Чтение 11–й страницы книги ~Тень воина~

- А что это, дядя Олег?

- Это Род, знак русских предков, - вздохнул ведун. - Ну, Ворон, выручал меня своей наукой, давай и юноше поможем. Сейчас я положу его в горн, а ты вытяни над знаком руку, и не убирай ее, как бы жарко ни было, и повторяй за мной, понял?

- Хорошо, дядя Олег.

- Тогда начали... - Подхватив клещами заготовку, Середин быстро положил ее на раскаленные угли. - Повторяй за мной, Одинец, это твой наговор. В любой час, в любой день...

- В любой час, в любой день... - раскрыв над поковкой руку, заговорил паренек.

- ...днем ли, ночью ли... ...днем ли, ночью ли...

- А как пойду на белый свет, на чистую улицу, во широко поле...

- ...чистую улицу, во широко поле...

- Нет мне ни встречных, ни поперечных, нет людей злых, нет недобрых. Никто "пал" не скажет, против дела моего не пойдет, не заговорит, не убедит, солью не посолит, золой не засыплет. Как Луны с неба не скинуть, ветра не остановить, дня не запретить - так бы и меня в деле не перебить, с дороги не увести, успеха не сломить. Слово мое крепко, дело мое лепко. Как хочу, так и будет. Во имя Сварога, и Даждьбога, и радуниц наших. Аминь... Всё, убирай!

- Аминь! - облегченно выкрикнул парень. И тут же смесь, в которой утонула поковка, вспыхнула сверкающим фейерверком. - Что это?

Ведун схватил железку и быстро опрокинул ее в корец. Бражка зашипела, в воздухе едко запахло аптекой.

- Что это, дядя Олег?

- Руку поверни... - Ведун достал поделку, тут же засверкавшую на свету, приложил к покрасневшему запястью Одинца: - Это символ радуниц, породителей наших. Или только твоих - они ведь у каждого рода свои, оттого и амулет заговаривать каждый сам должен. Веревочку продень и на груди, на теле носи, чтобы душа чувствовала. Это тебе на удачу, а она в походе ох как нужна! Кто носит такой оберег, на том лежит покровительство предков - они тебя, ежели что, любым путем выручить попытаются.

- А кто не носит? - спросил мальчишка, внимательно разглядывая серебряную поделку.

- Каждый сам выбирает себе покровителей. Кто-то доверяется предкам, кто-то Сварогу, кто-то Яриле, кто-то Даждьбогу, а кто и византийскому Христу. Для тебя радуницы лучшими защитниками станут, ты ведь сейчас старший в семье, а значит и в роду, отцом и матерью твоими основанном.

- А ты кому?

- Я... - Олег пожал плечами. - Я доверяюсь Ворону. Но он тебе не подойдет. Это мой учитель. И покровительство его у меня в голове.

- А что там, в голове?

- Оно самое и есть, - усмехнулся ведун. Ну, не читать же лекцию по анатомии пареньку, уверенному, как и весь нынешний мир, что душа находится в животе, а потому именно в нем происходят все мыслительные процессы. Тем более, что проку ему от этого знания - совершенно никакого.

- А когда мы в поход тронемся? - спросил Одинец, пряча амулет за пазуху.

- У меня такое ощущение... - Середин вышел из кузни и повернулся к болоту, что ныне походило на обычное крестьянское поле. - Мне кажется, что, если не завтра, то уж послезавтра наверняка.

Ведун оказался прав - новым днем, вскоре после полудня, ясно видимая через прозрачный зимний лес дорога, спускающаяся с холма, потемнела от множества людей и лошадей. Это подходили собравшиеся в Кшени охотники.

Сурава, что прежде представлялась свободным селением, широко раскинувшимся на краю бездонной вязи, внезапно оказалась тесной, до краев заполненной конями и людьми. Со всех сторон доносился гомон - кто-то обнимался с родственниками и друзьями, которых не видел много лет, кто-то, наоборот, знакомился, заводил разговор с местными парнями, девицами, интересовался, где можно найти воду и сено, где лучше устроиться на ночлег. Белоснежные улицы в считанные минуты стали коричневыми от навоза - неизменного спутника "экологически чистых" цивилизаций.

