не слушать прогнозов синоптиков. Погода, которая там, -- это то, сквозь что
тебе придется лететь, а этого ты никогда не узнаешь, пока не попадешь на
место,
двенадцать миль, в районе Джексона ясно, видимость -- двадцать, над
Виксбургом ясно, видимость -- двадцать. Вблизи Далласа ясно, видимость --
пятнадцать, если это интересует. По прогнозам, во второй половине дня
ожидаются отдельные кучевые облака, в отдельных районах возможны ливни и
грозы.
ожидаю ответа, хрустя картофельными чипсами и запивая их бутылкой
"Пепси-колы".
ветер незначительный, переменного направления, к десяти утра, когда Вы
будете в районе Джексона -- Виксбурга, он перейдет в западный. На уровне
пяти тысяч футов скорость ветра пятнадцать узлов, направление три три ноль
градусов по всему курсу. День, похоже, будет хороший.
черной кнопкой и табличкой с инструкцией, биплан уже в воздухе над Джорджией
и держит курс на запад. Теперь воздух уже не ледяной, а приятно прохладный.
Даже если бы диспетчерская мне ничего не сообщила, лететь все равно приятно.
На высоте -- западный ветер, для нас это ветер встречный, и без него мы
вполне можем обойтись.
всегда иметь под рукой запасную посадочную площадку. Время от времени
получается лететь не так уж низко, поскольку площадки разбросаны вокруг, то
тут, то там они вторгаются в царство соснового леса, который покрывает землю
до самого горизонта. Вот дорога прорубается сквозь лес параллельно моим
железнодорожным путям, вот маленькое озеро и рядом -- пастбище, а затем
снова сосны, всюду, куда ни глянешь. Они старые, темно-зеленые, но среди них
время от времени попадается свежая молодая зелень лиственных деревьев, что
уже с утра тянут свои листочки к солнцу, глядя на него с живым интересом.
Столько деревьев, так много деревьев!
формы двор. Тень биплана пробегает по дымоходу, громкий звук двигателя,
должно быть, непривычен обитателям. Однако ни одна дверь не отворилась,
вообще никаких признаков движения. Вот он уже проплыл под нами и затерялся
где-то позади.
Каким событиям они были свидетелями? Какие видели радости и неудачи? Там --
целый жизненный мир: печали и радости, приобретения и потери, яркие эпизоды,
происходящие день за днем в лучах солнца, которое встает из-за одних и тех
же сосен на востоке и садится все за те же сосны на западе. Целый мир важных
событий, происходящих с реальными людьми. Может быть, завтра вечером в
Мэрисвилле дают бал и в доме кипит глажка пышных нарядов. А может быть, там
принимается решение оставить дом и перебраться в место получше -- в Огасту
или Клермонт. Может быть, может быть, может быть... Возможно, в доме вообще
никого нет, и от дома осталось лишь его тело, его плоть. Но что бы там ни
было, какова бы ни была его история, тени биплана понадобилось всего
полсекунды, чтобы пробежать по его крыше и оставить позади его тающие на
глазах очертания.
милях от Огасты и сколько еще осталось до Эбурна? Какая у нас скорость
относительно земли? Куда мы прибудем в следующую контрольную точку? Что за
следующая контрольная точка? Я вообще-то знаю, где у нас следующая
контрольная точка?
вопросы. Сейчас же, в биплане, они не имеют никакого значения. Задача поиска
конечного пункта была решена еще до взлета -- до Эбурна лететь три часа, а у
меня запас топлива --на пять. Я следую вдоль железной дороги. Навигационные
вопросы на этом исчерпаны. В былые времена, там, в будущем, это была
огромная важная игра -- рассчитать временные интервалы, скорости и
определить с точностью до секунды, когда колеса коснутся земли в пункте
назначения. Но то был другой тип самолета, другой мир, где ответы значили
многое. Стоит не уложиться в контрольное время -- и придется извещать об
этом массу других самолетов. Топливо было критическим ресурсом, его расход
измерялся галлонами в минуту, поэтому приходилось тщательно следить за
встречным ветром и скоростью относительно земли. Чересчур сильный встречный
ветер означал, что топлива не хватит, чтобы добраться до конечного пункта, а
значит, вскоре придется приземляться и дозаправляться. Критична, каждая
мелочь критична.
