Чтение 11–й страницы книги ~Капитан Сорви-голова~

Взгляд капитана Молокососов тотчас же устремился к двум койкам, стоявшим
рядом в центре палатки. На одной из них лежал герцог Ричмондский, на другой
- его сын.

Герцог, казалось, умирал. Из его груди вырывалось тяжелое дыхание;
бледный, как полотно, он сжимал руку с отчаянием глядевшего на него сына.

Сорви-голова, быстро подойдя к ним, снял шапку и сказал молодому
человеку:

- Простите, я запоздал. Я прямо с дежурства. Как себя чувствуете?

- Неплохо... Вернее, лучше... Благодарю. Но мой бедный отец... Взгляните!

- Доктор сейчас придет. Он обещал мне заняться вашим отцом в первую
очередь. Я уверен, он извлечет пулю.

- Благодарю вас за участие! Вы благородный и честный противник. От всего
сердца благодарю вас! - сказал молодой шотландец.

- Ба! Есть о чем говорить! На моем месте вы, наверное, поступили бы так
же.

- Судя по вашему произношению, вы - француз?

- Угадали.

- В таком случае, мне особенно дорого ваше дружеское расположение. Вы
даже не представляете себе, как мы с отцом любим французов! Однажды вся наша
семья: отец, сестра и я, очутились в страшном, прямо-таки отчаянном
положении. И французы вырвали нас буквально из объятий смерти. - А вот и
доктор! - воскликнул Сорви-голова, тронутый доверием, оказанным ему его
вчерашним противником.

Они оглянулись на вошедшего. Это был человек лет сорока, высокий,
сильный, ловкий в движениях, с чуть обозначившейся лысиной, со спокойным и
решительным взглядом; плотно сжатые губы его оттенялись белокурыми усами. За
спиной у него висел карабин, а на поясном ремне - туго набитый патронташ.
Всем своим видом он походил скорее на партизанского главаря, чем на врача.
Ни галунов, ни нашивок, ни каких бы то ни было других знаков отличия.

Голландец из Дортрехта*, ученый-энциклопедист и замечательный хирург,
доктор Тромп после первых же выстрелов в Южной Африке прибыл в Оранжевую
республику и вступил добровольцем в армию буров. Он мужественно сражался в
ее рядах вместе со своими собратьями- бурами, а в случае необходимости
превращался во врача. Добрый, человеколюбивый, самоотверженный, он страдал
только одним недостатком - был неисправимым болтуном. Впрочем, недостаток ли
это? Он, действительно, по каждому поводу мог разразиться целым потоком
слов, но мысли его были настолько интересны, что все его охотно слушали.

Доктор достал из подвешенного под патронташем холщового мешка свои
медицинские инструменты, быстро разложил их на походном столике и сразу же
потерял свой воинственный вид. Со всех сторон к нему неслись теплые слова
привета; вокруг него хлопотали санитарки. Одна принесла ему воды, в которую
он погрузил губку, другая зажгла большую спиртовку. Добродушный доктор
улыбался направо и налево, благодарил, отвечал на приветствия, мыл руки и
приговаривал:

- Раствор сулемы! Превосходное антисептическое средство!.. Я к вашим
услугам, Сорви-голова... Так. Отлично. Теперь оботрем губкой лицо.

Прокалив затем на спиртовке свои инструменты, он направился к полковнику.

Раненые, лежавшие поближе, заворчали.

- Терпение, друзья! Позвольте мне прежде сделать операцию этому
джентльмену. Кажется, он при смерти...

У превосходного врача была своеобразная манера преподносить больным
горькие истины.

С помощью Жана Грандье и Фанфана он усадил раненого на кровати, поднял
его рубашку и, обнажив торс, воскликнул:

- Великолепная рана, милорд! Можно подумать, что я сам нанес ее вам,
чтобы мне легче было ее залечить. Нет, вы только взгляните! Третье правое
ребро точно резцом проточено. Ни перелома, ни осколка! Одно только маленькое
отверстие диаметром в пулю. Затем пуля прошла по прямой через легкое и
должна была выйти с другой стороны. Нет?.. Куда же она, в таком случае,
девалась? Странная история... Ба! Да она застряла в середи-не лопатки Сейчас
я извлеку ее... Потерпите, милорд. Это не больнее, чем когда вырывают зуб.
Раз... два... Готово!

Глухой хрип вырвался из уст раненого; конвульсивным движением он до боли
сжал руку сына.

Из раны брызнула сильная струя крови, и одновременно раздался тихий
свистящий вздох.

- Чудесно, - продолжал хирург, - легкое освободилось... Дышите,
полковник, не стесняйтесь!

Офицер глубоко вздохнул, в его глазах появилась жизнь, щеки слегка
порозовели.

- Ну как, легче теперь, а?

- О да! Гораздо легче.

- Я так и знал!.. Ну, что вы теперь скажете, Сорвиголова? А? Терпение!
Немного терпения, ребята...