К Людмиле в дом никто на постой не явился - похоже, Захар, что распределял новоприбывших, решил не создавать толкучки в жилище руководителя готовившегося похода. Зато где-то через час после прибытия войска в избу вошли трое охотников.

- Здрав будь, воевода, - низко поклонился Буривой, одетый в стеганку, поверх которой были внахлестку, как рыбья чешуя, нашиты тонкие железные пластинки. - Привел я рать, как и обговаривали. Две с половиной сотни набралось. Семь десятков посадских вот, под рукой Кожемяки пришли, ему верят... - Мужик лет сорока с узкой длинной бородкой, которая болталась над кольчугой от каждого движения головы, словно собачий хвост, и с большущим брюхом, соответствующим примерно последнему месяцу беременности, кивнул, показывая, что речь идет о нем.

- Никита? - настороженно поинтересовался ведун.

- Не, путаешь с кем-то, - пробасил посадский сотник, - Ярополком отец нарек.

- И Олеша Княжич со своими друзьями полусотню составили...

Второй ратник выглядел от силы лет на двадцать-двадцать пять. Скуластый, гладко выбритый, что для Руси было довольно странно. Не по обычаю тут бриться, не принято. Голову многие обривают наголо, это да - но чтобы лицо... Доспех у полусотника был дорогой, явно восточной работы. Это на востоке в кольчугу любят пластины на грудь, напротив сосков, вплетать - пользы от этого в бою нет, в битве русские зерцала солнечное сплетение в первую очередь защищают. Вот покрытые тонкой серебряной чеканкой наплечники - уже другое дело. И вертикальные вставки под мышками. Остроконечный шлем с пластинчатой бармицей тоже украшала богатая гравировка, а ножны длинного меча покрывали костяные пластинки с небольшими жемчужинами в центре каждой.

- Можно просто Княжичем звать, - разрешил парень. - Я привык.

- Здрав будь, Княжич, - кивнул Олег.

- Вот... А серебро я твое всё извел, уж не обессудь, воевода, - развел руками Буривой. - Шесть коней купил, да наконечники вся Кшень три дня для нас ковала. Зато ныне ни в чем нехватки нет, готовы хоть сей же час выступать.

- Сейчас рановато будет, - покачал головой Середин. - Еще с деревень окрестных воины завтра подойти должны. Так что отдыхайте пока. А серебра ты, Буривой, не жалей. Для того и дадено было. Кто знает, может, стрела лишняя еще спасением нашим станет.

Гости степенно поклонились, двинулись к дверям. У порога Княжич оглянулся:

- Ликом ты знаком мне откуда-то, кузнец. В Рязани не встречались ли?

- Нет. Туда меня еще ни разу не заносило

- Забавно... - поджал губы воин. - А знаком, прям и не знаю, что помыслить.

- Земля круглая, - повел плечами Олег. - Может, где и сталкивались.

- Земля? - непонимающе нахмурился парень. - Это о ладье? Да, о походе нашем. Ты ведь, сказывали, кузнец. В походе мастер железный в жилу пришелся бы. Сможешь в походе работать?

- Да, мысль добрая, - согласился Середин. - Пожалуй, я инструмент свой прихвачу.

- А ладный у тебя струмент? Сделай милость, покажи.

Ведун пожал плечами:

- Коли любопытно, то пойдем, покажу...

Вдвоем они спустились к кузнице, шагнули за полог, Олег обвел стены рукой:

- Вот, смотри, коли разбираешься. Собственно, по большей части он и есть легкий, походный.

- Да, вижу, - согласился Княжич, - вижу, мастер ты умелый. Да токмо воитель из тебя какой, кузнец?

- Какой есть, - поморщился Середин.

