет! Нет! Не хочу уходить! Я побуду еще немного!"

Но было поздно. Она увидела, что берег постепенно исчезает, и слышала только звук своей гитары. Шум моря и звучание свистка тоже исчезли. Сара открыла глаза и...

...оказалось, что она сидит на поляне, ее окружают высокие сосны, а она играет на гитаре мелодию Талиесина. Она опустила руки, еще несколько мгновений звучало эхо, потом все стихло. Сара испытала глубокое разочарование, но быстро справилась с ним. В этом мире у нее были дела.

Напевая мотив, подаренный арфистом, она положила гитару в футляр и встала. Огляделась по сторонам и пошла. Сама не понимая почему, она твердо знала, в какую сторону ей идти. Через двадцать минут она пришла на поляну, где оставила Киерана. Он сидел, прислонившись к дереву и глядя в пространство. Когда он увидел Сару, глаза у него округлились, и он протянул к ней руку.

- Сара! - воскликнул он. - Прежде чем ты снова исчезнешь, хочу извиниться за то, как себя вел. А вел я себя по-свински. И все потому, что в последние дни творилось черт знает что! Ну да ладно! Где ты взяла гитару? И плащ? Где ты была?

Сара была настроена великодушно, так что она посмотрела на него даже с некоторой нежностью. Приятно, что он извинился. Может быть, еще есть надежда, что он перестанет важничать. Подобрав плащ, Сара села возле Киерана. Футляр с гитарой она положила перед собой и стала прикидывать, с чего начать. Ей не хотелось рассказывать о Талиесине. Пусть это останется ее тайной. Что ей сказать Киерану? Сара решила отплатить ему его же монетой и напустить на себя возможно большую таинственность.

- Я была с другом, - сказала она.

- С другом? Интересно! Где ты нашла здесь друга?

Но тут Киеран вспомнил, как вел себя с ней до того, как она сбежала. Ведь тогда он узнал от нее все, что хотел, а о себе не сказал ни слова. Только и знал, что придираться.

- Прости, - сказал он. - Может быть, начнем с начала?

- Это как? - Сара не собиралась облегчать ему его положение.

- Ну давай я расскажу тебе о себе?

Сара усмехнулась:

- Это уже лучше...

- Надо было мне сразу с этого начинать.

Сара вспомнила, как провела утро, в душе у нее еще все звенело, словно эхо мелодии, которой научил ее Талиесин.

- Надо было, - ответила она. - Но я рада, что все случилось так, как случилось.

- Что ты хочешь этим сказать?

Сара покачала головой, наслаждаясь своей тайной.

- Nom de tout! - пробормотал Киеран и вздохнул. - Ладно! Понимаю, я заслужил такое отношение.

Он прислонился к дереву и устремил взгляд на переплетение веток наверху.

- Я отбывал двухлетний срок в тюрьме Святого Винсента де Поля и там впервые встретился с Томасом Хенгуэром. Это тот человек, которого, как и меня, ищет конная полиция.

Глава вторая

12.30, ночь четверга.

Лоуренс Хог возился на кухне у себя в квартире, заваривая чай, чтобы выпить последнюю перед сном чашку, когда кто-то постучал в дверь. Он бросил раздраженный взгляд в холл, надеясь, что кто бы там ни был просто уйдет. Может, это миссис Симпсон из соседней квартиры, благоухающая спиртным и жаждущая раздобыть тоник. Но через минуту стук повторился, уже более настойчивый. Вздохнув, Хог отложил газету и поднял свое тучное тело с кресла.

Он очень не любил, когда его беспокоили - ни в лаборатории во время сложных математических вычислений, ни дома, когда он отдыхал. Он терпеть не мог, когда нарушали его покой. Но он нисколько не встревожился, подходя к дверям.

- Кто там? - спросил он.

- Гэннон, - донесся тихий ответ.

Задрожавшими пальцами Хог стал отпирать дверь. Филлип Гэннон решительно прошел мимо него в квартиру с бесцеремонностью человека, который, как правило, получает то, что хочет. Хогу он напомнил Такера. Как и инспектор, Гэннон был крупный, уверенный в себе и, хотя не отличался грозным видом, умел внушать страх. Хог же был в состоянии держать в страхе только нескольких подчиненных ему сотрудников лаборатории, и то только благодаря тому положению, которое он занимал на бюрократической лестнице.