полчаса позже или на час позже, и в топливном баке у меня останется еще
целый час полета. Я не спешу, потому что тот, кто летает на старом
тихоходном биплане, не может позволить себе торопиться. Ну и что, если я не
долечу до пункта назначения? Приземлюсь раньше, в другом пункте, а над тем,
изначальным, пролечу на следующем перелете к очередной, еще более далекой
цели. В 1929 году, без радиоаппаратуры и навигационных приборов, без службы,
ожидающей с нетерпением моего прибытия, я -- сам себе хозяин. Увидел ровное
пастбище -- могу приземлиться и, никуда не спеша, побыть там, а может, даже
предложить десятиминутный полет в обмен на какой-нибудь деликатес домашнего
приготовления.
на западе; мне нужно лишь следовать заходящему солнцу, даже на карту
смотреть не обязательно, и рано или поздно я обязательно доберусь до
противоположного побережья Соединенных Штатов. В любом мало-мальски
населенном городке есть аэропорт и бензоколонка. Так что, когда топливо
подходит к концу, поднимись повыше, найди городок, сядь, наполни бак -- и
снова на запад.
тянет за собой по песчаной земле, по увенчанным стрелами флюгеров крышам
тень, тянет со скоростью девяносто миль в час. Все вокруг движется, есть за
чем понаблюдать, мы пьем воздушную реку, нарезаем ее расчалками крыльев на
длинные ленточки. И все же несколько необычно прикасаться к мечте, которую
столь долго лелеяли люди.
свыкнемся и примем его реальность как должное. Наслаждаются ли чайки
полетом? Или ястребы? Наверное, нет. Возможно, они бы хотели ощутить, что
значит твердо вышагивать по земле, не подвергаясь действию каждого порыва
неспокойного воздуха. Я бы с удовольствием сказал: "Ястреб, давай
поменяемся", -- но мне бы хотелось добавить к этой сделке еще кое-какие
пункты. И чем больше я об этом думаю, тем больше пунктов нужно добавить,
пока, наконец, я не понимаю, что хочу остаться собой плюс еще только
возможность летать. А это как раз то, что я имею на данный момент. Так что я
оставляю себе свою жизнь и свой неуклюжий шумный способ перемещаться в
воздухе. Ведь, поработав, поголодав, чем-то пожертвовав в пользу возможности
такого полета, я теперь могу сполна им насладиться. Подарите мне способность
летать безо всяких усилий, и мне вскоре наскучит, я стану искать что-нибудь
иное, то, что бросает вызов.
несчастный, прикованный к земле человек многие годы искал, мечтал, трудился,
пока наконец не обнаружил решение. Попробуем крылья наподобие птичьих,
попробуем парус, как у яхты, попробуем использовать реактивное пламя
пороховых ракет. Пробы, пробы, пробы. Воздушные змеи, ткань, перья, дерево,
паровые двигатели, силки, накинутые на птиц, бамбуковые рамы. Затем
бамбуковый каркас, натянутая на него ткань и рама, за которую должен
держаться пилот-человек. Если построить большую гору, забраться наверх,
расправить там свои бамбуковые крылья, а потом побежать по склону вниз,
навстречу ветру... и вот оно! Человек наконец полетел. Месяц за месяцем
продолжались полеты с вершин гор, но надо бы, чтобы полет продолжался
дольше, мне бы хотелось более полно вкусить эту редкую сладость. Весла,
затем педали, замкнутые в кольцо беговые дорожки-ленты, ручные приводы,
гребные колеса, машущие крылья и маленький, собранный в домашних условиях
бензиновый двигатель. Если мы возьмем двигатель, прицепим к нему звездочки,
а к ним --цепной передачей два пропеллера, и все это уместим на крыльях,
может быть, тогда пилот сможет на нижнем крыле... Сделан еще один шаг,
положено новое начало. Начало, которое послужит фундаментом для нового
направления в деятельности всего человечества.
новое, чем можно заняться. Радостно чувствовать, что управляешь большой
металлической птицей, интересно глядеть вниз на маленькие дома, озера и
муравьишек, что ползут по дороге. Со временем для тех, кто прошел сквозь
массу всяких устаревших в наши дни испытаний и получил удостоверение пилота,
радость управлять птицей постепенно превращается в радость быть птицей,
ясными глазами взирающей вниз, крылья которой на земле -- лишь" дерево и
ткань или листовой алюминий, но в полете они настолько живые, что можно
ощутить, как ветер треплет их перья.
видимого снизу, с близкого расстояния, он становится необычным, полным
далекой перспективы, видимым сверху. Интересно, что почувствуешь, если
упасть с такой высоты и пролететь ее всю сверху донизу? Может, это будет и
Корнев Павел
Контровский Владимир
Лондон Джек
Никитин Юрий
Круз Андрей
Корнев Павел