- Какой из тебя воевода, кузнец?! - Княжич подошел к пологу, приоткрыл, выглянул наружу. - Нет, затея с походом на половцев добрая, никто и слова поперек не скажет. Да токмо кто их вести должен? Лапотник деревенский али дружинник опытный, к делу ратному привычный?

- К чему ты речи ведешь, не пойму, - нахмурился ведун.

- Не хватайся за куш, который поднять не сможешь, кузнец. Удачи не принесешь, людей погубишь. Вон, какая сила собралась! Ты хоть помыслить способен, чего такой ратью добиться можно? - Воин встал перед Олегом, глядя ему прямо в глаза: - Не упусти удачи, кузнец, не губи людей понапрасну. Отдай войско под мою руку. Мне не впервой мечом славу искать. Признай меня при всех воеводой, прими мою руку, а я тебе тройную долю супротив прочих положу.

Середин задумчиво почесал нос. В одном Княжич был прав совершенно точно: водить рати в поход Олегу пока еще не приходилось. Может, действительно не рисковать и передать бразды правления воину, явно имеющему какой-никакой, но опыт? Выглядел тот, конечно, даже моложе самого ведуна, но что из того? Александр Невский в восемнадцать лет разгромил шведов на Неве, а в двадцать - крестоносцев на Чудском озере. Иван Грозный в свои двадцать лет лично разбил втрое более сильного Дивлет-Гирея под Тулой и взял Казань, а через три года - заслужил титул покорителя ханств и отодвинул границу Руси от подмосковной Клязьмы к предгорьям Кавказа. Александра Македонского и поминать не стоит - в те годы, когда юные лейтенанты получают свои первые звездочки, он уже в могиле лежал. Может, действительно не рисковать и...

- Ладно, кузнец, - махнул рукой воин, - за старания твои пять частей супротив обычного ратника дам.

Но с другой стороны - коли Княжич так умел и хваток, почему он сам до сих пор людей на половцев не поднял? Неужели до сего дня ни разу русские пределы не тревожили? Может, не верят ему почему-то люди кшеньские? Тогда зачем их под нелюбую власть подводить?

- Неужели тебе мало, кузнец? Ты хоть представляешь, что такое пять частей? Да у половцев на каждую долю только коней по пять голов может выпасть, прочей скотины не считая. Добра у степняков почитай, что и нет, а вот девки ласковые. Персы за них серебро не считая отсыпают. На пять долей заместо старухи своей можешь голубку юную заполучить... Да ты посмотри на меня, кузнец! Я же боярин родовитый, моих предков все князья по батюшке величали. Ужели думаешь, я с дружиной своей под какого-то лапотника пойду?! Соглашайся, не то враз разверну охотников да назад уведу! Ты ведь попортишь всю задумку да голым и поротым назад вернешься!

Да, Княжич явно знал, за что собирается рисковать животом. Одна беда: по исстари заведенному на Руси обычаю любым предприятием командует не самый родовитый, не самый старший и опытный, не самый любимый - а тот, кто людей надело созывал. А уж там охотники сами смотрят: готовы с заводчиком дело иметь - или легче на печке теплой в потолок поплевать. И если ведун сам не откажется от своего положения - ничего боярский отпрыск изменить не сможет, будь он хоть семи пядей во лбу.

- Ты на кого из половцев идти-то собираешься, мил человек? - полюбопытствовал Олег.

- Ништо, в степи путей много, - отмахнулся воин. - На кого-нибудь да выведут.

- Я тебе способ подскажу, как осуществить сие можно, Княжич, - наклонился вперед Олег. - Выходишь на торг, берешь колотушку, да и бьешь в биту. А чуть опосля, как народ сберется, клич бросаешь.

- Глумишься, лапотник? - вспыхнул воин. - Ну-ну, посмотрим, кому в степи смешней придется.

Он откинул полог и бегом выскочил прочь.

- Че случилось, дядя Олег? - поинтересовался от сарая Одинец.

- А ни че, - отозвался ведун. - Ты быка нашел?

- Уговорился, дядя Олег. Токмо не знаю, каких скакунов отдавать, каких оставлять.

- Себе пару выбери, под седло и заводного. А двух других отведи.

И мальчишка радостно убежал. Облегающая спину кольчуга холодно заблестела, словно драконья кожа, кольнула в глаз неожиданно яркой искрой. Он так радовался каждой мелочи, приближающей его к званию воина, словно готовился на праздник, а не на встречу с возможной смертью. Хотя - кто думает о смерти в неполные пятнадцать лет?

Уклоняясь от столкновений с охотниками, снующими по всем дворам и проулкам, Олег направился к Захару. Над Суравой витал явственный запах пива, словно хмельной дождь залил им все крыши и землю. Кое-где уже пели грустные протяжные песни о том, как кто-то где-то сложил буйну голову, а его никак не дождутся, а может - замерз, а жена-то оказывается, красавица. Среди взрослых ратников о красотке Маре с ее чашей явно не забывали. Да только отношение к возможной кончине было какое-то романтическое, если не сказать - любовное. Прям как за ней специально и собирались.

У старшего на дворе тоже пили. Буривой, Ярополк Кожемяка и Захар чинно сидели на чурбачках возле телеги без бортов, на которой, как на столе, стояли две крынки, в емких деревянных ковшах плавала по янтарному напитку белая пена, рядом, уже полуободранные, красовались два вяленых леща. Прямо охотники на привале. Чего не хватало для полноты картины - так это газеты "Правда" под угощением, прижатой от ветра тяжелым двуручным мечом.

- Лада! - крикнул Захар, увидев гостя. - Еще ковш нам принеси!

- И меду! - добавил Буривой.

- Два слова сказать тебе можно? - кивнул ему Олег.

- Счас, мужики, перемолвимся... - поднялся тот, подошел к воротам.

- Что за парень такой, этот Олеша? - тихо поинтересовался Середин. - Он что, и вправду княжич?

- Не, князей у него точно в предках не видали, - засмеялся мужик, приглаживая бороду. - Боярских кровей, может, и нацедил ему кто из гостей владимирских. Шла молва, в Руссе он кого-то из родовитых порезал, да от виры с сотоварищи сбежал. У нас на Кшени и осел, подалее от глаз княжеских да посадниковских. У нас воля, мы лишнего не спрашиваем, был бы человек добрый.

- А он добрый?

- Кто знает? - пожал плечами Буривой. - На промысел какой-то по весне на ладье уходит, к первому льду завсегда возвертается. Может, торг какой хитрый ведет, может, еще чем промышляет - неведомо. Но прибытки у них изрядные, ныне вторую ладью в город привели. О себе ничего не сказывает, простого люда сторонится, но и ссор не затевает. Опасаются его люди, но вслух не сказывают.

- А Кожемяка каков?

- Мужик честный, не жадный. Шорники ему верят, да и кожевенники тоже. Может, и не хитер, да не обманет ни в жисть. Коли сомневаться в правоте станет - скорее свое отдаст, нежели на чужое позарится. Такому, согласись, и живот доверить не боязно, потехи ради губить не станет. Вот Княжич, мыслю, он может. Нет у него... света в душе, что ли. Темный он.

- Может, колдун?

- Молвишь тоже, - засмеялся Буривой. - Кабы он чародействовал - чего от виры бежать? Отвел бы глаза всем, и ладно.

- Больше двух, говори вслух! - потребовал от телеги Ярополк.

- Да, видать, Княжич наш ужо успел воеводе на мозоль наступить. Любопытствует, кто таков.

- Княжич наш парень хваткий, с ним сговориться стоит, - подмигнул Кожемяка. - Завсегда с прибытком. И ватага его, что ни лето, не мене, а больше становится. Хитер молодец, да не дурак. Не ведаю, где он промышляет, ан плакаться никто не приплывал, да и своих никогда не трогает. А че там за лесами, за лугами деется - нам дела нет. Ушлый ватажник, с таким не пропадешь. Садись, воевода, опробуй меда хозяйского. Ох, хмельной...