Он говорил без умолку то по-английски, то по-голландски, то
по-французски, но делал при этом все же гораздо больше, чем говорил.
Обратившись к шотландцу, он произнес:

- Через три недели вы будете на ногах, милорд. Видите ли, эта
маузеровская пуля - прелестный снарядец и притом же чистенький, как
голландская кухарка. Благодаря своей огромной скорости - шестьсот сорок
метров в секунду! - он, как иголка, проходит через живую ткань, не разрывая
ее. Ничего общего с этим дурацким осколочным снарядом, который все рвет и
ломает на своем пути. Нет, решительно, маузеровская пуля очень деликатная
штука... словом, a gentlemanly bullet*.

И неумолчный говорун, ни на секунду не прерывая потока слов, вставил в
отверстия, пробуравленные пулей при ее входе и выходе, большие тампоны
гигроскопической ваты, пропитанной раствором сулемы, затем наложил на них
обеззараживающие компрессы и закончил очередную перевязку словами:

- Вот и все! Диета? Супы, молоко, сырые яйца, немного сода-виски... А
через восемь дней - ростбиф, сколько душа запросит. Благодаря вашей крепкой
конституции у вас даже не повысится температура.

И, не дожидаясь благодарности, этот чудак крикнул: "Следующий!" - и
перешел к другому больному.

- А вы, Сорви-голова и Фанфан, за мной! Молодой лейтенант, изумленный
этим потоком слов, но еще более восхищенный счастливым исходом дела, нежно
обнял отца. А доктор и его случайные помощники продолжали обход.

На каждом шагу им приходилось сталкиваться с необычайно тяжелыми на вид
ранениями. Современная баллистика* словно глумилась над современной
хирургией.

Четыре дня назад один ирландский солдат во время стычки на аванпостах был
поражен пулей, попавшей ему в самое темя. Пуля пронзила мозг, н"бо, язык и
вышла через щеку. Положение раненого считалось безнадежным.

В той же стычке другой ирландец был ранен в левую сторону головы. Пуля
прошла через мозг и также вышла с противоположной стороны*.

- Ну, что вы на это скажете, молодые люди? - с гордостью воскликнул
доктор. - В былые времена, при старинном оружии, головы этих молодцов
разлетелись бы, как тыквы. А деликатная, гуманная маузеровская пулька сумела
нежно проскочить сквозь кости и мозговую ткань, причинив моим раненым только
одну неприятность: временно лишив их способности нести боевую службу.

- Сногсшибательно! - воскликнул Фанфан, не веря своим ушам.

- Изумительно, - согласился Сорви-голова.

- Через две недели они будут здоровы, как мы с вами! - торжествовал
доктор.

- И даже без осложнений? - спросил Сорви-голова,

- Даже без мигрени! - ответил доктор. - Я, впрочем, опасаюсь, как бы один
из них не стал страдать страбизмом.

- То-есть, попросту говоря, не окосел?

- Да, да, вот именно - не окосел. Именно так.

- Но какой же тогда смысл воевать, если мертвые воскресают, а убитые,
восстав, получают возможность биться с новой силой? - изумился Жан.

- Напротив, раз уж наша идиотская и звериная цивилизация не в силах
избавиться от такого бича, как война, надо, по крайней мере, сделать это
бедствие как можно менее убийственным. В чем, в конце концов, цель войны? На
мой взгляд - в том, чтобы вывести из строя возможно большее количество
воюющих, а не в том, чтобы уничтожить их. Значит, вовсе не надо уничтожить
вс" и всех, чтобы одержать победу. Достаточно помешать в течение некоторого
времени противнику драться, остановить его наступление, уменьшив количество
его солдат. Таким образом, приобрело бы реальность фантастическое изречение
одного ворчуна-генерала: "На войну идут умирать всегда одни и те же>.

- А вот еще более удивительный случай! - воскликнул хирург, исследуя
одного шотландского солдата.

- Да разве он ранен, доктор? - удивился Жан.

Солдат спокойно потягивал свою трубку и, казалось, чувствовал себя совсем
неплохо. На его шее зияла рана, нанесенная "гуманной" пулей.

Пуля вошла чуть повыше левой ключицы в то время, когда гордонец в
ожидании атаки, лежал, прижавшись к земле.

Доктор принялся искать "выходное" отверстие и нашел его немного повыше
правого бедра, в двух сантиметрах от подвздошной кости.

- Смотрите-ка! - восхищенно воскликнул он. - Пуля пробила себе дорогу
через легкие, брюшину, кишки, через таз и, наконец, через подвздошную кость.
Таким образом, этот бравый горец прошит ею сверху донизу, сзади и спереди.
Тут уж нам и вовсе нечего делать...

- Значит, он обречен? - печально спросил Сорвиголова.

- Напротив! Встанет на ноги без малейшего хирургического вмешательства,
которое только повредило бы ему Постельный режим. Диета: супы, сырые яйца,
сода-виски и, разумеется, трубка, раз уж он такой курильщик. Продолжайте в
том же духе, мой мальчик, и поправляйтесь Следующий!

У этого поражена была печень.

- Тут нам тоже нечего делать. Иначе говоря, вмешательство излишне.