улыбку.
помещик и сосед. Садитесь, матушка, прокачу, что ж вам утруждаться. И
собакуса давайте прихватим, а то Марья Афанасьевна, поди, без него скучает.
Глядит с высокого крыльца, не видно ль милого гонца.
говоруном.
Строчки льются из меня сами собой, по всякому поводу и вовсе без повода.
Только вот в стихотворения не складываются, а то был бы славен не меньше
Некрасова с Надсоном.
атрибутами великолепия, каким оно рисовалось минувшему столетию, -
дорической колоннадой, недовольными львами на постаментах и даже медными
грос-егерсдорфскими единорогами по краям лестницы.
уехал. Ничего не сказал, головой вот этак покачал и уехал.
x x x
увидела широкую кровать, тучную старуху в чепце, полулежавшую-полусидевшую
на груде пышных подушек, и еще каких-то людей, рассматривать которых прямо
сразу, с порога, было неудобно, да и темновато - пусть сначала глаза
привыкнут.
дряблые полные руки. - Вот он где, брыластенький мой. Спасибо, батюшка, что
доставил. (Это Краснову.) Кто это с вами? Монашка? Не вижу, подойди! (Это
уже Пелагии.)
скорейшего выздоровления от владыки. С тем и послал меня, инокиню Пелагию.
Сам отчего не пожаловал? Ишь, черницу прислал, отделался. Вычеркну к лешему
из духовной все, что церкви отписано.
встречая ни малейшего противодействия.
лапами широкогрудый курносый кобель с обиженно наморщенным крутым лбом.
кровиночка твоя. Ну, дай и тебя приласкаю.
за ухом.
спальне.
Он - Петр Георгиевич, она - Наина Георгиевна, оба Телиановы, по отцу. Им,
надо полагать, и главная выгода от завещания.
ноги на ногу брюнет подсыпает бедным псам яд. Не получилось. Про девушку,
писаную красавицу - высокую, горделивую, с капризно приспущенными уголками
рта - плохого думать тоже не хотелось.
лицом, которому удивительно не шли пенсне и короткая русая бородка. Кто
таков - непонятно.
Татищевой послание.
очки, и манеру держаться - поправилась:
изображать. Матушка тоже кушать пожалуйте. Таня, ты ей комнату отведи - ту,
угловую, в которой давеча Спасенный этот ночевал. И очень складно выйдет. Он
Спасенный, а она спасенная, потому что Христова невеста. Если Владимир
Львович приедет, как грозился. Спасенного этого во флигель отселить. Ну его,
противный.
x x x
выходившей окном в сад, словоохотливая Таня рассказывала про то, кто такой
Спасенный, что останавливался здесь прежде. Пелагия про Спасенного знала (да
и как ей было про него не знать, если на архиерейском подворье в последние
недели только и разговоров было, что о синодальном инспекторе и его
присных), но слушала внимательно. Правда, Таня почти сразу перешла на
бубенцовского черкеса - какой он страшный, а все ж таки тоже человек, и ему
ласкового слова хочется.
посмотрел на меня своими черными глазами и вдруг как обхватит вот тут. Я аж
обмерла вся, а он... - рассказывала Таня полушепотом, недовзбив подушку, да
вдруг спохватилась. - Ой, матушка, что это я! Вам про такое слушать нельзя,
вы инокиня.
щеткой рясу, чтоб отчистить дорожную пыль. Немножко постояла у окна, глядя в
сад. Был он чудо как хорош, хоть и запущен. А может, оттого и хорош, что
запущен?
прерывающийся от сильного чувства:
невозможно! Я заставлю тебя уехать!
жизни, однако все же достаточно, чтобы сразу определить - это был голос
человека безумно влюбленного.
первый. - И посмотрим еще, уеду ли.
высунулась.
Девушка стояла как раз на ребре, видная со спины, и то лишь до половины. По
розовому платью Пелагия сразу поняла, что это Наина Георгиевна. Жалко
только, мужчину из-за угла было не видно.
x x x
лестницей в сад, за деревьями которого угадывался простор Реки, проносившей
свои воды мимо высокого дроздовского берега.
но трапеза и последовавшее за ней чаепитие длились долго, так что понемногу
все прояснилось.
Сергеевича Поджио и соседапомещика Кирилла Нифонтовича Краснова, за столом
сидели давешний мужчина в русской рубашке (тот самый, с некрасивой, но
располагающей внешностью), еще один бородач с мужицким лицом, но в твидовом
костюме и пожухлая особа женского пола в нелепой шляпке с украшением в виде
райских яблочек.
Бородач в твиде - Донатом Абрамовичем Сытниковым, известным богачом из
исконных заволжских староверов, не так давно купившим неподалеку дачу. Про
пожухлую особу, напротив, выяснилось, что она не то что не заволжская, но
даже вовсе не русская, и зовут ее мисс Ригли. Какова ее роль в Дроздовке,
понять было трудно, но, вероятнее всего, мисс Ригли принадлежала к
распространенному сословию француженок, англичанок и немок, которые
вырастили своих русских подопечных, выучили их, чему умели, да так и
прижились под хозяйским кровом, потому что без них жизнь семьи представить
стало уже невозможно.
опираясь на Танино плечо. Видно, от архиереева письма генеральше полегчало,
хоть настроение ее отнюдь не улучшилось. Преосвященный всегда говорил, что
иного больного нужно не лекарствами пичкать, а хорошенько разозлить. Надо
думать, именно эту методу в данном случае он и применил.
костями, а второго - с гусиной печенкой. Раздался хруст, чавканье, и два
зада, большой и маленький, ритмично закачали белыми обрубками хвостов.