Теперь Олегу все стало ясно окончательно. Про таких ватажников, что на ушкуях своих от Англии до Персии, и от Византии до Урала отметиться успели, он слыхал. И как эти архаровцы во время монголо-татарского ига один только Сарай, столицу Золотой Орды, раз пятьдесят сжечь ухитрились, "покорителей вселенной" из собственных юрт в степь выгоняли, а их девок вместе с награбленным добром половину в Персию, а половину в Европу попродали; и как ухитрились отбить у шведов драгоценные ворота, отхваченные теми в немецких землях, и повесить их Новгороде в соборе святой Софии9; и как ходили в набеги в хмурые скандинавские фьорды, на стойбища небезызвестных викингов, и привозили назад не только собственные буйные головушки, но и чужое золото. В общем, иметь таких друзей или родичей, пожалуй, даже и почетно. Но заполучить подобную бомбу себе в подчиненные - это уже удовольствие ниже среднего. Поди угадай, когда ее вдруг "рванет".

- Скажи, Захар, - поинтересовался Середин, наблюдая, как в поднесенный ковш льется струйка меда, - а какая доля воеводе среди охотников полагается?

- Смотри, мужики, вспомнил! - развеселился Буривой. - Ну, в наших краях обычно заводчику десятину дают, за хлопоты и расходы. Как мыслишь, хорошая доля?

- Хорошая, - согласился Олег, начиная понимать, к чему именно стремился юный ушкуйник. Десятина - это не тройная доля, и даже не десять долей. Это весьма изрядная прибыль. Ну, да чего теперь говорить? Обиделся - так всем же и спокойнее будет. А от его полусотни рать сильно не оскудеет. Собственно, двухсот бойцов для успеха должно хватить. Да еще из деревень ополченцы подойдут. Пожалуй, он и не ожидал, что всё сложится настолько удачно. Ведун взял свой ковш и приглашающее поднял тост:

- За удачу!

- За удачу, - моментально откликнулись мужики, осушили ковши и принялись раздирать рыбу.

- Дядя Захар, дядя Захар, - подбежал постреленок, которого Олег вроде раньше не видел. - Зорич сказывает, еще рати подходят, встречать надобно!

"Вот и деревенские, - понял ведун. - Значит, завтра можно выступать".

* * *

Новое утро началось задолго до рассвета. Почти три сотни воинов, в полной броне и в шлемах, при оружии собрались на заснеженном поле у подножия лесистого холма, возле огромного валуна, что огибала спускающаяся дорога. Здесь, среди нескольких вековых сосен, невидимый случайным путникам из-за массивного камня, стоял Велес - в высохшей травяной шапке, с кривой ухмылкой на деревянных устах, с вытянутыми вниз от бровей глазами, придававшими лику бога устало-старческий вид.

Середин - с непокрытой головой, босой, в одних портках, поверх которых был застегнут пояс с оружием, - приостановился возле двух костров, полыхающих в рост человека, и окинул взглядом поджидающего возле идола старца в груботканой рубахе, перепоясанной простой пеньковой веревкой. Впрочем, двое мальчишек, что держали большие ношвы, были одеты и вовсе в дерюжки из соломы. Олег вздохнул и, потянув за вдетое в нос быка кольцо, Двинулся через щель меж двух очищающих от скверны огней. Быку такая дорога не понравилась, он попытался попятиться, даже мотнул головой - но боль от кольца вынудила его смириться с волей человека и следом за ведуном шагнуть через жар.

- Прошу благословения у хранителя земли нашей, у великого Велеса, воловьего бога, - остановился перед волхвом Олег. - Прошу его помощи в деле добром и честном, в походе на душегубов бессовестных, что нашу отчину кровью осквернили, что разорили дома наши, а братьев, сестер и детей наших увели на рабство и поругание в дальние края. Пусть даст нам великий Велес силу свою для отмщения за слезы, за кровь и боль детей его. Иду я в степь половецкую с мечом карающим не корысти, а чести и совести ради и в том помощи для себя и воинов своих прошу. Пусть примет могучий бог мою жертву и не оставит нас своей милостью.