Гэннон во многом был похож на Такера, если не считать того, что воспитание, которое он получил на улице, скрывалось под видимостью цивилизованного поведения, а это внушало особую тревогу тем, кто знал о его способности внезапно выходить из себя. Сегодня на нем было светло-бежевое пальто и костюм-тройка под ним, дорогие кожаные ботинки, рубашка от "Кристиана Диора" и узкий черный галстук. Он стоял в холле квартиры Хога, похожий на элегантного бизнесмена, прислонившись к дверям, как будто находился у себя дома, у него был мягкий голос образованного человека, тело тяжелоатлета и холодные, ничего не выражающие глаза, как у рыбы.

- Что вам понадобилось? - спросил Хог.

Хогу не нравилось чувство, которое появлялось у него, когда он сталкивался с такими людьми, как Гэннон и Такер. В этих случаях он отлично сознавал, как его бесформенное, слишком жирное тело выдает, что он так же рыхл внутри, как и снаружи.

- Мистер Уолтерс хочет поговорить с вами, - сказал Гэннон. - Одевайтесь!

- Передайте ему, что я... я позвоню ему утром.

Гэннон покачал головой.

- Мистер Уолтерс хотел бы повидаться с вами лично. Сегодня. Это не обсуждается.

Как всегда, Хог немедленно капитулировал. Его самооценка была ужасающе низкой. Так с ним было в школе, потом в колледже и в медицинском институте. Теперь это уже настолько глубоко укоренилось в его сознании, что он был не в состоянии постоять за себя, не изменив кардинально того, во что он превратился за тридцать четыре года поклонов, расшаркиваний и мелких, нереализованных планов. Жизнь ему скрашивала только его профессия. Он с известным блеском проявил себя в сфере научной логистики. И в бюрократических кругах, где он занимал место в верхних эшелонах, он слыл "человеком дела". Неважно, что значительную часть этого дела задумывали и осуществляли его подчиненные. В лаборатории он пользовался авторитетом. Его считали инициативным и деятельным, то есть приписывали качества, которых ему как раз и не хватало в обыденной жизни, за этими побеленными стенами...

- Пойдемте, доктор Хог.

Гэннон слегка подтолкнул Хога, и тот неуверенно подошел к шкафу за пальто. Страх, который он ощущал в присутствии Гэннона, усилился, Хога стало знобить. Чего хочет от него Уолтерс? Ночью?

Когда Хог надевал пальто, у него тряслись руки, и тут он горько пожалел, что ввязался в проект. К сожалению, с этим выводом он сильно опоздал. Но, говоря по чести, разве в его положении он мог выбирать? Если отбросить финансовые соображения, интерес, проявленный к нему Уолтерсом, мог послужить трамплином к более важным свершениям. Хог был потрясен и взволнован от сознания собственной значимости, когда Дж. Хью Уолтерс впервые вызвал его, чтобы обсудить некоторые из опубликованных Хогом статей. Тогда-то Хог и преисполнился желанием помогать Уолтерсу.

Но в последующие за этим месяцы Хог запутался в кошмаре, из которого не было выхода. Тогда он впервые узнал, какую власть может иметь один человек над другим. Но к тому времени отступать было уже поздно.

- Машина внизу, - сообщил Гэннон, когда Хог наконец натянул на себя пальто.

Он вывел Хога на лестницу, пропустив его вперед, и захлопнул дверь квартиры. Замок тихо щелкнул, и Хога передернуло. Этот звук был зловещим напоминанием о том, как сам Хог захлопывал двери перед всеми открывавшимися для него возможностями. Он силился вспомнить, когда это началось. Когда прекрасный ученик, а позднее - прекрасный исследователь превратился в человека, которого можно забрать среди ночи из собственного дома, послав за ним субъекта, похожего на гестаповского головореза?

Иногда Хог думал, что, если бы он понял все это раньше, для него открылся бы какой-то выход. Возможно, он принимал желаемое за действительность. Уолтерс слишком крепко держал его в руках. Конная полиция не прощала никого, кто оказывался повинным в утечке секретных сведений, даже если этот человек был гражданским служащим. И Хог даже думать не хотел, что сделает с ним Уолтерс, если проект "Контроль за умами" закроют. Он прочел достаточно шпионских романов и знал, как затягивают развязавшийся узел, каковым был он сам.

Такер подвел свой "бьюик" к поребрику на углу улиц Уэверли и Элджин. Сидевший рядом с ним Коллинз сделал последнюю затяжку и потушил сигарету: