понравилось. Только досадно было, что д'Эвре все играет в свои дурацкие
шахматы. Но, видно, дело шло к концу - все прочие соперники Маклафлина уже
капитулировали, и француз был явно обречен. Однако это, похоже, его не
печалило, он частенько поглядывал на Варю, беззаботно улыбался и мелодично
насвистывал модную шансонетку.
Соболев встал рядом, взглянул на доску, рассеянно подхватил припев:
- Фолишон-фолишонет... Сдавайтесь, д'Эвре, это же чистое Ватерлоо.
- Гвардия умирает, но не сдается. - Француз дернул себя за узкую
острую бородку и сделал ход, от которого ирландец нахмурился и засопел.
Варя вышла наружу полюбоваться закатом и насладиться прохладой, а
когда снова вернулась в шатер, шахматы были уже убраны, и разговор шел не
более и не менее, как о взаимоотношениях человека с Богом.
- Здесь не может быть никакого взаимоуважения, - горячо говорил
Маклафлин, очевидно отвечая на реплику д'Эвре. - Отношения человека со
Всевышним построены на заведомом признании неравенства. Не приходит же в
голову детям претендовать на равенство с родителями! Ребенок безоговорочно
признает превосходство родителя, свою зависимость от него, чувствует к
нему благоговение и потому послушен - для своего же блага.
- Позволю себе воспользоваться вашей же метафорой, - улыбнулся
француз, затянувшись из турецкого чубука. - Все это справедливо лишь для
маленьких детей. Когда же ребенок подрастает, он неминуемо ставит под
сомнение авторитет родителя, хотя тот все равно еще неизмеримо мудрее и
могущественнее. Это естественно, здорово, без этого человек навсегда
останется малюткой. Тот же период сейчас переживает и подросшее
человечество. Потом, когда человечество повзрослеет еще больше, между ним
и Богом непременно установятся новые отношения, основанные на равенстве и
взаимоуважении. А когда-нибудь дитя повзрослеет настолько, что родитель
ему станет и вовсе не нужен.
- Браво, д'Эвре, вы говорите так же гладко, как пишете, - воскликнул
Петя. - Да только все дело в том, что никакого Бога нет, а есть материя и
еще элементарные принципы порядочности. Вам же советую из вашей концепции
сделать фельетон для "Ревю паризьен" - отличная тема.
- Чтобы написать хороший фельетон, тема не нужна, - заявил француз. -
Надо просто уметь хорошо писать.
- Ну уж тут вы загнули, - возмутился Маклафлин.
- Без темы даже у такого словесного эквилибриста, как вы, ничего
путного не выйдет.
- Назовите любой предмет, хоть бы даже самый тривиальный, и я напишу
про него статью, которую моя газета с удовольствием напечатает, - протянул
руку д'Эвре. - Пари? Мое испанское седло против вашего цейсовского бинокля.
Все необычайно оживились.
- Ставлю двести рублей на д'Эвре! - объявил Соболев.
- На любую тему? - медленно повторил ирландец.
- Так-таки на любую?
- Абсолютно. Хоть вон про ту муху, что сидит на усе у полковника
Лукана.
Румын поспешно отряхнул усы и сказал:
- Ставлю триста за мсье Маклафлина. Но какой взять предмет?
- Да вот хотя бы ваши старые сапоги. - Маклафлин ткнул пальцем на
запыленные юфтевые сапоги француза. - Попробуйте-ка написать про них так,
чтобы парижская публика читала и восторгалась.
Соболев вскинул ладони:
- Пока не ударили по рукам, я пас. Старые сапоги - это уж чересчур.
В результате на ирландца поставили тысячу, а желающих поставить на
француза не отыскалось. Варе стало жаль бедного д'Эвре, но денег ни у нее,
ни у Пети не было. Подойдя к Фандорину, все листавшему страницы с
турецкими каракулями, она сердито прошептала:
- Ну что же вы! Поставьте на него. Что вам стоит! Наверняка ведь
получили от своего сатрапа какие-нибудь серебреники. Я вам потом отдам.
Эраст Петрович поморщился и скучным голосом сказал:
- Сто рублей на м-мсье д'Эвре. - И снова углубился в чтение.
- Итого, десять к одному, - резюмировал Лукан. - Господа, выигрыш
небольшой, но верный.
В этот миг в шатер стремительно вошел Варин знакомец - капитан
Перепелкин. Его было не узнать: мундир с иголочки, сапоги сияют, на глазу
импозантная черная повязка (видно, синяк еще не прошел), голова обвязана
белым бинтом.
- Ваше превосходительство, господа, я только что от барона Криденера!
- солидно объявил капитан. - Имею важное сообщение для прессы. Можете
записать - генерального штаба капитан Перепелкин, оперативный отдел.