- Я передам великому Велесу твои слова, воевода Олег, - кивнул старец и протянул Середину короткий широкий нож: - Приноси свою жертву, смертный.

Ведун, стараясь не выдать смущения, скрипнул зубами. Ему доводилось испытать в этом мире всякое: и тонуть, и колдовать, и рубиться с хазарами, и отбиваться от грифона, - но вот закалывать скотину не пришлось ни разу. Обычно, кстати, при жертвоприношении этим занимались волхвы - но в каждом местечке, известно, свои традиции. Как же это делается? Вену на шее искать нужно, в сердце колоть, или еще чего сотворить?

За спиной тяжело наливалось тревожное молчание, и Олег понял: делать что-то нужно сейчас, в этот самый миг, иначе будет поздно.

- Электрическая сила!

Он рванул саблю, упал на колено и с широкого замаха, снизу вверх, рубанул быка по горлу. Остро отточенная сталь вмиг прорезала толстую кожу, жилы, сухожилия, мышцы, артерии, трахею и выскочила, прорубив шею почти до самых позвонков. Тяжелый бык замер, так и не успев понять, что же с ним случилось, потом грузно рухнул набок. Голова вскинулась вверх, из артерии туго ударила струйка крови - и попала точно на губы истукана.

- Ур-ра!!! - тут же взревела собравшаяся рать, вскинув к небу мечи и замолотив ими по поднятым же щитам.

- Я вижу... - тихо сообщил волхв. - Я вижу, Велес не нуждается в моей помощи, чтобы услышать твою просьбу. Он внял твоим словам и дал нам знак, что принимает жертву. Твой меч получил благословение без моих рук.

Олег круто развернулся к охотникам и, удерживая саблю двумя руками, вскинул ее над головой, показав всем темные кровавые разводы на лезвии.

- Ур-р-ра-а-а!!! - опять заликовала толпа.

- Собрали? - тихо спросил волхв у мальчишек, что подставляли деревянные корытца под вытекающую из туши кровь. - Давайте...

Старик обошел Олега, макнул пальцы в кровь, начертал ему на груди круг, от которого отвел четыре луча:

- Во имя рода нашего, - волхв быстрыми движениями загнул концы лучей в свастику: - во имя Даждьбога-прародителя, - он продолжил загнутые концы, замыкая свастику в круг: - во имя Ярила Светозарного, - старик добавил в круг еще четыре луча, превращая вписанный в круг крест в восьмиконечный: - во имя Перуна, громовержца. Да пребудут с тобою, воевода, милость и сила четырех богов наших. Да не заблудятся ноги твои, - старик мазнул кровью ступни Олега, затем прочертил ею по рукам ведуна: - да не иссякнут силы в руках твоих, и да будут всевидящи очи твои...

Последний мазок пришелся Середину по лицу. Волхв отошел, демонстрируя воинам плоды своих стараний, и охотники снова восторженно заревели.

"Надо!" - заставил себя улыбнуться ведун, ощущая, как теплые струйки стекают с бровей в глаза.

- Тебе доверяю великие святыни, воевода Олег, - отошедший к камню волхв вернулся с двумя свертками. - Дабы в жилы твои влилась доблесть и отвага отцов наших, отдаю тебе в поход чашу Идриса, сделанную из черепа великого латинского воителя, вторгшегося во времена Руса в наши земли и нашедшего здесь свою погибель...

Судя по размеру оправленного в медь кубка, особым интеллектом великий латинский воитель не отличался. Интересно, в каких краях бедолага лишился головы, если учесть, что все здешние жители - относительно недавние переселенцы?

- Дабы все знали, чьи мечи собрались под твоей рукой, воевода, тебе передаю нашу родовую Багряную Челку, под знаком которой наши деды и прадеды одержали сотни славных побед!

Это было старое копье с темным острием довольно грубой работы. Но сразу под наконечником у него шла короткая перекладина, на которой болтались три пушистых волчьих хвоста, каким-то образом крашенных от середины к кончику в пронзительно-алый цвет.

Олег, отерев - а куда деваться? - клинок о штанину, вогнал саблю в ножны, принял у волхва знаки власти, показал их войску. Ратники снова дружно взревели, колотя мечами о щиты.

- С тобою милость богов наших, воевода Олег, - объявил старик. - С тобою сила богов, с тобою воля богов, с тобою мудрость богов. Отныне не найдется ни в русских пределах, ни в чужих землях силы, что сможет остановить тебя, что не склонится пред тобой и твоими богатырями. И да будет так до века!

Дождавшись, пока радостно-восторженные крики немного поутихнут, волхв повторил еще раз, но уже совсем тихо, только для Олега:

- Отныне милость богов не оставит тебя, воевода. А теперь ты можешь пойти и умыться, пока рати продолжат обряд...

Как понял Середин, вернувшись после бани, где он наскоро ополоснулся от крови, продолжением жертвоприношения была общая трапеза. Жертвенного быка ратники резали на кусочки, которые зажаривали у священных костров и с аппетитом поедали. Костры как раз опали, превратившись в груду жарких углей, так что дело двигалось быстро - от почти полутонной туши уже только косточки оставались. Олегу удалось оттяпать себе лишь пару ломтиков граммов по триста - и обряд был закончен. Внутренности быка никто трогать не стал - то ли они считались собственностью волхва, то ли воинам по обычаю ливер не полагался.

- По коням! - скомандовал Олег, последним прожевав полусырое мясо, и ратники, дожидавшиеся первой команды предводителя, дружно побежали к Сураве за лошадьми и заготовленным припасом.

Разумеется, кони стояли навьюченными и оседланными. Всё, что оставалось сделать - это затянуть подпруги и подняться в седло. Олег сунул костяную чашу в суму, Челку протянул Одиицу:

- Вот, держи. Будешь постоянно неподалеку держаться, дабы все видели, где воевода находится, а не искали по всей рати. И не вздумай упустить - это знак твоего рода, наследство предков. Потом по гроб жизни от позора не отмоешься.

- Не упущу, дядя Олег!

Мальчишка взметнулся в седло, вскинул Багряную Челку высоко над головой и с восторженным воплем вылетел за ворота, забыв даже попрощаться с матерью.

- Ты... Ты уж побереги его, - положив ладонь Середину на руку, попросила Людмила.

- Я... - прикусил губу ведун. - Я каждого беречь стану. Клянусь!

Он осторожно прикоснулся пальцами к ее щеке, но больше ничего говорить не стал - поднялся в седло, подобрал поводья заводных коней - Одинец своего мерина на радостях у амбара оставил - и выехал со двора.

* * *

Свежие кони шли ходко - вскочив на холм и промчавшись порядком натоптанной дорогой через лес, рать повернула налево и стала торить путь в сторону Селезней. Впрочем, тонкий, в две ладони, снежный покров для лошадей не был препятствием, и около полудня войско остановилось возле холодного и молчаливого селения.

Олег спешился, спустился на реку, раскидал ладонью снег. Лед открылся ровный и гладкий, с легким голубоватым оттенком. Солнечный луч, ворвавшийся в темный подводный мир, высветлил стоящую возле еле колышущихся нитей тины мелкую рыбешку, а заодно позволил прикинуть толщину холодного панциря - сантиметров десять, не меньше.

- Выдержит! - облегченно выпрямился ведун. - Захар! Вперед два дозора пусти, по пять ратников. Твои люди здешние места лучше знают. Пусть только промеж собой ближе полуста саженей не сходятся, да веревки наготове имеют. Да на торный путь, что на берегу, по которому степняки пришли, внимательней приглядывают.

По уму следовало бы пустить по дозору еще справа и слева от рати, но в лесу снег среди кустов и валежника наметается быстро. Двигаться там на рысях невозможно, а вот ноги лошадям переломать - запросто.

- Путята, Миша, Малюта, Оскол, Намест, вперед давайте, - тут же начал распоряжаться старший. - Юрята, ты с сыновьями за ними.