Пе-ре-пел-кин. Никополь взят штурмом! Мы захватили в плен двух пашей и
шесть тысяч солдат! Наши потери - сущий пустяк. Победа, господа!
- Черт! Опять без меня! - простонал Соболев и бросился вон, даже не
попрощавшись.
Капитан проводил генерала несколько растерянным взглядом, но вестника
уже со всех сторон обступили журналисты. Перепелкин с видимым
удовольствием стал отвечать на их вопросы, щеголяя знанием французского,
английского и немецкого.
Варю удивило поведение Эраста Петровича.
Он бросил книгу на стол, решительно растолкал корреспондентов и
негромко спросил:
- П-позвольте, капитан, вы не ошиблись? Ведь Криденер получил приказ
занять Плевну. Никополь в совершенно п-противоположном направлении.
Было в его голосе что-то такое, отчего капитан насторожился и на
журналистов обращать внимание перестал.
- Вовсе нет, милостивый государь. Я лично принял телеграмму из штаба
верховного, присутствовал при расшифровке и сам отнес ее господину барону.
Отлично помню текст: "Начальнику Западного отряда генерал-
лейтенанту барону Криденеру. Приказываю занять Никополь и укрепиться там
силами не менее дивизии. Николай".
Фандорин побледнел.
- Никополь? - еще тише спросил он. - А что Плевна?
Капитан пожал плечами:
- Понятия не имею.
У входа раздался стук шагов и звон оружия. Полог резко распахнулся, и
в шатер заглянул подполковник Казанзаки, век бы его не видеть. За спиной
подполковника блестели штыки конвоя. Жандарм на миг задержал взгляд на
Фандорине, посмотрел сквозь Варю, а Пете радостно улыбнулся.
- Ага, вот он, голубчик! Так я и думал. Вольноопределяющийся Яблоков,
вы арестованы. Взять его, - приказал он, обернувшись к конвойным. В клуб
проворно вошли двое в синих мундирах и подхватили парализованного ужасом
Петю под локти.
- Да вы сумасшедший! - крикнула Варя. - Немедленно оставьте его в
покое!
Казанзаки не удостоил ее ответом. Он щелкнул пальцами, и
арестованного быстро выволокли наружу, а подполковник задержался,
поглядывая вокруг с неопределенной улыбкой.
- Эраст Петрович, что же это! - звенящим голосом воззвала Варя к
Фандорину. - Скажите же ему!
- Основание? - хмуро спросил Фандорин, глядя жандарму в воротник.
- В шифровке, составленной Яблоновым, заменено одно слово. Вместо
Плевны - Никополь, только и всего. А между тем три часа назад авангард
Осман-паши занял пустую Плевну и навис над нашим флангом. Так-то, господин
наблюдатель.
- Вот и ваше чудо, Маклафлин, которое может спасти Тугцию, - донесся
до Вари голос д'Эвре, говорившего по-русски довольно чисто, но с
очаровательным грассированием.
- Не чудо, мсье корреспондент, а самая обычная измена, - усмехнулся
подполковник, но смотрел при этом
на Фандорина. - Просто не представляю, господин волонтер, как вы станете
объясняться с его высокопревосходительством.
- Много б-болтаете, подполковник. - Взгляд Эраста Петровича опустился
еще ниже, к верхней пуговице жандармского мундира. - Честолюбие не
д-должно быть во вред делу.
- Что-с?! - Смуглое лицо Казанзаки задергалось мелким тиком. - Мораль
читать? Вы - мне? Однако! Я ведь о вас, господин вундеркинд, успел
кое-какие справочки навести. По роду службы-с. Физиогномия у вас
получается не больно нравственная. Шустры не по летам-с. Кажется, выгодно
жениться изволили, а? Причем с двойной выгодой - и жирное приданое
приобрели, и свободу соблюли. Тонко сработано! Поздрав...
Он не договорил, потому что Эраст Петрович очень ловко, как кот
лапой, смазал ему ладонью по пухлым губам. Варя ахнула, а кто-то из
офицеров схватил Фандорина за руку, но тут же отпустил, потому что никаких
признаков буйства ударивший не проявлял.
- Стреляться, - буднично произнес Эраст Петрович и теперь уже глядел
подполковнику прямо в глаза. - Сразу, прямо сейчас, пока командование не
вмешалось.
Казанзаки был багров. Черные, как сливы, глаза налились кровью. После
паузы, сглотнув, сказал:
- Приказом его императорского величества дуэли на период войны
строжайше запрещены. И вы, Фандорин, отлично это знаете.
Подполковник вышел, за ним порывисто качнулся полотняный полог. Варя
спросила:
- Эраст Петрович, что же делать?
Шилова Юлия
Максимов Альберт
Маркелов Олег
Шилова Юлия
Мороз Александра
Белогорский Евгений