Олег проводил взглядом помчавшихся на разведку воинов, неспешно вернулся к коню, давая передовому отряду оторваться примерно на километр, потом махнул рукой, и конная лава, растекаясь от берега до берега, хлынула на лед.

Поначалу ведун прислушивался к реке - не хрустнет ли лед, не откроются ли трещины али промоины? Но река звенела под копытами, словно камень, и Середин постепенно успокоился: схватился Олым, нечего бояться. Течение тут не сильное, промоин быть не должно.

По обе стороны к самой воде подступал темный густой лес, и отсюда, с реки, трудно было представить, что где-то там, в чаще, причем недалеко от русла, тянется достаточно широкий тракт, чтобы по нему прошла не только конница, но и тяжелый обоз с захваченной добычей.

- Дневать не собираешься, воевода? - подъехал ближе Кожемяка, конь которого статью соответствовал хозяину - низкий, широкий как кровать, и с большим брюхом.

- Рано оголодали, - покачал головой Олег. - Столько дома на печи отъедались - несколько дней и без обеда можно пожить. Глядишь, на пару дней раньше к кочевью придем. А кому невмоготу, может мяса вяленого или пирогов в седле пожевать, для этого останавливаться не нужно.

- Однако же строг ты, воевода, - недовольно хмыкнул толстяк.

- Место у меня такое, - пожал плечами ведун. - Вот вернемся - сразу добрым стану.

- А Княжич сказывает, он за это время ратников ужо раза два бы покормил.

- Так пусть кормит, - усмехнувшись, разрешил Середин. - Но в седле. Привык там, на ладье, и поспать, и поесть, а дорога сама движется... Постой! - внезапно дошло до него. - А разве он с нами пошел?

- А как же? - в свою очередь удивился Кожемяка. - Он, как про затею услышал, первым отозвался, да и прочих слободских завел. Лихой парень.

- Только голодный сильно, - тихо ответил Олег. Всё произошло именно так, как он и ожидал - не успел барчук влиться в общие ряды, как тут же начались претензии. А с другой стороны... С другой стороны - полсотни лишних мечей. Причем мужей серьезных, опытных, к ратному делу привычных. Пусть идут, много не мало - пригодятся.

Середин дал команду на привал только в сумерках. Удобного места не искал - река большая, на всех хватит. Ратники привычно разделились на тех, кто добывает дрова, и тех, кто расседлывает лошадей. Не прошло и двадцати минут, как на берегу заполыхали два десятка костров, лед оказался усеян множеством куч из дорожных вещей, войлочными потниками и даже коврами, что дружинники клали под себя на снег, а табун из скакунов был отведен на полверсты в сторону и оставлен под присмотром десятка кшеньских охотников. Рискованно, конечно, лишать войско коней на несколько часов, да никуда не денешься: спать среди навозных куч, да еще с риском получить впотьмах копытом по голове - удовольствие ниже среднего.

Олега и Одинца взял к себе на кошт Захар. Разумеется, на равных условиях - все припасы складываются в одну копилку, из которой и варится общая каша на каждом привале. К тому времени, когда темнота окончательно опустилась на Олым, соратники уже сидели возле густого варева, щедро сдобренного салом и мясными лохмотьями. Когда котел опустел, в нем же растопили снег, вскипятили, развели мед и, напившись сыта, завернулись кто в шкуры, кто в попоны, а кто, не боясь в меховых штанах и налатнике никакого мороза, просто завалился в наметенный под берегом сугроб.

До паленого дуба рать дошла утром третьего дня. Олег повернул налево, выбираясь на пологий откос, проехал под раскидистыми ветвями и увидел впереди широкие поля - до ближайшего лесочка, что виднелся справа на взгорке, было никак не меньше десяти километров.

- Здравствуй степь, - тихо кивнул ведун и громко приказал: - Кожемяка, ныне твоя очередь дозоры выпускать! Пусти пять человек влево на две версты вперед и в сторону, вправо пять человек и вперед еще дозор.